На улице холодно и свежо, ледяной ветер чувствуется даже на балконе, где я внезапно обнаруживаю себя этим туманным утром... Или днем? Не могу с уверенностью сказать, утро это, день или вечер, — я совершенно не помню вчерашнего дня. Ветер дует в лицо, он пробуждает меня от сна, и я вдруг осознаю, кто я и где нахожусь. Все тот же пустой балкон, никаких стекол, повсюду окурки, и посреди всего этого великолепия стою я, сжимая в руке непонятно откуда взявшуюся желтую шапочку. Пытаюсь вспомнить, откуда она взялась, но в голове пусто, и только тупая ноющая боль в затылке говорит о том, что вчера я снова перебрала.
Возвращаюсь в квартиру, не обращая внимания на ободранные обои в коридоре, но внезапно вижу их еще целыми, и перед глазами возникает картина: пол и стены залиты кровью, а я стою с ведром, склонившись над самой большой лужей, и оттираю ее, как будто это просто грязь, случайно запятнавшая некогда чистый линолеум. Но обои тоже покрыты мелкими бордовыми каплями, и я начинаю методично отдирать их, неприятный звук ногтей, царапающих побелку, отдается в ушах, как будто кто-то скребет зачерствевшим мелом по школьной доске.
Сейчас здесь относительно чисто, и только наполовину голые стены и разводы на полу напоминают об очередном кошмаре. Я знаю, что это — всего лишь продолжение сна, поэтому спокойно прохожу мимо, украдкой глядя в зеркало в коридоре. Я с детства боюсь зеркал, но почему-то не могу не заглядывать в них, каждый раз ожидая увидеть нечто жуткое, но единственное, что они показывают, — мое собственное отражение, странное и какое-то чужое, словно двойник из параллельного мира. Иногда я думаю, что так оно и есть, а тень в зеркале более реальна, чем настоящая я.
Вот и сейчас моя тень машет длинными темными волосами, зловеще сверкает глазами и исчезает на кухне, и я покорно следую за ней. Она включает воду, склоняется над раковиной, подносит пересохшие губы к холодной струе и жадно пьет, а затем кидает в рот несколько белых круглых таблеток. Потом она медленно идет обратно, чтобы кануть в небытие, и я все еще иду следом, погружаясь в блаженное забытье.
***
Утро начинается все с той же желтой шапочки, которая самым неожиданным образом оказывается возле моего лица, когда я просыпаюсь. Чужая вещь почему-то кажется смутно знакомой, и я пытаюсь вспомнить, откуда она взялась в моей квартире. Я подношу шапку к глазам и напрягаю память, но все усилия напрасны — голова наливается свинцом, мозг отказывается работать, перед глазами темнота, а в душе пусто. В последнее время моя жизнь больше напоминает мозаику, которая вот-вот должна сложиться в прекрасный узор, но почему-то не складывается. Однако я не намерена сдаваться и мучаю себя до тех пор, пока тупая боль в висках не отступает на задний план, туман рассеивается и передо мной возникает весьма неожиданная картинка, больше похожая на один из ставших уже привычными ночных кошмаров.
Я вижу перед собой незнакомую девушку, совсем еще юную, явно моложе меня, и сердце вдруг сковывает ненависть и зависть, словно острое копье вонзается в грудь. «Она сделала что-то плохое», - шепчет внутренний голос, и мысли повинуются ему, а рот растягивается в предательской улыбке, обещая ей то, чего никогда не будет. Потом все снова заволакивает туман, и я почему-то знаю, что будет дальше, и от этого становится холодно и страшно. Я не хочу продолжать эту пытку, но остановиться уже не могу, и память покорно рисует новые образы.
Девушка лежит на полу, белая как мрамор, ее почти детское лицо застыло, как у каменной скульптуры, и только мертвые губы улыбаются мне, словно я открыла ей тайну, неведомую всем живущим. Ее тело неподвижно, серые глаза открыты, остановившийся взор устремлен вдаль, а мои руки сжимают ее желтую шапку, насквозь пропитанную слюной. Мне неприятно трогать эту вещь, и я откладываю ее в сторону, но не выбрасываю — сейчас перед глазами нечто настолько прекрасное, что жалкая шапка попросту не стоит внимания.
