сдавленный крик пронзает тишину ночлежки. худенькое тельце слегка потряхивает в углу от страха и холода. врядли кого-то это потревожило. хотя, вот какой-то матрас зашевелился, кто-то беззвучно укрылся тонкой простынкой с головой
опять кошмары. каждую ночь снится практически одно и то же. от них ора уставала даже больше, чем от рутины днем. спокойные ночи без снов и панических атак были редким, и вместе с тем драгоценным подарком.
пустое сердце норовило вырваться из груди, чтобы не страдать, не мучить себя. от этого ора тоже устала. трясущимся руками она прижала ушки к голове и зажмурилась до звона. вжимаясь в стену, как будто бы в последнее свое спасение, девочка одними губами тараторила слова заговора
ветры могучие, ветры всесильные, где бы вы ни были, ко мне поспешите
от порыва ветра об ставень стукнуа ветка. хлипкое окно раскрылось, обнажая жёлтую безучастную ухмылку в темноте.
заберите сны кошмарные, развейте их туманами, в пропасть морскую окуните, чтоб духу их не осталось, чтоб во тьме рождённые во тьме сгинули
ора отняла руки от ушей и осмотрелась. в комнате стояла тишина, гнетущая и чёрная. никто не обратил внимания на истерику девочки. уже не маленькая, так чего с ней возиться?
отчаянно хотелось поговорить с роланом. у оры никогда не было от него секретов. все тайны, страхи, все, что было на душе, она несла в маленькую хижину шамана. он всегда внимательно слушал байки девчушки, отвечал на все вопросы, рассказывал о мире вокруг, учил видеть, любить и верить. возможно, он слишком сильно привязался к ней, возможно позволял слишком многое. но ролан дорожил своей любимой и единственной ученицей, не мог не заботиться о ней, не мог не показывать свою любовь. эта любовь спасла ей жизнь в конце концов. интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что сделала ора? как бы ответил на предательство всех его учений?
ора растерла слезы по щекам и тихо встала. проявлять слабость в таком месте было непростительной глупостью, она знала это.
дверь скрипнула.
"я знаю, что глупо"
сливающаяся с мраком тень медленно продвигалась к дальней комнате.
"я знаю, что глупо"
пальцы в нерешительности замерли над дверной ручкой.
"я знаю"
— ну, и чего это ты там топчешься?
голос, как шелест старых медяков, раздался из глубины комнаты. ора кивнула сама себе и быстро, чтобы не передумать, раскрыла дверь. старый тифлинг развалился в скромном кресле, держа в руках какую-то шкатулку. увидев в дверях девушку, он быстро убрал её и по-доброму улыбнулся.
— ну, чего зенками моргаешь? заходи, говори, что хотела.
хоть старик и улыбался морщинками глаз, улыбка его показалась оре нехорошей. она прошла глубже в комнату, но ближе подходить не стала. вокруг старика шёл лёгкой рябью свет, и эта сфера света была единственным источником тусклого, ненадежного освещения во всей комнате.
— я не знаю.. не знаю, зачем пришла. мне снился дурной сон и я подумала.. подумала... могу я здесь немного посидеть?
мягкая улыбка старика ещё больше не понравилась оре. он похлопал ладонью по креслу и подтянул ноги, освобождая место на коврике рядом с собой. прежде чем пройти сквозь сферу девочка незаметно задержала дыхание, как будто бы готовилась нырнуть в глубину. быстро очутившись на полу, приятное тепло погладило замерзшие плечи сатира. стало понятно, для чего был нужен этот свет.
— ты расскажи старику, что потревожило хоть, оно всяко легче будет на душе после разговора.
ора не стала ничего рассказывать тилю о том, что ей приснилось. стыд душил уже за то, что она пришла к нему среди ночи вот так, заплаканная и дрожащая. врядли тифлинг мог заменить того, кого ора хотела всем сердцем увидеть ещё хотя бы раз.
внезапно девочка почувствовала прикосновение к своим волосам. рука старика мягко, по-отечески даже гладила кудрявую макушку. ору бросило в дрожь от этих прикосновений, но она сдержалась. тиль заботился о своих подопечных, не оставлял никого без внимания. если так подумать, он и правда производил на многих впечатление доброго дедушки, помогающего своим внучатам. среди небольшой кучки подростков и молодых, совсем маленьких детей под покровительством тифлинга ора не видела. но она понимала — они бы клюнули на его добродушную улыбку и заботливый взгляд.
"кто бы говорил. дура", — совсем по-детски обиженно подумала про себя ора. как бы то ни было, под мягкой сухой ладонью старика она расслабилась, плечи опустились, отпущенные дрожью. может, ей только кажется. может, все не так уж и плохо. он же как то живёт с тилем, значит, и она сможет. ора ко всем могла найти подход, даже к этому чудаку смогла. она убеждала себя, хотя уверенности в своих словах не было, как и в завтрашнем дне. эти мысли как-то странно спутались, их было слишком много, и думать их стало тяжело. голова стала чугунной, девушка будто впервые ощутила тяжесть рогов и всего своего тела. эта тяжесть немного пугала, но она, словно раскаленным молотом, раздробила все чувства и мысли. наверное, это тиль наколдовал. или опять накурил своих смесей. но даже эта мысль не зацепилась за уплывающее сознание оры. ей стало слишком все равно.
почувствовать снова ткань реальности ора смогла не скоро. солнца ещё видно не было, но розовый край небосвода уже передавал его первый привет. тяжёлые спросонья веки не слушались, тело было деревянным. вся комната была словно в какой-то романтичной дымке сна. в ней все казалось дурманно-багряным и трепетным, и вместе с тем таким поистине настоящим.
почувствовав прикосновение к щеке, ора зажмурилась, как кошка, и попыталась повернуть голову. ласковая рука со знакомыми мазолями бережно прикрыла веки, пальцы пробежались по носу и веснушкам. от ладоней едва ощутимо пахло холодным вереском и натопленной печью. ткань шевельнулась где-то рядом, исчезая из ограниченного поля зрения. ора попыталась было запротестовать, попросить остаться, но смогла только не осторожно перекатиться на спину, протягивая руку в пустоту. где то над ухом раздался мягкий смех и застрял в кудрях приятным звоном.
— тише, ора, поспи, время еще есть, милая, не тревожься.
почему-то эти слова подействовали успокаивающее на сатира. она расслабилась, свернулась комочком под одеялом и затихла. прохладный утренний ветерок мазнул по тёплой веснушчатой щеке. первые солнечные лучи, как поцелуй родителей, замерли на мгновение на светлом, расслабленном лице. ора наконец уснула спокойно и без сновидений.