Они не понимают

– Ну что же это такое, снова провал! – сокрушается Диона, запирающая дверь после окончания смены в Кошкином хвосте.

Очередной день, проведённый в безуспешных попытках смешать хотя бы один мерзкий-премерзкий коктейль. Такой, чтобы после его дегустации у несчастного пьяньчуги на год бы отпало желание брать в рот что-то кроме воды. Ну ладно, пусть ещё соки пьёт. Но на этом точно всё!

Диона, раздражённо ведя ушами потягивает спину, поднимая руки над головой. Целый день за стойкой – работа тяжёлая. Поясница безжалостно ноет, руки ломит от безостановочных встряхиваний ингредиентов.

От импровизированной разминки её отвлекают два громких голоса, яростно спорящих о чём-то у фонтана.

О, какая парочка! Слышится неконтролируемое тихое рычание – Дионе эти двое категорически не нравятся.

Один – профессиональный алкоголик, способный выпить невесть сколько бокалов вина за один присест. Ещё и улыбается вечно. Чему вы, капитан Альберих, улыбаетесь, спрашивается? Травите нещадно собственный организм (и как его вообще капитаном сделали с такими питейными привычками?), так ещё и вносите свой звенящий вклад в развитие винной индустрии Мондштадта! И всё это регулярно, несколько вечеров в неделю! Вопиющее безобразие.

Второй – для Дионы так вообще монстр из ночных кошмаров. Из его винограда делают пресловутое вино. В его таверне отрава течёт рекой, заливаясь в глотки безумных пьяниц бурлящим кислотным потоком. На скромный взгляд барменши, Дилюк Рагнвиндр – это корень всех проблем в её жизни. И как повлиять на эту ситуацию – у девушки нет ни малейшей задумки. Цель ясна – уничтожить, разгромить в щепки всю структуру производства алкоголя. Как именно? Дайте ей ещё пару лет, она придумает. Но пока идей не хватает, как и сторонников.

И вот эти двое стоят у фонтана, портят ночную тишину своей болтовнёй. У Дионы и так уши чувствительные – столько часов в шуме и гомоне порождают физическую необходимость просто посидеть в тишине. А тут эти!

Что вообще их может связывать, заставляя пересекаться после наступления темноты и закрытия таверны? Один – поставщик. Другой – потребитель. Какие ещё отношения могут быть между ними? Диона не понимает.

Девочка грозно разворачивается и деланно громко стуча каблучками направляется прочь из города с таким выражением лица, будто бы напиток в её бокале резко набрал градусов сорок.

– Кэй, я тебя очень прошу, пойдём уже домой, – в миллионный раз повторяет Дилюк, стараясь цепануть смуглую ладонь и увести наконец перебравшего в этот вечер Альбериха подальше от манящего искристыми всплесками брызг фонтана.

– Дилююююк, ну ты просто ощути, какая сегодня ночь! – Кэйа делает разворот вокруг своей оси, опасно накреняясь над каменным бортиком. Зато не давая поймать свою же руку.

– И какая же? – со вздохом интересуется Дилюк, бросая попытки силой увести этого неугомонного с городской площади.

– Не-не-не, погоди, так не пойдёт, – внезапно серьёзно морщит нос Кэйа. – Если я тебе просто так всё расскажу, ты же это не почувствуешь! Закрой глаза!

Рагнвиндр послушно прикрывает глаза, не сдерживая, однако, скептического поднятия бровей.

– Вот, молодец. А теперь сделай глубокий-глубокий вдох, – Кэйа личным примером демонстрирует, что ожидает от своего партнёра, шумно загоняя воздух в лёгкие. Зачем тогда просил закрыть глаза – загадка. – Чувствуешь?

– Что я должен чувствовать? – Дилюк всего на миллиметр приоткрывает глаз, просто чтобы зацепиться взглядом за довольное лицо напротив собственного.

– Эй, не жульничай! – Кэйа шлёпает его по ладони, призывая к порядку. – Почувствуй, какой сегодня потрясающе вкусный ночной воздух! Прохладный, свежий, и такое ощущение, что с каким-то привкусом?...

– Милый, как у воздуха может быть вкус? – обречённо стонет Дилюк, искренне не понимая, как можно настолько сильно любить человека, чтобы стоять и пытаться уловить непонятные вкусовые оттенки воздуха.

