Обличье

— И всё же... Покажи-ка ещё раз женский облик.

От такого предложения Хэ Сюань едва не давится воздухом — а в единственном глазу сидящего за столом напротив него Хуа Чэна пляшут демонические огоньки, пока он с азартом предвкушения в него вглядывается. Раздражает… Одним своим довольным видом. Одним только постоянно отдающим от него ощущением осознания полной безнаказанности и вседозволенности.

— Нет, — Хэ Сюань отрезает холодно, а руки всё же тянутся к лежащей на столе маньтоу. Хоть чем-то себя занять нужно, чтобы не смотреть на него и при этом не нарваться на очередные насмешки за то, что отводит взгляд без причины. — Это было всего один раз, и повторять я не хочу.

Или не один, но Хуа Чэну знать об этом абсолютно не обязательно. В конце концов, это даже не его желание. Но Ши Цинсюаню проще дать, чем объяснить, почему это глупо, по-детски, несерьёзно и не подходит образу небожителя. Особенно когда на последнее в мгновение приводят аргумент о том, как растёт уровень магических сил в этой форме.

Зачем непременно нужно ещё кого-то втягивать в авантюру со сменой облика, ему так и не довелось узнать. Не то чтобы ему сильно хотелось копаться в чужих мотивах.

— Только ли один? — впрочем, Хуа Чэну, кажется, и так всё известно. Либо он просто мастерски блефует, надеясь вывести его на чистую воду и найти себе ещё один повод посмеяться. — Мне показалось, ты в нём очень уверенно себя чувствовал.

От его хитрой ухмылки хочется закатить глаза, но Хэ Сюань только откусывает от ещё тёплой маньтоу большой кусок и, лишь пару раз с остервенением сомкнув на нём зубы, глотает, почти не прожевав.

— Как будто у меня был выбор, — фырканье всё же срывается с губ. В нём так и слышится недовольство: то ли предложившим некогда эту авантюру, то ли самим собой, на неё не единожды согласившимся, то ли тем, кто сейчас расспрашивает, надеясь найти себе очередное развлечение. — Тебе же нужно, чтобы я не вызывал подозрений в Небесной столице. Я и пытаюсь вести себя… Доброжелательно.

Это не совсем подходящее слово, ведь вряд ли разгуливание по земле в женском облике в компании шумного Повелителя Ветров можно назвать «доброжелательностью». Но в голову как-то ничего другого не приходит.

— Нет. Тебе нужно, чтобы ты не вызывал подозрений, — с усмешкой поправляет Хуа Чэн и чуть наклоняется, подпирая голову рукой и не сводя взгляд с Хэ Сюаня. Признавать, что в этом есть доля правды, не хочется. Но этого признания от него и не ждут, вновь спрашивая, прожигая при этом взглядом единственного глаза: — Ну так что?

Хэ Сюань тяжело выдыхает и в несколько укусов заканчивает с маньтоу, прежде чем встать из-за стола и выйти к центру комнаты. Интересно, если Хуа Чэну сказать, что в своей настойчивости и доставучести он временами ничем не отличается от Повелителя Ветров, его это повеселит или оскорбит? Хэ Сюаня на мгновение даже посещает мысль о том, чтобы проверить это на практике — вдруг разозлится и откажется от собственного же предложения. Впрочем, отрезвляющая мысль о том, что Хуа Чэна злить — себе дороже, приходит так же быстро.

Что ж… Проще дать, чем объяснить, почему нет. Он уже начинает привыкать к тому, что это правило приходится использовать так часто.

Со знакомыми в посмертии ему до смешного не везёт.

— Закрой глаза, — коротко то ли просит, то ли приказывает Хэ Сюань, видя, что Хуа Чэн оборачивается к нему и с почти хищным вниманием вглядывается в его пока ещё мужскую фигуру. От этого взгляда становится неуютно, и вдруг появляется желание съязвить, отчего Хэ Сюань, вовсе без надобности, просто из желания задеть, поправляет сам себя: — Глаз.

— Стесняешься? — Хуа Чэн усмехается так, как усмехаются пьяницы в тавернах, пытаясь соблазнить девушек и искренне считая это забавным. И если бы Хэ Сюань не знал, что и сердце, которого у них обоих уже давно нет, и мысли, которые читать он так и не научился, этого демона заняты совсем иным человеком, грешным делом почуял бы неладное.

Но это лишь игра и желание вывести его хоть на какую-то эмоцию — и Хэ Сюань честно не знает, почему продолжает в ней участвовать вот уже неизвестно сколько десятков лет.

— Закрой, — Хэ Сюань это почти рычит, раздражённо, низким голосом. О стеснении речи, конечно, не идёт. Но и терпеть такой взгляд, направленный на него, он не намерен.

— Ладно-ладно, как скажете, прекрасная госпожа, — Хуа Чэн, к удивлению, прислушивается и правда закрывает… глаз, даже отворачивается обратно к столу, словно вовсе не заинтересованный в том, как именно выполнят его же просьбу. Хэ Сюань едва сдерживает порыв закатить глаза — и всё же постепенно начинает меняться.

Он не сильно заморачивался, когда создавал этот образ впервые. Сколько личин ему пришлось перемерять за это время — не счесть, если над каждой ломать голову, всего времени мира не хватит. Не бросается в глаза фальшь — и хватит. Большего от подобной оболочки и не требуется. Особенно если тот, рядом с кем её используешь, и так знает, что она ненастоящая.

