Талисман на удачу.

Противник оказался слишком силен…

Гран Торино опускается на одно колено и заваливается на бок, неловко подогнув руку. Сознание уплывает и режущая боль справа под ребрами становится тише, глуше. Тело немеет. Холодно… Ресницы тяжелеют. Он моргает все медленнее и, наконец, закрывает глаза. Словно сквозь ватное одеяло слабо-слабо пробиваются чьи-то голоса. Гран Торино уже почти ничего не чувствует. Тишина и покой… Но вдруг тишину разбивают легкие быстрые шаги, звонкие шлепки подошв по лужам. Кто-то останавливается рядом с ним, наклоняется, щеку мимолетно обжигает частое, сбивчивое дыхание. Неизвестный касается его руки мокрыми ледяными пальцами, впихивая в ладонь какой-то предмет. Он рефлекторно сжимает кулак, перед тем как погрузиться в темноту.

      Он приходит в себя под писк больничных приборов. Не шевельнутся, не вдохнуть — перебинтованные ребра отзываются глухой болью. Правая рука вовсе не ощущается. Гран Торино скашивает на нее глаза и еле слышно выдыхает — рука на месте, лежит поверх одеяла и белеет свежими бинтами. Он переводит взгляд на крепко сжатый кулак левой. С трудом разжимает онемевшую ладонь и непонимающе смотрит на крошечного журавлика, раскинувшего бронзовые крылья от его большого пальца до мизинца.

«Что это? Как это у него оказалось?»

      От журавлика вниз по руке тянется оборванный кожаный шнурок. Шнурок крепко обмотан вокруг его запястья. Взгляд зацепляется за этот шнурок. В памяти вспыхивает картинка:

Этот шнурок — еще целый, но уже потрепанный и вытертый мелькает в вороте распахнутой олимпийки его ученика. Чуть ниже, между ключиц, искоркой сверкает, отражая солнце, крошечный бронзовый журавлик. Тошинори замечает его взгляд и рывком застегивает молнию до подбородка.

      Гран Торино вспоминает дальше:

Нана улыбается, приподнимаясь на цыпочки, и надевает на шею ученику цепочку с этим журавликом. «На удачу» — говорит она и целует мальчика в щеку. Он еще никогда не видел ученика таким смущенным и таким счастливым. Уже никогда…

      Он безотчетно теребит шнурок и прикрывает глаза:

Тошинори встает перед ним растерянный, с плещущимся в глазах отчаяньем.

— Цепочка оборвалась… — губы мальчишки пляшут, вот-вот расплачется.

      Они ищут вдвоем до позднего вечера. В найденный кулончик мальчишка вцепляется так, будто от этого зависит его жизнь, сжимает подрагивающими пальцами до побелевших костяшек. Он бросает на учителя виноватый благодарный взгляд и сипло выдавливает:

— Спасибо.

      Гран Торино позволяет себе чуть-чуть, краешком рта, улыбнуться в ответ. Он должен, как учитель, отругать мальчика за беспечность, а вместо этого молча отпускает его. Гран Торино, впервые пожалуй, понимает ученика.

      От прошлого мысли плавно перетекают к настоящему и обжигают неожиданной тревогой. Раз этот кулончик лежит у него на ладони, значит Тошинори был там. На месте боя. Это его шаги он слышал, теряя сознание, его пальцы ощущал на своей руке.

«Что он там делал, глупый мальчишка?! Как он туда попал? Он ведь… не пострадал?»

      Гран Торино когда-то пообещал Нане заботится о нем. Но он привык быть одиночкой. Гран Торино не умеет заботиться, он умеет сражаться, спасать и защищать. Это его забота — шагнуть вперед и закрыть собой. А по другому и не может… Да, порой, он жёсток с учеником. Ради него же самого. Мальчик должен усвоить одну простую истину: На войне убивают. Однажды ему тоже придется убивать. И Гран Торино ненавидит себя за то, что учит убивать ясноглазого улыбчивого Тошинори… Но… В это смутное нелегкое время детям приходится рано взрослеть.

      Все они — солдаты безымянной неофициальной войны. А солдаты не имеют права на привязанности. Привязанность — это слабость, которой может воспользоваться противник, поэтому Гран Торино старается ни к кому не привязываться. Особенно после смерти Наны. Да кого он обманывает?! Он уже непозволительно привязался к этому мальчишке-своему ученику...

      После ее смерти Тошинори неуловимо изменился. Стал взрослее что ли, серьезнее, злее. Тошинори больше не улыбается. Так, наверное, и должно быть. Однако Гран Торино никак не может избавиться от ощущения неправильности происходящего, и сделать с этим ничего не может. Не может найти для ученика нужных слов, ободряющего взгляда, улыбки. Не может жестом коснуться плеча, потрепать по спутанным вихрам. Он даже пообещать, что все будет хорошо, не может. Тошинори упрямо делает вид, что он в порядке, и при попытке поговорить с ним ощетинивается, как тысяча ежей. Мальчик шипит на него сквозь сжатые зубы, не желая принимать ни помощь ни сочувствие. Он не подпускает учителя к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

«Прости, Нана, я не знаю, что делать.»

