Five star everything
Flashlights everywhere
First class, brand name
No, don't need it
ВСПЫХ.
Потрескивают лампочки в прожекторе. Он уже старый и годится только на общее освещение. Именно так горят лампочки тусклого холла порта Ромарин, когда она приезжает в Фонтейн.
Внутри собирается толпа поклонников, позабыв о местных любимцах. Она купается в их любви, как в блеске софитов. Но она не обращает внимания, ведь если долго смотреть на свет — можно и ослепнуть.
Они аплодируют: мировая звезда приплыла! Теперь она покажет всем, что такое настоящая мода! Она — Альфа и Центавра подиумов от жарких пристаней до ледяных дворцов, поблескивающих музейными экспонатами, на которые можно только дуть.
Она сама как экспонат высокой моды, сорванный с пика Драконьего Хребта, чтобы снизойти к людям. Она ценит себя, и этому завидует каждая, зная, что топ-модель сразу же завалят предложениями, от которых сложно отказаться.
Но она отказывает; одному за другим, глядя на безвкусные наряды с борта парома. Она отказывает, потому что карьера таких модельеров — все равно, что жизнь бабочки-однодневки.
Она подходит к воздушному такси, колко поправляя выпавшую прядь. Следовавшие по пятам журналисты отступают на два шага назад.
ВСПЫХ.
Новенький прожектор, настолько яркий, что оставляет солнечные зайчики в глазах, зажигается выше. В камерном зале нет живых ассистентов — только меки, послушные заданным командам. Даже прогресс не смог предоставить им полной свободы действий, хоть и помог осознать себя.
— Итак, вас зовут Люмин, — повторяет молодой кадровик, считывая размашистую подпись с электронной карты. Его руки заметно подрагивают, — Что привело вас в “Плетение Судеб”, мадмуазель?
Сколько бы веков ни прошло, эта манера речи не отпускает фонтейнцев. Они как будто срослись с устаревшими словоформами. Люмин не может отделаться от неряшливого раздражения, однако ей необходимо попасть туда, на самую вершину ира Мод. К человеку, настолько же далекому от искусства, насколько далека Бездна от истинного неба Тейвата.
— Я была записана к господину Дайнслейфу. Почему меня не пускают на личное собеседование?
— Сожалею, мадемуазель, но таковы правила для всех, без исключения. Однако шеф позаботился о том, чтобы для топ-модели Тейвата провели достойные слушания на главном подиуме. Мы позвали остальных, чтобы они могли поучиться у вас.
Люмин едва удерживает себя, чтобы не цыкнуть с досады.
— Всего три простеньких платья. Желаете начать? — Электронная карта в его руках дрожит еще заметнее.
Люмин с досадой подписывает соглашение о пробном кастинге, отметая уже имеющиеся контракты на работу.
ВСПЫХ.
Неоновый свет в кольцевой лампе неудобный, трещащий. Такие уже вышли из употребления, однако в старом здании чего только не сыщешь.
Люмин стоит под внимательными взглядами и чувствует себя по-дурацки голой в модном тренче и приталенной юбке. Она чувствует кожей этот голод. Но хуже всего другое.
— Нам обязательно присутствие здесь камер?
— Таково требование Шефа. Хоть он сейчас не с нами, прямая трансляция подается прямо на его электронные часы. Фактически, — нервный смешок, — вы у шефа как на ладони. Разве не прекрасно?
Люмин устраивает пробный показ, действуя как всегда. Используя самые лучшие свои приемы. Она оступается на финальной проходке, ослепнув от тусклой лампочки над камерой.
Ну ничего, с кем ни бывает, — утешают ее. Топ-модель просто переутомилась от долгого путешествия. За столько-то дней отдыха в Кур-де-Фонтейне.
Она проваливается снова и снова, пять раз пытаясь пройти один и тот же кастинг. Другие бы уже вышвырнули подобную бездарность, но Люмин терпят, ведь у нее поистине Великий кредит доверия.
Раздражение в ней гудит, как эта проклятая неоновая лампа. Трещит несносно.