Мои пальцы дотрагиваются до ее тела, еще более холодного и безответного, чем мое собственное, и внезапно я получаю то, чего мне так давно не хватало, — всепоглощающую наполненность и удовлетворенность, которую не способен дать ни один человек, будь то мужчина или женщина. В отличие от этой девушки, я все еще способна дышать и чувствовать, кровь течет по моим венам, каждый удар сердца гулко отдается в висках, а значит, я жива. Более того, теперь я не одинока, в пустой квартире есть кто-то, кроме меня, и неважно, что она мертва, — в этом определенно есть свои плюсы.
Моя новая подруга идеальна: она останется со мной ровно столько, сколько я захочу, никогда не предаст и не разочарует меня. Она спит вечным сном, а я любуюсь ею, чувствуя себя живой, как никогда. Теперь мои ощущения кажутся острее, ведь ее удовольствие не будет сильнее моего и никто другой не займет мое место рядом с ней — я буду единственной, пусть и ненадолго.
Вдоволь насладившись украденным временем, я улыбаюсь потрескавшимися губами и нарочно прикусываю их, пока они не начинают кровоточить, а потом медленно склоняюсь над мертвой девушкой и целую ледяные уста, на прощание возвращая им красный цвет. Мы лежим на полу, обнявшись, и свет медленно гаснет, уступая место багровой темноте...
***
Осознание настигает внезапно и бьет со всей силы: сны смешались с реальностью, и я уже не вижу грани. Что произошло этой ночью? Неужели я совершила убийство?! Случилось ли это на самом деле или смерть девушки — всего лишь плод моего больного воображения? А вдруг она и правда покоится сейчас где-то на задворках, погребенная под кучами мусора? Воспоминания играют со мной в «мафию», где я — маньяк, ночью безжалостно убивающий невинную жертву и методично уничтожающий следы, а утром просыпающийся в своей постели, словно очередной мирный житель.
Совершенно обессиленная, я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к холодной бетонной стене. Штукатурка царапает кожу, напоминая о той, кого я недавно лишила жизни. Я должна найти ее во что бы то ни стало, иначе я просто сойду с ума, утону в собственных видениях, так и не узнав правды. Я накидываю куртку и иду по тропе, сотканной из остатков ночных видений, и она приводит меня в закоулок, дышащий смрадом и заполненный бытовыми отходами.
Подобно дикому зверю, я чувствую, где надо искать, и интуиция не подводит: тело девушки по-прежнему там, прикрытое мешковиной и каким-то мусором. Откинув грубую ткань, я узнаю ее лицо — еще совсем недавно оно было таким свежим и красивым, а теперь по нему ползают мухи, на нежной коже начали появляться первые следы разложения, а на губах до сих пор видна запекшаяся кровь — отпечаток моего прощального поцелуя.
То, что я чувствую при виде нее, сложно назвать удивлением, однако это не похоже на очередной сон — слишком много света и деталей, слишком реально, чтобы быть просто кошмаром. Мозг взрывается от кучи вопросов, они жужжат в голове, как осиный рой, и больно жалят, обжигая и отравляя обнаженные нервы. Неужели я могла сотворить такое с живым человеком? Что толкнуло меня на убийство? Или на убийства? Сколько их было? Зачем?! Для чего все это?! За что она отдала свою жизнь и что мне делать с моей?
Медленно, как во сне, я ползу домой, осознавая свою обреченность так же, как только что убедилась в неизбежности чужой смерти. Обрывки воспоминаний показывают наивную девочку, ставшую жертвой монстра, которого я до сих пор не могу отождествлять с собой. Проще думать, что я создала себе новую личность и это она, а не я готова убивать лишь для того, чтобы чувствовать себя живой. Что за чудовище поселилось во мне и в чем причина этого безумия?
Ответ очевиден, и отрицать его бессмысленно — я уже сполна заплатила за попытки затолкать неприятную правду поглубже и вести себя так, будто все нормально. А правда в том, что, с кем бы я ни была, все мои чувства притуплены, будто под наркозом, и рядом с другими людьми я кажусь себе ущербной, дешевой подделкой, неспособной получить удовольствие от физической близости и тщетно пытающейся обрести душевную связь. Друзья и любовники уходят, будто видят всю мою фальшь, оставляя меня наедине с пустотой внутри.
Я как фарфоровая кукла, с которой время от времени стряхивают пыль и ставят обратно на полку, и только украденная жизнь делает меня настоящей. Мертвые создают видимость уз, которые никто не в силах разрушить. Только рядом с ними мое бледное, больше похожее на сон существование наполняется яркими, незабываемыми ощущениями, словно их энергия переходит ко мне, превращая бесчувственный манекен в живое существо, и я грежу наяву, упиваясь собственными фантазиями.
