***

      Дверь задребезжала от настойчивого стука и открылась с пинка. Ректор подпрыгнул в своем начальничьем кресле от такой неожиданной настойчивости.

      Со стороны могло показаться, что Эндрю одолевает злость, ярость, что его действия продиктованы вспышкой агрессии. Его плечи были напряжены, а жесты резки, весь он был взвинчен — многие интерпретируют его так. На деле это был заряд предвкушения, буквально доводящий кровь до кипения и звонкой пульсации в ушах. Не расходуя времени на приветствия, Эндрю резво забрался на диван в углу кабинета, закинул ногу на ногу и перешёл к делу.

      — Как обстоят дела с местом в общежитии? — Ожидание скорого и неминуемого прорыва отдавало покалыванием на самых кончиках пальцев.

      — И тебе привет. — Любые намёки на напряжение покинули лицо ректора, вмятинка между его бровей расправилась. Он был напряжён с момента красноречивого влетания в его кабинет, но почувствовал толику облегчения, узнав о теме предстоящего разговора.

      — Студенту из моей группы срочно требуется заселиться, — продолжил Эндрю.

      — Которому и зачем?

      — Нил Джостен.

      Имя, легко воспроизводимое в голове Эндрю на протяжении последних недель, показалось неправильным, неказистым, будто неверно произнесённым. Чувствовал ли он, что, произнося его, признавал свое поражение? О да.

      Ректор хмурился. Эндрю хмурился.

      — У меня нет желания предоставлять комнату студенту, которому предстоит завалить сессию через пару месяцев. — Ректор жестом попросил помолчать Миньярда, который, казалось, был на пол пути для начала спора. — Он начал появляться на парах, но этого может оказаться недостаточно, когда он столкнётся с экзаменами.

      Думалка дала сбой. Error. Эндрю оказался не таким умником, каким себя считал. Вся дрочка по поводу Джостена не была попыткой сохранить светило в стенах вуза, ректор ожидал лишь проявления инициативы, привлекал внимание куратора к проблеме, помогал освоиться с рабочими процессами. Джостена бы спокойно попёрли из вуза, никто не планировал смотреть сквозь пальцы на его прогулы и снижение успеваемости. Было бы легко прямо сейчас закатить глаза, отстреляться простым «понял» и покинуть кабинет. Нилу он бы сказал, что не фартануло, общежитие ему не светит, а через пару месяцев почётно вручил бы ему документы на отчисление и помахал бы ручкой. Джостен отправился бы вариться во вселенском бассейне, перенаселённом пираньями, и Эндрю было бы не жаль. Звучало просто, но он уже увяз в чужих проблемах и методах их решения. Джостен стал стабильной темой для обсуждения с Рене и перепалок с ректором; маршрут движения Эндрю во время первой пары приводил его в лекторий, в котором сидела проблема; последствия их обмена сообщениями стимулировали его никотиновую зависимость. Он эмоционально вложился, Джостен стал частью его рутины, и не только рабочей. Эндрю был целеустремлённым мальчиком. Даже в кабинет ректора он летел с надеждой заполучить очки опыта, которых недоставало для прохождения квеста «Нил Джостен». Эндрю чувствовал необходимость довести дело до конца. Свою часть. Ответственность за все действия Нила лежали на Ниле, и Эндрю было безразлично, как он воспользуется своими шансами.

      — Он упоминал о проблемах в семье. Я не знаю подробностей, но уверен, что всё происходящее с ним — и прогулы, и острая потребность в общежитии — как-то с этим связаны. Он способный, дайте ему шанс, если больше нет претендентов на койкоместо в общежитии. — Он говорил медленно и тихо, совершенно не понимая, поможет ли эта махинация и было ли это вообще махинацией, а не внезапно сложившимся пазлом.

      Ректор долго не раздумывал, он улыбнулся, как кот, объевшийся сметаной, явно довольный проявленной инициативой профессора, прокашлялся и вынес свой вердикт.

      — Давайте поступим следующим образом: Джостен ходит в течение недели без пропусков и в таком случае заселяется в общежитие.

      — Понял.

      Эндрю вышел из кабинета и по пути на крышу отправил сообщение:

В 2 часа, мой кабинет.

***

      Проживание в отведенном Нилу углу вне родительского дома было почти комфортным. Потребности в сне и еде закрывались, спёртый воздух с витавшим ароматом плесени не мешал. Быть взвинченным и дёрганым — его стабильность. Все реакции и инстинкты формировались годами в страхе, тревоге и насилии. Крик паники бил по черепной коробке Нила каждый раз при улавливании малейшего шороха за стеной. Падать в лапы панической атаки стало чем-то обыденным. Осознавание того, что это точно не отец бродил за стеной, не помогало. Проблемы со сном тоже при нём: каждую ночь он подскакивал от кошмара, не забывая быть тихим, незаметным; немые стоны проглатывались, и Нил начинал свой день, не пытаясь доспать доступные часы.