— Сожалеем, мадемуазель, — сдается в очередной раз кадровик, зарываясь в потные ладоши лицом, — Но мистер Дайнслейф снова отклонил вашу кандидатуру.
— Он хоть что-нибудь сказал? — давит Люмин.
— Увы… Он сказал только “некомпетентна”.
Даже устные собеседования, которые раньше она помнила назубок, заводят ее в тупик. В скрипте встречаются такие вопросы, которые поставили бы любого в щекотливое положение. Люмин теряется в догадках: неужели так отбирают всех моделей в “Плетении судеб”?
ВСПЫХ.
А этот софит гораздо более щадящий. Истинно фонтейнского происхождения: окантовка полукруга соткана из хрустальных вод, причудливо преломляющих свет. Зайчики танцуют на ее щеках, веснушками рассыпаются под глазами.
Люмин так хочет увидеть Его, что пускается на другие ухищрения. Там поможет кадровику, здесь подменит ассистентку, неловко солирующую другим моделям. Со временем состав самого крупного модельного дома поддается любви, которой Люмин обычно одаривает своих фанатов. Каждый сопереживает ее трудностям, пророча место примадонны в ближайшем будущем. А оно так и не наступает.
Однажды Люмин видит “шефа” издалека: он выходит из такси, высокий и статный, в костюме-тройке по последней моде. Столько технологичных дополнений к одежде она еще не видела.
Дайнслейф коротко оглядывает просторный светлый город, раскинувшийся под ногами, и останавливает ледяной взгляд на ней. Люмин стоит по ту сторону дороги в легком летнем платье, так не подходящим этому кусочку будущего. Дайнслейф будто молча говорит ей: вход в святая святых мира Моды для нее заказан. Она не выедет здесь на одной популярности или красивом личике — он попросту не позволит.
Дверь за ним захлопывается возмутительно громко.
Тогда она начинает копать под Дайнслейфа. Все, что она знала до — самый известный модельер, хозяин успешного Дома Моды вот уже несколько десятилетий подряд. Но что она узнала после, поразило еще сильнее.
Эпатажный творец, хранитель смыслов и изящных деталей, он умудрялся каждый раз взрывать публику. Его костюмы на показах всегда вызывали смешанные чувства у зрителей, ведь напоминали то о проклятье, некогда нависшим над Фонтейном, то о человеческой жадности. Иносказательность каждого показа била точно в яблочко человеческого эго. Задетые за живое, критики и покупатели толпились у магазинов в ожидании эксклюзивных продаж, как стайка зябликов.
И вот сейчас этот творец захлопнул перед ней двери в желанный мир.
ВСПЫХ.
Люмин пробыла здесь чуть больше месяца. Инвесторы караулили ее под окном, пока она наслаждалась горьким одиночеством близ оперного дворца Эпиклез. Там, на выступе, устроили веранду с восхитительным видом на водопады. Вдали просматривался Кур-де-Фонтейн. Казалось, будто он оставался там, в облаках модных грез, а из него лились слезы тех, кто был лишним.
Она сдалась. Поняла, что Дайнслейф был таким же упрямым, как и она сама. Что он надеялся в ней увидеть? Лучше бы Люмин и правда осталась в Снежной, где ее пытались удержать хотя бы еще на одну недельку.
В первую половину дня окрестности Эпиклез пустовали, ведь многие еще работали. Лишь пара мелюзин задумчиво расхаживали по своим делам.
Сбоку послышалось хмыканье. Ну и пускай журналисты думают, что хотят — подумалось.
Затем второй стул отодвинулся от стола. Кто-то сел рядом с ней. Все вокруг как будто похолодело.
Люмин обернулась и вздрогнула, явно не ожидав, что Дайнслейф сам настигнет ее. Он поставил на стол тарелку с легким десертом, как ни в чем ни бывало. Его голос оказался таким же стальным, как и сам хозяин:
— Чудесная погода, чтобы созерцать человеческое падение в пропасть собственного невежества, — вкрадчиво проговорил он, даже не пытаясь посмотреть на Люмин, — Вон та парочка выбрала стиль броских нулевых, которые были популярны год назад. А вон те дамы опоздали с золочеными шпильками дней на двадцать. Еще немного, и могли бы пощеголять перед коллегами. Сейчас они удивят разве что детей.