– Хм, – задумчиво тянет Кэйа. Слишком задумчиво. Дилюк решает перестраховаться и открывает глаза. Вовремя.

Кэйа максимально склоняется над фонтаном, зачарованно разглядывая водную гладь. Тянет руку вперёд, смещая собственный центр тяжести. Эффект не заставил себя долго ждать.

– Кэйа!... – запоздало вскрикивает Дилюк, взмахивая руками в очевидно заранее проигрышном порыве остановить падение капитана кавалерии.

– Я понял! – радостно кричит Альберих, отплевываясь от попавшей куда только можно воды. – Люк, я понял!

– И что же ты понял? – по слогам цедит Дилюк, сжимая пальцами переносицу и мысленно считая до десяти.

– Привкус! Люк, воздух сегодня со вкусом звёзд! – счастливая улыбка на его лице Дилюка будто гипнотизирует. Этим и останавливает поток ругательств. Сидит себе в фонтане, имитируя самую счастливую на свете лягушку. Мигает глазом, смаргивая капли с ресниц.

– Руку давай, дурной, – сжимая зубы почти шипит Дилюк, протягивая собственную ладонь.

Секундной коварной усмешки на коварном лице коварного капитана Рагнвиндр не замечает – увы и ах.

В следующее мгновение он уже осознаёт себя сидящим на этом буйном капитане в мокрых штанах. В сапогах противно ощущается начинающая проникать влага. Глаз неконтролируемо дёргается. Кэйа под ним восхитительно и влюблённо отвратительно и ехидно хихикает, пристраивая руки на чужой талии, мягко сжимая бока. Бодает макушкой в плечо, на манер кота извиняясь без слов.

Дилюк не сводит глаз с влажных ключиц. Он считал себя адекватным молодым человеком со здоровой психикой. Может, так и есть.

Агрессивно сжимает бледными пальцами загривок, поднимая на себя лицо Кэйи, вмиг утратившее даже проблески виноватого выражения. Прижимается губами к губам, всем телом плотнее впечатываясь в довольно потирающего его спину Кэйю.

Может, на самом деле всё иначе. Никто не даёт гарантий, что пылкая влюблённость идёт рука об руку с адекватностью.

Зато на их стороне играет ночь, заботливо скрывающая их от возможных лишних глаз своим уютным пологом. Фонари, по счастливой случайности, погасли так вообще минут двадцать назад. Будто бы лёгким ночным ветерком их задуло.

– А, так вот о каком ты звёздном привкусе, – шепчет Дилюк, мягко потираясь носом о чужую щёку.

– Архонты, Люк, в таком контексте это вообще не звучит!...

***

Солнце неумолимо напекает белобрысую макушку, нещадно жаря всё живое со своего голубого чистого неба. Пот струится по виску, солёными каплями прижигая свежую царапину. Рюкзак с провизией Беннет потерял, унося ноги от внезапного включившегося руинного охотника. А до ближайшего озера с, он надеется, ледяной водой, топать ему ещё долго.

А ведь парень всего лишь хотел набрать букетик диковинных цветов для неожиданно вернувшейся в Мондштадт путешественницы. Беннет добро помнит – никогда не забудет как девушка, несмотря на дурную репутацию его поразительного невезения, согласилась отправиться с ним в приключение.

Ботинок, противно натирающий пятку, не даёт ускориться. Не особо удачный поход получился, спорить смысла нет. Но зато он может передать информацию, чтобы на деактивацию безумно летающей машины направили отряд. Опасность будет устранена, никто больше не пострадает. Его собственные царапины и ушибы – ничтожно малая цена.

Внезапно затылок пронизывает резкой болью, заставляя руку взметнуться к пострадавшему месту.

– А это вообще откуда прилетело? – подавленно спрашивает у самой Селестии парнишка, потирая ушиб и грустно рассматривая срикошетивший от его головы камушек. Пытается проследить взглядом возможную траекторию и – оу. Какая неожиданная парочка.

У полуразрушенной стены стоят два самых видных воина всего Мондштадта. Люди, с которых Беннету нестерпимо хотелось брать пример, надеясь хотя бы однажды приблизиться к их успехам. Только вот, что они вообще делают? Ещё и вдвоём? ... Беннет не понимает.

