Простуда.

Агури обеспокоенно хмурится, касаясь ладонью горящего лба Тошико. Та почему-то не возмущается, не возражает и даже не пытается утверждать, что она в порядке. И это беспокоит Агури сильнее всего, больше чем горящие лихорадочным румянцем щеки и сухой кашель. Тошико позволяет укутать себя в плед и уложить в кровать, хотя еще не вечер. Она послушно пьет жаропонижающее с апельсиновым вкусом. А потом вдруг морщится и закашливается:


— Что за гадость... приторная!


Это уже больше похоже на прежнюю Тошико.


В ответ на укоризненный взгляд любимого она слабо улыбается потрескавшимися сухими губами:


— Ни о чем не жалею. Ни о чем.


Агури вздыхает. Ну, конечно, он и не сомневался... Он наклоняется и поправляет плед, так что снаружи остаются одни глаза, затуманенные температурой. Против воли усмехается, вспоминая, как они танцевали под дождем и Тошико что-то кричала и смеялась, запрокинув голову в хмурое низкое небо. Он пытался укрыть ее своим пиджаком и увести в дом, но не успел опомниться, как вместе с ней отплясывал по лужам. Сейчас, глядя, на чихающий сверток, сердито сверкающий на него небесными глазищами, он чувствует себя виноватым. Но тогда он впервые позволил себе забыть обо всем и поддаться мимолетному порыву, он наслаждался моментом, чувствуя себя юным, влюбленным и иррационально счастливым. Он был счастлив


Тошико знобит и он ложится рядом с ней, крепко обнимая поверх пледа. Беззвучно выдыхает куда-то в светлую макушку любимой:


— Спасибо.


Тошико слышит и улыбается. Она думает, что давно не видела Агури таким счастливым, как тогда, когда они танцевали под дождем. Он даже как будто помолодел. Тошико думает, что оно того стоило и закрывает глаза.