— Ребятки, перемирие вроде, нет? Вы в своей песочнице ковыряетесь, мы в своей... Войну развязать решили? Ну тогда вот вам повод! — Шум шагнул вперёд, и что было сил ударил ногой назад, попадая каблуком тяжёлого сапога прямо меж ног долговца, что ещё секунду назад с усердием перетягивал хомутом руки задержанного. Ещё один, оказавшись поблизости, получил мощнейший удар головой в переносицу, отчего пластом рухнул на землю и затих. — Пидрилы, блять, хотел же по-хорошему...
Разумеется, свободовец был нещадно бит. О расстреле не было и речи, потому как за него, Шума, совершенно точно будут мстить, и уж об этом инциденте вся краснопогонная братия будет жалеть ещё очень и очень долго, потому наглости он не терял даже под дулом автомата. Потеряв связь с этим миром лишь после двух минут избиения, свободовец очнулся в камере без своих пожитков, имея лишь комбез, да сапоги, из которых какая-то предусмотрительная падла выдернула шнурки. Пачку сигарет с зажигалкой, спрятанные вглубь комбеза, при шмоне не обнаружили, зато её без труда нашли местные сидельцы, которые, судя по протокольным рожам, очевидно имели принадлежность к блатной касте Зоны. Хотел было гопник стянуть с нового сокамерника и сапоги, но вдруг обнаружил того в сознании, и отпрянул, прожигаемый его тяжёлым взглядом.
— Сигарету дай. — не попросил, а скомандовал фримен, чем приковал к себе внимание криминальной троицы, что наслаждалась трофейным табаком. — Уши хуем чистишь? Сигарету, блять!
Шум стал подниматься, когда к нему выступил один из гопников, намереваясь проучить оборзевшего свободовца, но даже в битом состоянии он оказался быстрее. Превозмогая боль в ушибленных боках, он со скрипом поднялся, и перехватил ногу паренька, тут же опрокидывая его на задницу, и выбивая дурь из его головы ударом ноги. Двое ошалевших от этой картины бандюганов поднялись из-за стола, но замерли, когда Шум схватил их кореша за волосы, и занёс над его лицом кулак.
— Ещё шаг, и я ему зубы вышибу нахуй. — спокойно проговорил он и вытянул руку, в которую, с опаской подкравшись, один из гопников вложил полученные крысиным путëм сигареты с зажигалкой. — Живите.
Заслышав за спиной лязг двери, Шум спешно спрятал сигареты обратно, и уже через пару секунд получил прикладом в затылок, снова погружаясь в безсознанку, и просыпаясь лишь к полуночи.
— Опять новоселье, блять? — прохрипел он, и с трудом разлепил глаза.
Щурясь от света лампочки, он осмотрелся, обнаруживая себя на этот раз в одиночных апартаментах. Лицо, на удивление, оказалось целым, хоть и шаталась пара зубов. От большинства же телесных повреждений спас добротный комбинезон Сева, а вот удар в затылок явно стряхнул свободовские мозги. Позыв вывернуть желудок наизнанку нарастал с каждой секундой, вот только блевать оказалось нечем, потому на пол плеснулась лишь лужица тягучей желчи.
— Ну и пидоры... — и он сплюнул.
С трудом подобравшись к матрасу в углу, и едва достигнув его, Шум уложил отбитую голову на самый краешек, зажмуриваясь от нахлынувшей боли. В такие моменты всегда спасал обезбол, или, в конце концов, опытный мозгоправ, а как быть здесь? И где вообще находится это самое "здесь"? Свободник одним глазком огляделся. Очевидно, это было что-то вроде долговской тюрьмы, а стало быть, находился он сейчас не иначе как на главной их базе, в самой жопе их территорий, где ещё не ступала нога человека. И не лень ведь было тащить в машину безсознанную тушу здоровенного свободника. А самое главное – зачем? Неужто старые грешки Шума припомнить решили? Иной версии и быть не может, ведь дорожки Свободы и Долга давно уж разошлись, и обыкновения пересекаться не имели, благодаря чему и действовало до сих пор это, хоть и шаткое, но перемирие.
— Воды дайте, ублюдки охуевшие, Женевскую конвенцию что ли не читали? — Тихо проговорил он, когда услышал шаги за решётчатой дверью.
Хотел он было и пару строк из этой самой конвенции цитировать, вот только не смог собрать в кучу свои мысли, и заткнулся, стиснув челюсти от нарастающей боли в черепной коробке.
— Водички захотел? — удивился долговец. — Ну пиздец, воды ему подавай, блять. Щас ты бля крови своей напьëшься!
Скрип двери был таким, что, казалось, будто гвоздём царапают прямо по мозгам. Незнакомец подошёл, и на Шума осыпался град ударов деревянной дубинкой. И то ли получать ею было действительно больнее, чем ногами, то ли с такой силой старался этот мучитель – было неясно, но свободовцу оставалось лишь закрывать голову, дела с которой и так обстояли не лучшим образом.