Рост чуть поменьше, плечи поуже, бёдра наоборот — шире, руки миниатюрнее, одежда иного кроя (но обязательно закрытая, чтобы не привлекать всяких), причёску повыше, шпильку поизящнее… Ничего сложного, для Непревзойдённого демона — пустяк, даже сил много прилагать не нужно. Хотя подумать в своё время пришлось чуть больше, чем над другими своими формами. Когда перед глазами нет никакого чёткого примера, приходилось из своей фантазии выжимать максимум.

— Всё, — закончив со всеми метаморфозами и лишний раз оправив одежду, уже не своим голосом произносит Хэ Сюань, про себя отмечая, что в следующий раз следует всё же сделать его повыше. Чтобы звучал естественнее.

Хуа Чэн подрывается с места мгновенно и в несколько шагов оказывается рядом. Неужели так интересно? Рассказать кому — не поверят. Впрочем, не то чтобы Хэ Сюаню много кому было рассказывать. Так что он просто складывает руки под грудью и наблюдает. Разум вдруг простреливает мысль о том, что в этот раз рост всё же стоило оставить свой: смотреть на Собирателя Цветов снизу буквально оказывается не таким уж и приятным. Но ничего: это всё равно первый и последний раз.

Взгляд Хуа Чэна, направленный на него, полон жадности — но не той, что пробирается под одежду, а той, что впитывает каждую деталь, не из плотского желания, а из любопытства. Он обходит его со всех сторон, осматривает каждую деталь, как будто правда восхищается чужой работой — что само по себе достаточно глупо и странно, ведь сам он в создании образов-обманок ничуть не хуже. Хотя самолюбие всё же немного тешит, что, явно затеяв это перевоплощение забавы ради, Хуа Чэн до сих пор не отпустил ни одной шуточки в его адрес. Даже Ши Цинсюань не разглядывал этот его облик так внимательно.

— Хм... Симпатичная, — пройдя вокруг него несколько кругов и вдоволь насмотревшись, наконец заключает Хуа Чэн и останавливается ровно перед ним, глядя теперь чуть сверху и сосредотачивая всё внимание на женском лице с острым подбородком и ярко выраженными скулами. Губы Хэ Сюаня от такого заявления трогает короткая усмешка.

— Не знал, что тебя и девушки привлекают, — не съязвить не получается. Неужели, чтобы услышать от Собирателя Цветов под Кровавым Дождём доброе слово, достаточно предстать перед ним в виде женщины? Вот уж не подумал бы!

— Не привлекают, — серьёзно отрезает Хуа Чэн и хмурится. Но лишь на мгновение: уже следующая фраза звучит как будто даже игриво: — Но красоту я оценить в состоянии.

— С чего это ты вдруг на комплименты расщедрился? — в золотистых глазах сверкает насмешка, но её уже игнорируют — и почему-то ступают на шаг ближе, заставляя чуть вздёрнуть подбородок, чтобы совсем не потерять зрительный контакт.

— А вот голос грубоват... — Хуа Чэн вдруг протягивает руку к его лицу и играючи цепляет пальцами прядь волос. — Певицей в Дом Блаженства я бы тебя не взял.

Это шутка, просто шутка, которую вполне можно пропустить мимо ушей. И Хэ Сюань бы пропустил — но от этого касания, как и от любого другого, дёргает, и он, не успевая подумать, резко перехватывает чужую руку, с силой сжимает и рывком отводит в сторону.

Нет, это уже слишком. Они договаривать на «показать», а не на «дать потрогать».

— Не забывайся, — в «грубоватый» женский голос просачивается угроза, а в глазах Хуа Чэна на короткое мгновение даже мелькает растерянность, которой в иных обстоятельствах можно было бы даже порадоваться, ведь не каждый может поставить Князя демонов в тупик. Но заметить её Хэ Сюань не успевает, только хмурится недовольно, зло. — То, что я в этом обличье, не значит, что я не могу тебя ударить.

Такая резкая перемена настроения сбивает с толку — но всё же растерянность с этой фразой слетает с лица Хуа Чэна, как её и не было. Он продолжает стоять на месте, не пытаясь вырваться и уверенно, с вновь появившимся вызовом глядя в метающие молнии глаза.

— А силёнок-то хватит? — и усмехается привычно-самодовольно, словно обращаясь к какому-то мелкому демонёнку.

И это уже не просто раздражает — бесит. Хэ Сюань сильнее сжимает его предплечье, ещё чуть-чуть — и сломал бы кости. Но он всё же рассчитывает силу и не доводит до крайности. Потому что не мстит — только предупреждает.

— Хватит — твёрдо говорит Хэ Сюань и на глазах меняется вновь. Черты становятся грубее, плечи шире, и во мгновение на собеседника смотрит он уже не снизу, а на равных. Следующая фраза звучит привычно холодным мужским голосом: — И ты это не хуже меня знаешь.

— Знаю, — тяжело выдыхает Хуа Чэн, улыбка с губ которого совсем пропадает. Когда он поднимает взгляд и смотрит ему в глаза, в них только ледяное спокойствие и… признание своей ошибки, которое никогда не будет озвучено. — Отпусти.

Хэ Сюань чувствует, как в венах всё ещё кипит то, что прежде было кровью, но всё же медленно разжимает пальцы. Молча. А после так же молча покидает комнату, не желая ни разбираться в том, что только что произошло, ни в собственной на это реакции.