Томка выбирается на крышу после отбоя. Бесшумной тенью выскальзывает в окно и вверх по пожарной лестнице навстречу луне и звездам. Ночь нынче ясная и луна висит низко-низко над горизонтом, мерцает таинственно, льет свой голубоватый свет на сонный городок. Томка вдыхает полной грудью, свешивает с края крыши босые ноги и запрокидывает голову в темное ночное небо. Лунный свет контуром очерчивает хрупкую угловатую фигурку, пляшет на кончиках ресниц и как в зеркале отражается в глазах. Легкий ночной ветерок гладит девочку по щеке, ерошит выбившиеся пряди. Томка снимает мальчишескую кепку и волосы тяжелой густой волной падают на острые плечи, серебристо мерцают в свете луны. Томка встряхивает головой и волосы ее лунным светом струятся вниз по спине, почти до талии. Она ловит шелковистую прядь и пропускает сквозь пальцы, досадливо цокает языком. Отросшие волосы прятать все труднее... А русая прядь будто светится в загорелых пальцах. Откуда-то из глубины всплывает ласковое: лунная принцесса.
Ты-моя маленькая лунная принцесса. Томка смаргивает непрошенную влагу с ресниц и с силой прикусывает губу: Видела бы ты меня сейчас, мама... Трудно быть принцессой в мешковатых джинсах и футболке на вырост из пожертвований. Трудно быть принцессой, когда нет ни одного платья и вместо туфелек разбитые кеды. Трудно быть принцессой, когда мальчишки дразнятся и норовят дернуть за волосы, и потому приходится подбирать их и прятать. А дразнят все равно. Томка-белая ворона. Буквально. Белая кожа, белые волосы, светлые-светлые огромные глазища. В южном, приморском городке Томка чужая. Она всей кожей чувствует это. Томке ночами снится лес и зовет ее. Томка трогает ладошкой теплую шершавую кору, мох мягко пружинит под босой ступней. Ее свобода пахнет смолой и хвоей, пахнет солнцем и травами, земляникой на солнечном пригорке, прелой листвой-горьковато-пряно и немного мхом. Томка улыбается. Она знает, что ее место здесь. Томка просыпается в городке у моря, задыхаясь соленым морским ветром и собственными слезами. Единственная отдушина - такие ночи, как эта, когда с крыши все проблемы кажутся маленькими и незаметными, а звезды близко-близко и мир внизу
В такие минуты Томка чувствует себя свободно. Так бы раскинула крылья и полетела, жаль, что люди не птицы...
Но сегодня ее любимое место оказалось занято. Незнакомым мальчишкой, явно из местных. В лунном свете она успела хорошенько его рассмотреть, прежде чем шепотом рявкнуть:
Свали отсюда! Мальчишка насмешливо сощурил темные глаза: Неа. Сам вали. Томка опешила. И даже пропустила мимо ушей, то что к ней обратились в мужском роде. А мальчишка невозмутимо свесил ноги с края крыши и качнул новенькими конверсами. Томка плюхнулась рядом, зло прикусив губу и пихнула его плечом, прошипела:
— Это. Мое. Место.
Мальчишка покосился на нее и примиряюще улыбнулся:
— Эй, ты чего? Неужели здесь так мало места, что не хватит на двоих?
Он улыбнулся, и Томка мгновенно растеряла свою злость. Такая у него была улыбка... Томка торопливо отвернулась, пряча покрасневшие щеки: А незнакомый мальчишка, занявший ее места... красив. Кто-то тронул ее за рукав. Томка дернулась и оказалась прижата к чужому боку. Теплому и жесткому, даже горячему. От незнакомого мальчишки пахло лесом, и Томка даже зажмурилась, когда в ноздри ударил запах хвои, смолы и мха. Как свежий глоток воздуха. Незнакомый мальчишка хмыкает ей куда-то в макушку:
— Ну если я так тебе не нравлюсь, сказал...а бы, чего сразу с крыши прыгать.
Томка выворачивается и отодвигается подальше на всякий случай, косится исподлобья:
— Н-нет. Ты мне нравишься. То есть... Блин. Я не собиралась прыгать с крыши! Ты меня напугал. Я.… извини. И это. Спасибо.
Незнакомый мальчишка понимающе кивает:
— Не за что, принцесса Луна.
Томка дергается во второй раз:
— Ч-что? Как ты меня назвал? Нет, я не. Просто Томка.
— Томек. — усмехается мальчишка и искорки лунного света дробятся в глубине его глаз.