— Ебашь, начальник, ебашь этого фраера! — Донеслось из соседней камеры.
В какой-то момент надзиратель перестарался, и дубинка сломалась. Тогда в ход пошли кулаки. Он повернул Шума, и принялся ожесточённо долбить кулаком по его лицу. Спустя всего десяток ударов тот, казалось, не то что отключился, а просто умер, потому как уже не сопротивлялся, и даже перестал дышать. Кровью было залито всё его лицо.
— Не вздумай мне тут сдохнуть, тварь! — разминая костяшки пальцев прорычал долговец, и ушёл.
Уже через минуту он вернулся с ведром воды, которую тут же выплеснул в лицо Шума, но признаков жизни избитый не подавал.
— Эй! Сдох, блять?!
Склонившись, мучитель похлопал по щекам Шума, и в следующую секунду получил удар, с хрустом проламывающий его кадык. Он захрипел, падая на колени, и ошарашенно глядя на своего убийцу. Рука его потянулась к поясу, где на связке ключей висела, очевидно, тревожная кнопка, напоминающая брелок от машины.
Мутным взглядом изучив лицо неприятеля, Шум так и не смог узнать его, потому о причинах такой зверской жестокости не мог даже догадываться.
Он резким выпадом сорвал ключи, и, зажав самый большой из них меж пальцев, с размаха врезал в висок долговца, проламывая височную кость, и обрывая его жизнь.
— Пидорасина ебаная... — процедил свободовец, с трудом поднимаясь на ноги.
Осмотрев тело, он не нашёл ни оружия, ни даже долбанного ножа, потому камеру покинул имея при себе лишь ключи.
— Опа! Фраерок-то, гляньте, не обоссался, братва! — один из сидельцев, подорвавшись с койки, подошёл к решётке, глядя на Шума. — Слышь, или дверь открой, или я такой ор тут подниму, всю базу на уши поставлю, бля! Понял? Давай, отворяй ворота, ëпт!
— Поможете выйти – с меня по десятке каждому! Слово даю. — ответил Шум, опираясь на стену, и выжидающе глядя на бандита.
— Базара нет, братух! Выпускай, мы ж тут все кореша по несчастью! — Уголовник убедительно закивал, и двое его братков подтянулись к решётке.
Открыв камеру, Шум отошёл в сторону, наблюдая за тем, как бодрая компания, крадучись, вышла в коридор. Один из них, с припухшей рожей, дëрнулся было к Шуму, но получил в дыхло от старшего.
— Ша бля! Забыли! Не он, так нас бы со дня на день на большую землю сослали! Пожали руки, бля!
Бандит нехотя протянул руку свободовцу, и тот пожал её, кивнув в знак перемирия.
Старший, зыркнув на корешей, юркнул в камеру Шума, и минут через пять вышел оттуда, нарядившись в долговца.
— Ебать-копать, зашкварился... — Неодобрительно покачал головой один из гопников.
— Захлопнись, бля, это для дела! — Оборвал его «долговец», и они вместе двинули к выходу.
— Давай, слышь, шевелись! Тащить тебя никому нахуй не упало! — подгонял гопник, поглядывая через плечо на Шума.
Эти сидельцы, в отличие от свободовца, в момент своего заключения находились в сознании, а потому каждый из них хорошо запомнил план подвала и путь из него. Целью их был пост охраны, но там, вероятно, оставался ещё один красный. При кормëжке именно он, с автоматом наперевес, страховал своего напарника, пока тот выдавал уголовникам пайку. А значит, именно у него было оружие.
Благо, изгиб коридора не позволял увидеть крадущихся по нему уголовников, не то все они, вместе с пленным свободовцем, превратились бы в дуршлаг.
Бандиты сработали чëтко. Первый из них, натянув капюшон, склонил голову, и стал на ходу отряхивать штаны, изображая убедительное возмущение, и довольно похоже копируя голос убитого долговца:
— Весь комбез мне кровью уговнял, паскуда!
Сидящий за столом парень едва повëл головой, бросив взгляд на «напарника», и вновь упëрся взглядом в КПК, на экране которого разворачивалась решающая битва в каком-то фантастическом фильме.
— Не признал, братух? Это ж я! — бандит схватил парня за голову, и, зажав его рот, резким движением свернул шею. — Ну чë, бля, кто ещё на себя красные портки примерит?
— Не, не я... Западло чëт... — замялся один из гопников.
— Хули ты ме-каешь?! Фантик бля, быстро переоделся нах! Для дела не западло!
— А чë этот? — кивнул он на свободника.
— Да он еле ходит, бля! Переобулся бля, фуфел бумажный! Быстро! — срываясь на крик командовал старший.
Разжившись в итоге двумя долговскими комбезами, да оружием должников, беглецы переглянулись.