Капитан Альберих, по скромному мнению Беннета, является одним из лучших представителей Ордо. Умелый, весёлый, умеющий расположить к себе кого угодно. Казалось, нет в этом мире такого поручения, с которым он бы не справился в два счёта. Кэйа даже как-то согласился научить Беннета нескольким приёмам владения мечом – нужно признаться, что раз пять ему это спасало жизнь точно.

Да и когда их маленькая дружная компания уже не детей, но ещё и не взрослых, собиралась взять себе задание со звёздочкой – именно доброжелательный капитан давал им всевозможные подсказки. О, нет, он не поучал их как именно нужно действовать. Скорее на родительский манер заботливо советовал, что ни в коем случае нельзя выкладывать из рюкзаков, какие тропами лучше не ходить в этом месяце. В общем, выполнял функцию любящего старшего брата для каждого ребёнка и подростка Мондштадта.

С его спутником дела обстояли… сложнее. Беннет особо с Дилюком никогда не общался – поводов не было. Вежливо поздороваться? Конечно. Поинтересоваться самочувствием, оказавшись в одной очереди на рынке? Без проблем. Но именно о его личности и характере выводов он делать не мог. Знал его таким же, как и весь город – серьёзным, часто хмурым, ответственным.

И вот эти двое, казалось бы, представляющие собой полные противоположности, стоят и беззаботно болтают на развалинах древнего храма. Беннет уверен – такую искреннюю улыбку на лице Рагнвиндра он видит впервые.

Любопытство жгло стопы, подталкивая в сторону болтающей парочки. Хотелось хотя бы просто поздороваться. Может, у них тут вообще секретное задание? Это было бы так здорово, пройти совместное поручение с такими людьми! ...

Беннет мысленно щёлкнул себя по носу. У него уже есть задание. Как и у них, наверняка. Первое правило успешной работы – не гонись за всем и сразу. Качественно выполни первый этап, и только потом переходи к следующему.

Стараясь не упасть, не разрушить до конца руины и, по возможности, не нарушить течение элементальной энергии в артериях земли, Беннет аккуратно разворачивается и уходит, оставляя за своей спиной о чём-то беседующих молодых людей.

– Знаешь, на самом деле мне очень льстит, что она и меня слушается, – Кэйа не сводит взгляда с хищно парящей высоко в небе соколицы, высматривающей себе мясистый и сбалансированный питательный обед.

– Не зазнавайся, это просто по связям, – усмехается Дилюк, в свою очередь безотрывно рассматривающий зачарованного птицей Кэйю.

– Да что ты? – надменно фыркает Альберих, демонстративно вытягивая руку и оглушительно свистя.

Соколица реагирует мгновенно – пикирует к выставленной на манер жёрдочки руку, крепко цепляясь когтями за ткань рукава.

– Умница, какая же ты умница, – воркует Кэйа, мягко почёсывая пальцем блестящие перья.

Дилюк себя не видит в этот момент – и слава Архонтам. Такой пронзительно влюблённый взгляд, пропитанный щемящей сердце нежностью, заставил бы его щёки алеть ярче тычинки пылающего цветка.

Кэйа боковым зрением всё подмечает – но никак не реагирует. Не хочет смущать и так совсем недавно осознавшего своё право на эмоции Дилюка. А то чего доброго опять закроется за десятью стенами, потом ещё лет пять через них пробираться.

Ответная, совершенно обезоруживающая своей любовью улыбка достаётся ластящейся к смуглым пальцам соколице. Она и рада.

Непонятно, что сильнее заставляет Дилюка чувствовать себя растёкшимся на жаре мороженным – палящее солнце, присутствие Кэйи или же просто возможность нормально погулять с питомицей, не гоняясь в процессе по делам.

Кэйа, в свою очередь, осознаёт всё предельно чётко, отпуская птицу со своей руки и быстро перехватывая ей бледное запястье, поднося его к губам. Невесомо целует, смотря прямо в алые глаза. И почему-то ему кажется, что звёздочка в собственном зрачке находит своё отражение в сиянии напротив.

А соколица, подхваченная озорным воздушным потоком, весело кувыркается и резвится, выделывая замысловатые кульбиты. 

