Юки значит Счастье. У его Счастья задорная мальчишеская улыбка и очаровательная ямочка на левой щеке. Его Счастье зацеловано солнцем, и он даже немного ревнует. Щеки, лоб и нос Счастья так густо и часто усеяны веснушками, что кажется будто они припорошены золотой пылью. Счастье рассеянно заправляет упрямый завиток, за круглое маленькое ушко и улыбается ему. Каштановые с солнечной рыжиной, кудряшки Счастья удивительно мягкие на ощупь, словно пух. Он не понимает, почему она так коротко стрижется. Счастье отшучивается, что ей лень причесываться. Кудряшки, торчат во стороны, лезут в глаза. Она нетерпеливо сдувает их.

У его Счастья вечно перепачканные краской тонкие пальцы и на губах целая палитра. Акварель. Счастье облизывает кисточку, раскрашивая язык во все цвета радуги. Она ходит с карандашом за ухом и очень много рисует. В потрёпанном, распухшем блокноте, на планшете, на каких-то обрывках бумаги. Везде. На потолке у них звёздное небо, а на стенах поле и лес. И с половины ее набросков на него смотрит его собственное лицо. Он привык к тому, что Счастье живёт в тысяче миров одновременно. А ещё, он точно знает, что дарить ей на праздники.

Его Счастье беспокойное. У него острые коленки и локти. И оно пинается во сне, закидывает на него руки и ноги. Тогда Тошинори переворачивается на бок и обнимает Счастье, притягивая к себе. Счастье сонно возится в кольце его рук и затихает, уткнувшись носом ему в грудь.

Его неугомонное Счастье просыпается с рассветом. Но никогда не будит его. Счастье не ходит – бегает легко и стремительно. А стоять спокойно на месте и вовсе не умеет – вертится, пританцовывает, что-то напевает себе под нос.

Его Счастье хрупкое. С тонкими запястьями, острыми плечами и лопатками - крылышками, иногда она кажется ему ненастоящей. Как полупрозрачный акварельный рисунок. И страшно коснуться - вдруг осыплется, растворится, исчезнет... Но он протягивает руку и касается. И убеждается, что его Счастье – живое, теплое, смешливое. – всё ещё с ним.

Счастье пахнет летом. Солнцем и медом. Сладко, пряно, завораживающе. Он зарывается носом в ее макушку и не может надышаться. Счастье лениво жмурит вишнёвые глаза, искорки солнечного света подрагивают на кончиках ресниц.

Его Счастье очень красивое. Все в ней, каждая чёрточка, дышит свежестью и юностью. Может ее, лицо и не соответствует канонам красоты, но сколько в нем жизни. Этот свет, наполняющий ее от макушки до пяток ярче любой косметики. Он отражается в глазах, золотыми нитями переплетает ее кудри, пламенеет на губах и скулах.

Его Счастье любит солнечные дни. Он не удивляется. Солнечный лучик, тянется к солнцу. Впитывает его свет кожей, всем существом. А потом долгими зимними вечерами она делится этим, накопленным теплом с ним.

Его Счастье любит сладости. Особенно мороженое. Клубничное. Она готова есть его на завтрак, обед и ужин. И никогда не простужается. Смеётся и говорит, что слишком горяча для этого.

Его юное, дурашливое Счастье предпочитает джинсы-рубашку-кеды любой другой одежде. Залихватски свистит и гоняет с соседскими мальчишками в футбол. Он только вздыхает и ласково-укоризненно называет ее: Мой мальчик. Она даже не пытается изобразить раскаяние. Вместо этого она знакомит его с мальчишками и он, не успевает опомниться, как становится у них судьей и тренером.

И только однажды он увидел ее в платье. Это было свадебное кимоно. Теплого, кремового цвета, с золотистой вышивкой, оно удивительно шло ей. Счастье обожает его расчесывать. Для нее это целый ритуал. Когда он возвращается домой после трудного дня, Счастье устраивается за его спиной, зарывается пальчиками в его волосы. Расплетает косу. Осторожно, нежно массирует кожу. Перебирает золотистые пряди. Потом проводит по ним гребешком, до тех пор, пока они послушно не лягут ему на плечи. Он как-то попытался их остричь. Счастье – в слезы. Как можно такую красоту?! Теперь они густой шелковистой волной спускаются ниже лопаток. Чтобы не мешали в бою, Счастье заплетает ему косу. Это тоже их маленькая традиция – причесывать друг друга. Правда его Счастье не очень-то любит причесываться. Однако позволяет ему разбирать свои кудряшки и почти мурчит, откидывая голову ему на плечо.

Его Счастье почти ничего не боится. И когда они устраивают по выходным киновечера, Счастье храбро выбирает фильм ужасов, а потом взвизгивая, прячется к нему подмышку. Он усмехается, обнимая ее:

— Я здесь и поэтому все в порядке.

И она знает это.

Его Счастье всё-таки боится. Боится за него. Он читает это в ее глазах, когда возвращается после трёхсуточной спасательной операции.

Его Счастье всегда ждет его. В кухне на столе стынет ужин. И неважно, что время уже за полночь.

И он всегда возвращается.