      Нил ходил в вуз регулярно, прогуливал только пары профессора Миньярда из-за своих детских заскоков, о которых он отдавал себе отчет, но этого было недостаточно, чтобы прийти и сесть в нужной аудитории. Он пришёл после того, как Эндрю Миньярд сделал шаг навстречу, даже кофе притащил. Зачем? Вопрос резонный. Нилу было стыдно? Немного. Это было шагом в сторону заключения мирного договора? Вполне. Было ли это на самом деле импульсивным решением, пришедшим в голову Нила за несколько минут до начала пары? О да, в тот момент он не пытался никак это объяснять себе.

      Не было ничего удивительного в том, что Нил стоял у двери профессора Миньярда за пятнадцать минут до назначенного времени. Последнее время вся их переписка крутилась вокруг его заселения в общежитие и взаимной неприязни. Стараясь не цепляться за вопросы о том, почему он вообще переписывается со своим профессором, Нил выбрал сконцентрироваться на его последнем сообщении, в котором куратор писал о том, что поговорит с комендантом. Сейчас Нил получит или шанс на желаемое, или обмен желчными сообщениями с профессором после того, как они распрощаются по всем канонам вежливости.

      Не было ничего удивительного и в том, что он заметил несколько сочувствующих взглядов от старшекурсников, направленных на него — на студента, стоящего у двери профессора Миньярда. Репутация профессора идёт впереди него. Даже те, кто никогда не сталкивался с ним и его предметом в рамках своих дисциплин, побаивались его, называли за глаза «монстром». Мнение о нём формировалось благодаря сплетням, совмещённым с мрачным и угрожающим образом самого Миньярда, и его имя продолжало регулярно обрастать новыми слухами. Нил натянул на голову капюшон толстовки, чтобы не видеть эти взгляды, и уставился в экран блокировки смартфона, наблюдая за течением времени.

      Нил всё ещё не понимал, как относится к нему. Да, он был груб, но способен на извинения. Он помог его отцу найти повод для новых синяков на рёбрах, но не намеренно. Его предмет был интересным. Нил не был глупцом в его отношении, познание искусства речи отлично сочеталось с желанием Нила быть дерзким придурком, поэтично посылающим всех, кто подойдет слишком близко; ведомый этим желанием, он на него и записался. Если бы риторику вёл какой-то другой профессор, интерес Джостена мог бы быть задушен в течение первых двух лекций. Эндрю Миньярд умел заинтересовать студентов; его речь была ровной, он часто цитировал не только классику, но и творчество современных авторов, рекомендовал книги и фильмы, с которыми Нил не ознакамливался, но замечал эти рекомендации и всегда записывал, предполагая, что рано или поздно до этого дойдут руки. Голос профессора было приятно слушать, он обладал лёгкой хрипотцой — вероятно в этом помогли табачные палочки, но это только теория. Если подытожить — слишком много аргументов в пользу «позитивного» отношения к профессору, но раздражение от обращенного на Нила внимания склоняло к «негативному», останавливался же он на стабильном «нейтральном» каждый раз, когда размышлял о профессоре и их перепалках.

      Ровно в два часа Нил постучал в дверь и открыл её после приглушенного «войдите».

      — Здравствуйте. — Нил мялся в проходе, не решаясь ни пройти внутрь, ни закрыть дверь.

      — Здравствуйте. Проходите и присаживайтесь. — Эндрю указал на стул напротив себя, стоявший перед его столом. Нил медленно закрыл скрипучую дверь, оббежал глазами кабинет, ни на чём не задерживаясь, и сел на указанное ему место. Он выглядел помято, наклон головы параллельный полу, сутулость, явно невыспавшийся и чем-то слегка встревоженный. Эндрю не всматривался, всё было очевидно и без лупы. — Я решу ваш вопрос, но с одним условием: неделя без единого пропуска.

      Пространство для собственного условия Эндрю упустил, уступая место условиям ректора. Сожалений Эндрю не испытывал. Во-первых, он не верил в сожаления, во-вторых — похуй, всю сложившуюся драму хотелось довести уже до финала.

      — Любые условия. — Голова Нила оторвалась от рассматривания пола, и их взгляды пересеклись.

      Нил заметно взбодрился. В его глазах загорелся пожар, с тушением которого не справлялись воды голубых радужек. Эндрю не смел перестать смотреть. Столько эмоций. Их не пришлось выискивать, чего Эндрю бы делать и не стал, но взгляд Нила был честным, чему Миньярд стал просто случайным свидетелем. Нил ожил, заискрился. Нил горел и благодарил. Эндрю чувствовал себя так, будто он разрешил Джостену жить. Буквально. Пушистые медные брови изогнулись в причудливою волну. Слишком, слишком много для простого заселения в общежитие. Или не простого? Эти переглядки длились около минуты, и Эндрю сомневался, что смог проконтролировать апатичное выражение своего лица; мысли неслись эшелоном. От чего Нил бежит? Зачем ему такие красивые глаза?

      — У вас точно все хорошо?

       Беспокойство? Нет. Попытка узнать, очевидно провальная. Нил никогда не говорил о своих проблемах прямо, лишь однажды вскользь упомянул что-то о «делах семьи». Вопросы об этом звучали сегодня в голове Эндрю неоднократно, но без Нила он пока не способен собрать все детальки этого пазла.