***

– В городе что-то взорвётся – Кли плохо придётся! – детский голосок нарушает царящее на полянке спокойствие. – Если кого-то поранит – Джинн злая станет! – маленькая девочка вприпрыжку несётся к излюбленному озеру. – Если в Мондштадте бум случится, Кли за решёткой очутится!

Каждая рыбка, уже напуганная до смерти недавно появившимися молодыми людьми, пытается как можно сильнее зарыться в песок на дне.

Кли, накренившись, резко тормозит так и не добежав до водоёма, замирая за приземистым деревцем. Её искрящийся детскими любопытством взгляд прикован к парочке, громко хохочущей посреди воды с до колен закатанными штанинами.

Девочка задумчиво подносит палец ко рту, наклоняя голову к плечу. Братец Кэйа счастливо щурится, глядя на взрослого ворчуна. А тот, к невероятному удивлению Кли, оказывается тоже умеет улыбаться.

Кэйа неожиданно опускается к воде, молниеносным движением хватая что-то красноватое и блестящее. Кли изо всех сил щурится, пытаясь разглядеть, что же любимый капитан суёт под нос грозному дядьке. И это… лягушка?

Нет, такого точно быть не может.

Но Дилюк, поправляя начавший распускаться хвост, делает пару шагов к противоположному берегу и нагибается.

Возвращается к замершему Альбериху, протягивая поблёскивающую каплями на нежных лепестках лилию. Кэйа стоит к Кли спиной, ей не видно его реакции. Но судя по тому, что спустя пару секунд цветок оказывается заправленным за алеющее ушко, ни о каких потасовках здесь не может быть и речи.

Кли ничего не понимает. Эти взрослые такие странные!

Её издалека они не услышали – а значит сконцентрированы сейчас друг на друге. И этого понимания Кли хватает на принятие решения о немедленном отступлении из своего поста наблюдения. Весело хихикнув, девочка тихонечко удаляется в сторону города. Планы меняются – вместо развлечения с бомбочками она лучше сбегает к братику Альбедо. Интересно, как же он объяснит, чем это они тут занимались. Может, это какая-то игра, правила которой Кли пока просто не знает?

Рыба в пруду облегчённо пускает пузырики воздуха, всплывающих на поверхность и не привлекающих внимание двух молодых парней.

– Знаешь, теперь мне даже немного неловко… – чуть смущённо усмехается Кэйа.

– М?

– Я тебя с лягушкой сравнил, а ты меня вон, с красивым цветочком…

– Да ладно тебе, – добродушно выдыхает Дилюк, нежно проводя костяшками пальцев по чужой щеке.

– Серьёзно! Я не думал, что в тебе прятался настолько поэтичный романтик! – Кэйа перехватывает чужую ладонь, драматично проводя бледным пальцем под собственным глазом, якобы смахивая скупую слезу (вот вообще не воображаемую!).

– В любом случае, лягушек мы с тобой не ловили сколько… Лет десять? – задумчиво закусывает губу Дилюк, силясь припомнить все лягушачьи моменты их совместной биографии.

– Пффф, плохого же ты о нас мнения! Я точно помню, что на твоё семнадцатилетние мы поймали как минимум двух.

– Ааа, твоя невероятно грандиозная тренировка скорости реакции, как я мог забыть, – сдержать смешок у Дилюка не получается, но он честно старался.

– А вот не нужно смеяться, я полностью уверен в её эффективности, – деланно возмущается Кэйа, пронзительным взглядом цепляясь за новую жертву, мирно греющую спинку на выступающем из воды камне.

– Конечно-конечно, - отрешённо соглашается Дилюк, с ласковой смешинкой во взгляде наблюдая за стремительно ринувшимся в сторону обречённо квакнувшей лягушки блистательного капитана кавалерии.

А лёгкий ветерок, появившийся невесть откуда, ласково смахивает переливающиеся под солнцем капли с заправленного за ухо цветка, и, будто веселясь, брызгает ими на смуглый нос.

***

– Нет, я точно уверен, что здесь есть ещё места с волчьим крюком! – листва красиво шелестит в закатных лучах, разнося раздражённое бурчание по всей округе. Обычный человек может и не услышал бы, но чуткий слух Рэйзора его ещё ни разу не подводил.

– Кэй, даже если мы принесём пятнадцать ягод, а не тридцать – Аделинда не рассердится, – рассудительный спокойный голос ощущается как размеренный гул костра.

