Хитрая мордочка

Трон сегодня казался до ужаса неудобным, а корона так и давила на лоб. Даже сесть получше не удавалось: стоило повернуться, как волосы цеплялись за резные украшения на спинке – те самые, которые обычно не задевали совсем. Ещё и солнце как-то исхитрилось отразиться от стекол и било теперь прямо в глаза... Будто тронный зал чуял недовольство своего короля и разделял его, а то и был недоволен больше. Ещё бы! Верные Карантира всегда были не лучшими гостями: похожие на своего принца, резкие и упрямые, они даже по его, короля, приказу замолкали не сразу. Хмурили брови, бросали взгляды: ты не государь нам, Фелагунд.

Будь его воля, Финрод бы общался с братом только письмами. Но принимать посланников приходилось – хотя бы потому, что новые монеты Карантир отправлять с одними только гонцами никогда не соглашался. Придётся и сейчас… Ещё и Майрон улетел с самого утра, и не спрятаться было за хищный оскал стоящего у трона Владыки оборотней. Не то чтобы Финрод стал прятаться, конечно, но... Хоть бы теперь обошлось коротким вежливым разговором! О приятном он и мечтать не смел.

У дверей нахмурился, угадав настроение государя, Нарион. Не стоило оставлять его здесь, вспыльчивого и юного... Но Финрод понял это поздно и только послал стоящему по другую сторону входа Фэарилю краткое: присмотри. Страж услышал, кивнул серьёзно и поспешно, и Финрод откинул голову, ударяясь мягко затылком о спинку трона. Что же так долго? Нарочно они медлят, что ли, изводя его ещё и ожиданием?

Шорох, раздавшийся в наполнившей зал тяжёлой, раздражающей тишине, был совсем тихим. Сперва показалось даже – не было его, послышался, а может, долетел какой звук из окна... Но шорох повторился, и Финрод выпрямился, прищурился, прислушиваясь. Звук и впрямь был настоящим, и раздавался где-то совсем рядом... Он привычно запрокинул голову, но это были не мыши: над головой, на удобных каменных выступах стены-скалы, было пусто. Его глаза и уши ещё не добрались до тронного зала...

Шорох раздался снова, и Финрод не выдержал. Трон отпустил охотно, больше не пытаясь дёргать за волосы, и он встал, завертел головой, оглядываясь. У дверей напряглись оба юных стража.

– Что случилось, государь? – подал голос Нарион, но Финрод поднял руку, призывая не беспокоиться. Может, правда мышь... Только где? Щурясь на потолок, он послал к стенам и вверх мягкую волну силы, призывая откликнуться, показать себя, и медленно двинулся в обход трона.

Тихий писк и впрямь раздался в ответ, только не сверху, а снизу. Финрод опустил голову – и замер на месте, увидев жавшийся к подножию трона бурый комочек.

– Энгва! – каменные стены подхватили, отразили гулко короткое серое имя, и волчонок дрогнул, сжался совсем и тоненько заскулил. – Ты что здесь делаешь?

"Прости-и! – тотчас отозвался малыш. Запрокинул смешно мордочку, жалобно скуля, прижался к трону. – В комнате было скучно... А мама с папой ушли, и я хотел только немножко погулять, совсем рядом! А потом потерялся, а потом увидел тебя... Мне нельзя было за тобой ходить? Нельзя, да? Ты будешь ругаться? Прости-и-и!"

Может, стены его города и были из камня, но сердце – нет, и оно сжалось тотчас же, услышав детский, почти плачущий голос. Финрод покачал головой: глупо было думать, что так привыкший к нему ребёнок не побежит следом, чуть только увидит… И как только пробрался в пустой тронный зал незамеченным? Энгва тем временем подполз ближе, ткнулся ему в голенище сапога, и Финрод опомнился.

– Глупый, – выдохнул он укоризненно и ласково, – а если бы на тебя наступили? – Крошечный щенок снова заскулил, и Финрод наклонился наконец, подхватил его на руки, поднимая с каменного пола. – Иди сюда... На полу ведь холодно, малыш, ну что же ты? Если замёрзнешь и заболеешь, ругаться буду не я, а мама.

"Не заболею! – бурый комочек завозился у него на руках, устроился удобнее, как успел привыкнуть за зиму. Ткнулся носом в вышивку на королевских одеждах, и захотелось рассмеяться: запах Майрона, конечно. Он и застёгивал с утра эти пуговицы... – Ты же тёплый, я согреюсь!"