      — Я в порядке. — Нил шумно вздохнул и наконец перевел взгляд с Эндрю на стену. — Спасибо Вам, большое спасибо.

      — У тебя на лбу написано, что ты не в порядке. Слишком много слов благодарности. — Благодарности, от которой Эндрю с легкостью отмахнётся, ведь «спасибо» — это не то, что его интересовало сейчас и, видимо, будет интересовать в ближайшем будущем. Под подозрительным прищуром Нил заёрзал. — Если вас заселят в общежитие, вам будет необходимо избавиться от привычки прогуливать и постараться на экзаменах.

      — Иначе вы по голове получите? — Нил мгновенно сомкнул свои губы и прикусил, будто он очень старался удержать эту озорную реакцию, но последовавший за словами смешок подтвердил, что его язвительность всё же была сильнее него.

      — Еще как. — Нил едва улыбнулся. Эндрю подтаял. — Не прогуливай. Свободен.

      Нил кивнул и вылетел из кабинета.

      Эндрю ещё долго смотрел на закрывшуюся дверь. Необъятное множество мыслей жужжало в унисон. Вопросы возникали и оставались без ответа. Ожидаемого от разговора с Нилом облегчения Эндрю не почувствовал ни после первой сигареты, ни после третьей. Приглашение Рене на ужин не должно было показаться чем-то подозрительным — сегодня пятница.

***

      Инструкции наипростейшие: неделя без прогулов. Пару недель назад это могло показаться чем-то невыполнимым, ибо градус насилия, выдаваемого Натаном, как всегда, абсолютно непредсказуем. Нил был настроен посетить все активности этой недели.

      В стенах вуза всё возвращалось к ритму, ставшему привычным и немного желанным. Профессор Миньярд заглянул в кабинет во время первой пары, и Нил (он готов поклясться, что это был нервный тик) подмигнул ему. Несколько секунд после этого жеста они смотрели друг на друга, Нил — широко открыв глаза, Эндрю — с каменным лицом; наличие его внимания читалось только в направлении взгляда.

      — Профессор Миньярд, вы что-то хотели? — обратился к нему преподаватель.

      — Нет… Да, я… Проверял посещаемость. Извините, что помешал.

      Миньярд скрылся за дверью, и через несколько секунд его телефон пиликнул, уведомляя о пришедшем сообщении.

      Я же говорил, что приду

      Мне очень нужно заселиться

      в общежитие

      Учитесь, не отвлекайтесь на телефон.

      Учусь

      Вы, кстати, выглядите очень

      помято сегодня

      Есть кому мне нервы мотать.

      Он имел ввиду Нила — человека, виновного в его состоянии. Если бы не Нил со своим эмоциональным взрывом и благодарностью, то Эндрю бы не поехал с Рене в переполненный бар, свободные столики в котором были на веранде, а Эндрю был в легкой куртке поверх рубашки… Он заболел. На выходных всё было не так уж плохо: Эндрю закидывал в себя лекарства, сбивал температуру, вполне выживал. Ему не нравилось болеть — это была слабость. Понедельник в сумме с ранним подъёмом добили, голос Аарона настойчиво нашёптывал о необходимости срочно упасть в постель и лишний раз не шевелиться. Умывшись и вдоволь налюбовавшись синяками под глазами, Эндрю решил провести запланированные на сегодня пары и отправиться на недельный отдых.

Рене, я умираю.

      Простуда НЕ смертельное заболевание

      Ты наверняка ошибаешься.

      Аарон будущий врач, я точно

знаю об этом больше.

      Бери больничный и лечись

      После проведенных пар Эндрю предупредил ректора о своем состоянии и, чувствуя, что день окочен, направился к автомобилю. Медная копна волос не могла не привлечь его внимания. Нил стоял под навесом курилки с зажатой в губах сигаретой и рылся в рюкзаке. Инстинкты курильщика направили Эндрю к нему — нужно подкурить бедолаге. Их разделяло ещё несколько шагов, когда Нил дёрнулся и отшатнулся всем телом от приближавшегося к нему человека.

      — Это всего лишь я. Ищете зажигалку?

      Он подождал, пока Нил сфокусируется на нём и паника отступит. После кивка Нила Эндрю приблизился к нему и протянул огонёк зажигалки к сигарете. Пальцы обдало холодным дыханием, а голубые глаза, мелькавшие на периферии обзора Эндрю, спрятались за сизым дымом.

      — Спасибо.

      Эндрю уже развернулся, и его сваренный температурой мозг вернулся к запланированному маршруту до машины, но Нил его окликнул и вложил в его ладонь что-то округлое. Яблоко.

      — Оно отравлено?

      — Нет. Он не отравлено.

      — Я уверен, что все отравители так говорят.

      Нил рассмеялся.

      Этот звук делал что-то с Эндрю, ему тоже хотелось хихикнуть, улыбнуться, поднять глаза с яблока и посмотреть на улыбающегося Джостена, но он не поддался. Это всё температура, и неизвестно, на что она могла бы ещё его толкнуть. Проверять не было интереса.

      Отсалютовав яблоком от виска, Эндрю поплёлся к машине.