***
Время проходит, за окном начинает смеркаться, а я сижу в оцепенении, стеклянными глазами глядя на большой циферблат настенных часов. Взгляд прикован к позолоченным стрелкам, и каждая секунда отдается гулким стуком в груди. Сердце бьется тревожно, как пойманная птица в клетке, а сознание дремлет и одновременно бодрствует. Дрожащая рука подносит к губам сигарету, щелкает зажигалкой, цепляясь за глупую привычку, как утопающий за соломинку, но легче не становится.
Внезапно в ушах раздается пронзительный звон, от которого все внутри обрывается, тело цепенеет, и я на ватных ногах иду открывать дверь. Вопреки всем ожиданиям, на пороге стоит она — та, с кем я иногда встречаю закат, чьего звонка жду одинокими вечерами и в чьих объятиях мечтаю проснуться. Но она всегда исчезает, уходит вместе с рассветом, а я растворяюсь в мире грез, забывая о реальной жизни. Ее не должно быть здесь, особенно сейчас, и все же она пришла, а я стою и не знаю, что сказать. Одно я знаю точно: ни в коем случае нельзя вовлекать ее в это кровавое безумие, в этот кошмар, рожденный из безответной любви и несбывшихся надежд. Что угодно, но только не это!
Она или не замечает, что со мной что-то не так, или просто делает вид, что все в порядке. Мы скрываем свои слабости даже друг от друга, по крайней мере до тех пор, пока не напьемся, а на следующий день благополучно забываем обо всем, что было ночью. Ее легкая улыбка и бутылка мартини в тонкой руке помогают отвлечься, и я привычным движением достаю бокалы и разливаю напиток, мешая алкоголь с соком. Мы говорим о ерунде или просто молчим, время идет, и я постепенно пьянею, тело становится гибким и послушным, а тяжесть в голове сменяет приятная легкость и пустота.
Горько-сладкий вкус мартини сливается с ее любимой песней, свет гаснет, и мы медленно танцуем в темноте. Музыка становится все эротичнее, заставляя наши тела двигаться в такт, подаваясь навстречу друг другу, ее руки обнимают мои плечи, а моя рука крепко сжимает ее талию. Волшебный запах ее духов обволакивает, легкий цветочный аромат удивительно гармонирует с ней, и я любуюсь очертаниями ее фигуры в полумраке. Наши губы находят друг друга, она целует меня так, как может только женщина, мои пальцы перебирают ее длинные волосы, удивительно мягкие и гладкие, как шелк, и я расслабляюсь, забываю обо всем и погружаюсь в эту чудесную сказку, которая продлится ровно одну ночь.
***
Меня будят прикосновения теплых рук, пухлые губы легко касаются моих, она улыбается и говорит «Доброе утро», а я вместо ответа просто смотрю на нее. Для меня утро никогда не бывает добрым, но с ней эта поговорка почему-то не работает. Утро ей определенно идет: ее волнистые темно-рыжие волосы растрепались, зеленые глаза блестят, а лицо кажется таким свежим, как будто это не она пила со мной до поздней ночи.
Мысли прерываются, когда она прижимается ко мне, ее голова ложится на мое плечо, и я обнимаю ее, погружаясь в иную реальность, где нет никого, кроме нас двоих. Этого достаточно, чтобы сделать меня счастливой. Я как будто сплю и вижу прекрасный сон, от которого не хочется просыпаться.
Все обрывает громкий стук в дверь. Воспоминания возвращаются, и страх сковывает сердце ледяными цепями, заставляя меня замереть в ожидании заслуженного возмездия. Это должно было произойти. Моя иллюзия не стоит чужих жизней. Стрелки часов отмеривают последние минуты моей свободы, и я знаю, на что хочу их потратить.
Ее глаза распахиваются в недоумении, и прощание выходит торопливым и каким-то скомканным, но все же это лучше, чем ничего. Когда меня уводят, я оборачиваюсь и вижу, что она с тоской смотрит мне вслед. Я улыбаюсь ей в последний раз, силясь сохранить в памяти ее образ, чтобы потом, сидя в тесноте обитой белым войлоком одиночной палаты, мысленно вернуться к ней и прошептать: «Спасибо за эту ночь — ночь, когда я была живой».