Что на такое можно было возразить? Только прижать щенка к себе поближе, придержать осторожно, устраиваясь на троне. Энгва, усаженный на колени, повозился немного, потоптался и улёгся наконец тёплым клубочком. Финрод накрыл его ладонью и почесал за ушком. Хотел было попросить посидеть тихо, да не успел – двери распахнулись, являя взору короля донельзя хмурого Эдрахиля и четверых высоких нолдор с восьмиконечными звёздами на одежде.

Странно, но трон не казался больше неудобным. И даже острые и холодные, как мечи, взгляды не кололи так уж сильно – как и слова, лишённые вежливости, но лишённые и грубости. И уверенности... Даже забавно было видеть, как опускаются то и дело глаза верных Карантира с лица короля Фелагунда на его руки, ласково гладящие пригревшегося волчонка. И как поднимаются брови Эдрахиля – понимающе. Почти весело.

Когда за верными брата закрылись двери, Финрод выдохнул длинно и откинулся назад, на спинку трона. Всё закончилось. Теперь между ним и Карантиром долгие месяцы будут только письма... И хорошо. Много даже этих, редких и вынужденных встреч... Но эта прошла легко, легче прочих, а всё почему? Финрод опустил взгляд на свои колени, на уснувшего ребёнка, и улыбнулся. Потому что он был не один. Такая кроха, а уже защитил его...

Мордочка волчонка повернулась, и он поднял на Финрода совсем не сонные глаза.

"А я не спал! – поделился с ним Энгва. – Я же здорово притворился, да?"

"Очень здорово, – от этого детского ожидания похвалы было по-доброму смешно, и Финрод улыбнулся и погладил малыша. – Никто не догадался, даже я".

Энгва просиял – вся душа засветилась радостью – и тонкий хвост заходил из стороны в сторону. Как мало нужно ребёнку для радости! Финрод, не удержавшись, ткнул щенка в крошечный чёрный нос – и тут же нахмурился.

"Да у тебя нос тёплый... Сейчас пойдём и покажем тебя лекарям".

"Ладно... – Энгва сник было, но тут же оживился, запрокинул голову: – Финрод, Финрод! А почему эти остроухие сказали, что ты им не государь?"

Надо же, запомнил? Финрод удивлённо поднял брови, но ответил:

"Потому что это верные моего брата, Карантира, сына Феанора".

"У-у-у, – волчонок покачал мордочкой. – Он плохой, как Живодёр?"

"Нет, – титул, которым наградили Келегорма оборотни, всё ещё отзывался внутри болью за каждую виденную им самим шкуру. – Он не охотник и не плохой. Мы просто... не дружим".

"Если он с тобой не дружит, он дурак," – тут же сообщил Энгва, и Финрод едва сдержал смех. Как легко и хорошо было детям – такой простой мир, и всё в нём просто...

"Карантир не дурак, – волчонок пискнул, когда Финрод поднял его с колен и встал сам. Все-таки надо отнести лекарям, вдруг простудился... – Он сердится, что у меня и братьев такие большие земли, хотя его отец старше, вот и всё. Думает, это потому, что мы... – нет, грубое, гномам на зависть, слово, которое всегда использовал брат, ребёнку говорить было нельзя. – Попросили Тингола".

Энгва извернулся в его руках, и вот под пальцами оказалась уже не шёрстка, а мягкая курточка. Мальчик по-волчьи запрокинул голову, поднял на него свои блестящие глаза.

"Папу Лютиэн? Короля Дориата?"

"Да. И откуда ты всё знаешь?"

Энгва смущённо пожал плечами, погладил пальчиками вышивку, которую уже ткнул носом, и прижался ближе, как привык, цепляясь за одежду, обнимая за шею. Финрод перехватил ребёнка поудобнее, повернул голову и коснулся губами лба. Тёплый, не горячий... но лекарям показать малыша надо. Мало ли...

"А как на самом деле было?"

– М?

"Ну, с Тинголом... Ты его попросил? Или он тебя? Или он тогда не знал ещё, какой ты хороший?"

Хороший. Как просто... Финрод рассмеялся тихонько, благодарный и растроганный, и погладил мягкие прядки, так похожие своим цветом на волчью шерстку. Кивнул Фэарилю и Нариону, молчаливо наблюдавшим, и прошёл мимо них в коридор. Галерею, по которой им предстояло идти, заливало солнце, а Энгва привалился доверчиво к его плечу, и он подумал: почему бы и не рассказать? Малыш всё равно забудет через день-другой, а пока... Пусть хотя бы четверть часа думает не о лекарях.

И Финрод заговорил, и свернул направо, а не налево – случайно выбрал длинный путь, с кем не бывает... Пригревшийся в его руках ребёнок слушал, тихо сопел ему в плечо и трогал украдкой золотые волосы.