– Люк, ты не понимаешь, я хочу удивить её не просто тортиком с горсточкой ягод, а красиво оформленным произведением кулинарного… Ай!

– Эй, ты чего? – красный и чёрный, холодный и горячий молодой человек обеспокоенно перехватывает руку спутника, внимательно вглядываясь в царапину на выставленном пальце.

– Подлые колючки, я от вас такой подставы не ожидал, – сквозь зубы бормочет Кэйа, стараясь держать лицо каменным. А вот царапина пощипывает немилосердно. И каждый раз такая ирония: схватишь серьёзный глубокий порез во время боя – и абсолютно всё равно на него. Но стоит ободрать палец о бумагу, колючку, кошачий коготь – ныть будет целый день.

– Природе же нужно защищаться от таких вот вероломных воров, – Дилюк заботливо дует на пострадавшую подушечку, пряча улыбку в надувшихся щеках. – Ты же не думал, что с твоими шипами на перчатках сойдёшь для волчьего крюка за своего?

– Не только шипами, у нас ещё и цветовая гамма похожая…

Новая порция бурчания заглушается лёгким треском электричества. Рэйзор поднимает голову, замечая у своего плеча фиолетовую ауру матёрого волка, пронзительными мудрыми глазами поглядывающего на суетящуюся в кустах парочку.

Рэйзор категорически не понимает, что у них там происходит. В их волчьей стае всё просто – а тут вроде бы интонации раздражённые, а жесты на них ласковые такие, прямо семейные. Сложно это всё.

«Это человеческое, это ты попозже поймёшь», – рычащим голосом звучит прямо в скрытой капюшоном макушке. Мальчик кивает, бесшумно уходя дальше в лес. Может, ему стоит потом уточнить у наставницы, свидетелем чему он стал. А может и нет. Его это, по правде сказать, уже не особо волнует: чуткий нюх уже ведёт его по кроличьему следу.

– …и даже так он получится самым вкусным, – ласково бормочет Дилюк, прижимая к себе расстроенного капитана.

В утешениях он, конечно же, не нуждался. Недостача каких-то ягодок при любом раскладе не выбила бы его из колеи. Но лишний раз понежиться в родных руках… Он не простит себе упущение такой возможности!

Рагнвиндр, чмокающий его в макушку, это тоже прекрасно понимает. Но лишний раз позаботиться об этом неугомонном… Он не простит себе упущение такой возможности!

– О, Люк, гляди, я же говорил! – быстро сбрасывает с себя тяжесть вселенской печали Кэйа, тыкая пальцем под дерево неподалёку.

Пронёсшийся ветерок приподнял скрывавшие спелые ягоды ветви, выставляя напоказ блестящие сочные бока.

***

Венти, хихикая, качает ногой над городской улицей. Хитрый прищур следит за двумя фигурами в тёмном переулке. Минута шла за минутой, но эти двое не размыкали объятий.

Анемо архонт, чтящий свободу и являющийся её воплощением, чутко следил за каждым жителем своих земель. Изображать вечно хмельного смеющегося барда – дело хорошее, но он не мог оставить своих подданных без присмотра, заботы и помощи. Выпячивать это – удел гордецов, Венти не из таких.

Маленькие детишки только бесятся, когда родители глаз с них не спускают, ведомые потребностью опекать и защищать от любой невзгоды. Но так эти самые детишки ничему не научатся, не набьют шишек жизненного опыта. Поэтому Барбатос лишь тихонько наблюдал издалека, неуловимым дуновением удерживая подопечных от падения, но не подгоняя по кажущемуся ему самому верным пути.

Этих двоих он любил особенно – настрадавшиеся не по годам, но через все ужасы и страдания вновь обретшие друг друга. Наперекор всему – древним заговорам, простым человеческим конфликтам и мнению общества.

Они выбрали быть свободными. От ошибок собственного прошлого, непонятных завихрений будущего. Венти это одобряет.

Они выбрали быть счастливыми. В объятиях друг друга, в бытовых совместных мелочах. Оно же так и работает – счастье, оно чаще всего скрывается не в великом. Оно в самом человеке, главное только вовремя к себе прислушаться. Венти это понимает.

Они выбрали быть любимыми, крепко сцепляя руки в нерушимый замок. Венти помогает им, чем только может.