А вот Люмин глазела на него вовсю, пока Дайнслейф предавался размышлениям, указывая на жертв дизайнерского вкуса. Статный молодой человек, чье лицо всегда скрывала бежевая полумаска, выполненная из необычного материала. Светлые волосы забраны назад и искусно приглажены — ни одной встопорщенной пряди. Строгий синий костюм с брюками, рубашка под жакетом со звездным напылением. Он поедал десерт одной рукой, другой же — в перчатке, с дорогими часами на запястье — указывал.
— Вы хотели видеть меня, — Дайнслейф оглянулся прямо на нее, миновав официальную часть, — Зачем? Кажется, я ясно дал вам понять, что в “Плетении Судеб” вам не рады.
Что-то взыграло в ее душе. Какие-то струны гордости, несмотря на страх, зазвенели громче, звучнее.
— Я думала, вы смотрите на небосклон в поисках настоящих звезд, господин Дайнслейф. — Люмин горько поджала губы. — Выходит, я ошибалась. С неба вы хватаете только фантики.
А теперь уже она попала в нужное место. Дайнслейф сухо усмехнулся и кивнул на водопад.
— Посмотрите вниз, Люмин. Что вы там видите — в сущности то же самое, что вы видите каждый день.
Люмин вгляделась. Под водопадом все еще крылась крепость Меропид. Там жили люди, которым всегда было плевать на мир высокой моды. На то, что будет популярно завтра, а что выйдет из употребления со следующим завирусившимся творением. Дайнслейф… Действительно был мастером иносказаний.
В его сухой улыбке читалось презрение как к законодателям “дешевых” мод, так и к тем, кто попирал ногами настоящее искусство. Презирал его. Дайнслейф же стоял на вершине мира Мод, как страж, защищавший то единственное и прекрасное, что еще мог сохранить. И от Люмин, вероятно, защищал самое сокровенное.
Как ни странно, Люмин могла его понять. Она тоже стремилась сохранить частицу Неповторимого в каждом модном творении, что ей давали. Разыграть наряды так, чтобы люди восхищались. Чтобы полюбили и разгадали смысл, заложенный в каждом стежке.
Любопытство, интерес, азарт — вот что сейчас согрело ее. Люмин подхватила ложку с блюдца, к которой потянулся было Дайнслейф.
No silver spoon
But hey, I'll eat it
И была такова, съев остатки десерта. Дайнслейф потрясенно уставился на нее, на секунду потеряв лоск и высокомерность.
— Я вижу людей, которым все равно на мир Моды. Но, как видите, я хочу сохранить эти небеса для Вас и вашего модного возмездия, мистер Дайнслейф. Так позвольте мне, наконец, продемонстрировать на что я способна.
Вернув своему лицу былую угрюмость, Дайнслейф встал и подобрал зонтик, хотя на небе не было ни облачка. Люмин вздрогнула. Неужели она переиграла и потеряла последний шанс?
Дайнслейф бросил на стол визитную карточку и обернулся напоследок: попробуйте удивить меня.
Oh, where do we go?
Where do we go from here?
Oh, why don't we all just disappear?
Oh, like, oh, where do we go?
Where do we go from here?
I don't wanna wait for my turn
ВСПЫХ.
Сейчас она стояла под светом сразу шести софитов. Шесть лучей, подобно рекам, лились на нее, ожидая. Меки также застыли. Она очутилась на крошечной сцене в пыльном театральном зале, один на один с Дайнслейфом.
Нащупав нужный момент, Люмин двинулась вперед. Она так изящно переступала с ноги на ногу, то пропадая, то появляясь в необычном струящемся костюме, что была похожа на океаниду, которая вот-вот растворится в толще мрака.
Ритм в ритм. Нога в ногу. Каждый лучик освещал ее, ловя ослепительный блеск украшений. Сегодня Люмин была главным украшением самого неподкупного творца.