      Бронзовый журавлик нагревается в руке, и Сорахико вдруг понимает, с отчетливой ясностью видит то, что до этого не видел, не хотел видеть. Тошинори боится, отчаянно боится потерять его. Как потерял Нану. Его ученик прячет глубоко внутри свою боль, страх, отчаянье не из гордости. Мальчик не хочет добавлять боли ему, не хочет лишний раз бередить рану. Глупый, упрямый… Подумать только, сопляк заботится о нем! Жалеет... Но разозлиться на него почему-то не получается. Он вдруг видит в нем - этом невозможном мальчишке - себя самого.

      Дверь палаты, шурша, отъезжает в сторону. В проеме маячит взлохмаченная светлая макушка. Тошинори нерешительно мнется на пороге, замечает, что учитель очнулся и мгновенно вспыхивает радостью, словно внутри него включили лампочку. В два шага оказывается у койки, смотрит на Гран Торино сияющими глазами. Натыкается взглядом на запястье учителя, обвязанное шнурком, и глаза его неуловимо теплеют. Он становится так похож на себя прежнего… И ему совсем не хочется выговаривать за то, что — и как сумел только — пробрался на место боя со злодеем к раненому учителю.

Гран Торино не спрашивает почему мальчик, не расстававшийся со своим талисманом, вдруг отдал е журавлика ему. Он знает ответ. И Тошинори подтверждает, наклоняясь и прижимаясь лбом к его лбу. Закрывает глаза, щекотно мазнув его ресницами по переносице. Замирает так на долгое-долгое мгновение. Он не говорит ни слова, но Гран Торино читает в изломе бровей, в тенях под глазами, искусанных губах: «Я так боялся за Вас, учитель… "

      И тогда он, наконец, позволяет себе улыбнуться в ответ. Осторожно сматывает шнурок с запястья, ощупью находит руку ученика, вкладывает в нее подарок. Мягко надавливает, закрывая ладонь, накрывает его пальцы здоровой рукой. Гран Торино смотрит ему прямо в глаза: «Спасибо, что поделился своей Удачей.» Тошинори вздрагивает и моргает. Он слышит эти слова так отчетливо, будто учитель произнес их вслух. Но тот молчал.

      Тошинори протягивает руки, снова наклоняется и зачем-то смыкает ладони у него под затылком, щекоча шею неосторожными движениями. А когда отстраняется, на груди Гран Торино поверх бинтов поблескивает в свете ламп маленький бронзовый журавлик. Ученик качает головой и улыбается солнечно-солнечно:

— Со мной все будет в порядке, учитель. Правда.

И Гран Торино очень хочется ему верить.

      Двадцать лет спустя они встречаются снова. Тошинори приходит к нему и рассказывает, что нашел Все за одного. Он говорит, что хочет отомстить. И видит в глазах учителя понимание:

— Это твой бой, Тоши. — Гран Торино даже не пытается его отговорить или присоединится к нему. — Иди и побеждай.

      Он отступает на шаг, окидывает ученика взглядом с ног до головы и негромко просит:

— Наклонись.

      Тот не наклоняется, нет, — встает на одно колено и склоняет перед ним голову. Сорахико делает шаг вперед и опускает руки ему на плечи. Тошинори чуть заметно вздрагивает, когда шеи касается кожаный шнурок и снова между ключицами расправляет бронзовые крылышки маленький журавлик. Тошинори резко подается вперед, обнимает крепко и как-то отчаянно.

— Ganbatte ne*, Тоши. — желает учитель, улыбается, словно не на бой провожает его — бой не на жизнь, насмерть. Он улыбается, словно смерти нет. И никаких прощаний.

      Все за Одного что-то говорит. Тошинори не слышит. Он нащупывает талисман на удачу, на секунду накрывает ладонью бронзовые крылья. Сила поднимается горячим яростным потоком из глубин памяти. Вместе с воспоминаниями о улыбке Наны, обращенной к нему, о том, как ему тепло было рядом с ней, и как, стоя на коленях, баюкал ее мертвое тело, слепо глядя сухими глазами мимо, пытающегося его оттащить, учителя. О кошмарах, в которых снова и снова оплакивает ее. О том, как не было ни слов, ни слез — выплакать эту боль…

      Но сейчас именно воспоминание о улыбке Наны наполняет его силой. Тошинори выпрямляется в полный рост и сжимает кулак. Сила взвихряется, вырываясь наружу. В этот удар он вкладывает всю свою Любовь к названной матери. Ярость. Вину. Отчаяние. Горечь самой первой и самой страшной потери. Ненависть к этому ублюдку, убившему его мать. Тошинори бьет со всей своей силой, и Все за одного отлетает тряпичной куклой. Он шагает вперед — добить, но на сжатый для удара кулак мягко ложится чужая ладонь.

— Не надо, Тоши. — учитель стоит перед ним маленький, сухонький и непреклонный. — Он мертв.

      Тошинори медленно опускается на колени. Учитель осторожно обнимает его, позволяет спрятать лицо у себя на плече. Гладит по вздрагивающей спине, как маленького:

— Все уже закончилось, Тоши. Все закончилось.

      Тошинори плачет. Навзрыд. Впервые за долгие годы. Оплакивая Нану, оплакивая все свои потери, выплакивая боль. И Гран Торино подставляет ему плечо, держит якорем. Будет держать, столько сколько понадобится.