В нем оправдание старости моей...

Тошинори оказался заполошным папашей. Он всегда вставал к ребенку по ночам. Просыпаясь по какому-то внутреннему будильнику едва Хиро начинал хныкать. Он не слышал этого из соседней комнаты, скорее чувствовал. Хиро был ещё слишком мал, чтобы спать с родителями. Поэтому по пол-ночи, Тошинори проводил с ним. И засыпал, сидя на полу и прислонившись спиной к детской кроватке. Хиро же спал у отца на коленях. Так их утром и заставала Агури. Осторожно подсовывала мужу подушку, укрывала пледом, целовала сонного в висок и на цыпочках выходила. О том, что любимый может простудиться, она не беспокоилась-пол в детской с подогревом.


Тошинори сам купал малыша. Каждый вечер, заботливо проверяя температуру воды на сгибе локтя-Агури научила. Хиро не любил купаться. Он отчаянно брыкался и орал, поднимая тучи брызг. И со стороны казалось, что Тошинори принимал ванную вместе с ним. Прямо в одежде. Но со временем он научился быстро и ловко намыливать малыша, не роняя его в ванночку. И также быстро ополаскивать, одним движением, заворачивая в полотенце, так что снаружи оставались только возмущенные сиреневые глазищи.


Он сам укладывал его и пел сыну колыбельную. Носил его на руках, пока Хиро не засыпал на папином плече. Осторожно-осторожно клал малыша в кроватку, поправлял одеяльце и тихонечко выходил.


Причуда у малыша проснулась рано. Однажды Тошинори на минутку оставил его одного, а когда вернулся, малыш сидел в манеже, хлопая в ладошки и смеясь. Вокруг него в воздухе кружились игрушки. Малыш увидел папу, потянулся к нему, отвлекся и игрушки упали. Разлетевшись по комнате в разные стороны. Одной из них счастливому отцу прилетело в лоб. Тошинори мысленно возблагодарил небо, что малыш пока не может поднимать более тяжёлые предметы. Игрушка на его счастье была маленькой и мягкой.


Однако после этого завтрак с Хиро превратился в испытание для его нервов и терпения:


Малыш вовсю левитировал кашу. И в результате в каше была вся кухня, каша была на его отце, сидящем напротив и на нем самом. Вздыхая, Тошинори тащил его в ванную отмывать, привычно не обращая внимания на возмущенные вопли. После купания Хиро притихал и позволял, усадив его на колени, накормить остатками каши.


Тошинори катал сына на плечах, подбрасывая его в воздух и кружа на вытянутых руках. Агури ахала, Хиро заливисто смеялся, взвизгивал и просил ещё. Агури ревновала. Но Тошинори улыбался ей и растроганным шепотом сообщал:


— Он - самый красивый мальчик на свете. У него твои глаза. И твоя улыбка. И ямочки на щеках.


И Агури не могла на него сердиться. Только ворчала:


— Ты его избалуешь.


Но Тошинори благополучно пропускал ее слова мимо ушей, влюбленно воркуя над колыбелькой сына.


А тот гулил, пуская пузыри и счастливо жмурился.


И Тошинори понимал, что у него есть будущее. Оно сейчас смотрит на него большими сиреневыми глазами, засовывая кулачок в рот. И жизнь продолжалась...