— Если какой кипеш, то мы этих конвоируем, понял? И ебло опусти, не свети, блять, рожей! — и старший, проинструктировав разодетого Фантика, двинул на выход.
Покинув местную тюрьму, компания оказалась на окраине базы. Видны были даже стены с колючками, вот только этот путь побега отпадал сразу, ведь мало что стены освещались, так ещё и проволока на них была под напряжением – этими знаниями поделился ныне почивший их кореш, возвращённый в камеру после попытки побега, но не переживший последствий наказания. В сознание он так и не пришёл, но всё было понятно по его ладоням, на которых чётко вырисовывались следы колючки.
— И как быть? — почëсывая репу спросил тот, что единственный из тройки остался в своих привычных шмотках.
— Пошумим маленько... — подал голос Шум, и убедившись, что все трое внимательно слушают, стал излагать свой план.
— Нихуя ж себе, да нас потом по всей Зоне искать будут! — проговорил старший, который, как выяснилось, имел очень звучное прозвище – Аристотель.
— А тебе не похуй? На болотах сныкаетесь, а через пару месяцев на вас уже будет нассать. — уверял Шум. — Решайся, или давай план получше!
— Нормальная тема, пахан! Зелёный дело говорит! — поддерживал Фантик. — Мы кипеша намутим, а зелёный с Колесом ворота откроют! Сработает, отвечаю, тем более что оружейка-то вот она.
— Колесо, как патрульных на перо посадите – кричи вороной. Усëк?
Пахан хлопнул подопечного по плечу, и тот ушёл по стеночке следом за свободовцем, направляясь к стенам, где с периодичностью в четыре минуты мелькал патруль, состоящий из двух бойцов. Обходя вдоль стен всю базу они встречались в двух точках, одну из которых и выбрали беглецы местом засады.
— Нестерчук, сигарета есть? — заговорил долговец, дождавшись на точке своего напарника по патрулю.
— Так нельзя ж в карауле... — замялся тот.
— Да ëпт, армеец, блять, забудь! Ты уже не в армии! Давай сигу! Или зажал?
— Ща... — и он стал выискивать по карманам сигареты.
Первый от нетерпения подошёл ближе, и выжидающе уставился на щуплого паренька.
— Ну давай уже, у меня свои часа два назад закончились, не бежать же в казарму, мужики спят уж!
Получив желаемое, долговец вырвал зубами фильтр, и с наслаждением закурил крепкую папиросу, смакуя горький дым.
— А ещё закурить будет? — прозвучал из темноты Колесо, и, дождавшись когда долговец обернётся, мастерским броском вогнал нож в его глотку.
Второго на себя взял Шум. Зажав рот, он вонзил нож в его шею, после чего мягко уложил истекающее кровью тело, и за ноги оттащил за мусорную кучу, сопя от боли.
— Кричи. — вернувшись, произнёс он.
— Чë кричать? — затупил Колесо.
— Вороной, блять, кричи! — Шум отвесил бандиту лёгкую затрещину, и тот словно опомнился.
— А! Ага, ща! — он продрал горло, и, собравшись, издал нечто среднее между умирающей чайкой и криком макаки.
Глаза Шума округлились:
— Долбаëб, это чë, ворона?!
Он уже хотел было вправить мозги придурка ещё раз, но внезапно разнёсся оглушительный грохот взрыва, вспышка и пламя которого осветили всю базу как днём. Второй взрыв, прогремевший в казарме, на фоне первого был даже не слышен, но заслуг Фантика это не умаляло – метко заброшенная в окно «свадебка» из двух гранат Ф-1 выкосила всех спящих, и большинство из них отошли в мир иной так и не проснувшись.
На воздух взлетел склад, и судя по силе взрыва, боеприпасов у доблестного Д.О.Л.Г.а хватало на одну маленькую, но кровавую войну. Через десять секунд над штабом взвыла сирена, и на базе началось движение. В поднявшейся суматохе никто и не заметил, как двое беглецов копошатся в темноте у ворот, что уж говорить о двух уголовниках, ряженных в долговскую форму. Они, сделав своё чёрное дело, вскоре нагнали своих подельников за стенами, а хитроусый Фантик даже оставил в воротах свой прощальный подарок – рястяжку.
Угроза получить очередь в спину никуда не делась, но иного пути просто не было. Благо, что теперь подходы к базе хотя бы не были освещены, ведь взрывом зацепило проводку, и побег прошёл практически в полной темноте, не считая лёгкой подсветки в виде полыхающего склада, огонь с которого успел перекинуться и на крышу казармы.
— Бляха, мужик, как выберемся я сам тебе десятку отвалю! Только бы уйти! — сваливая на ватных ногах кричал отстающий Фантик, неспособный к марафонам по причине малого роста, и, соответственно, коротких ног.
— Да ëпт, не пизди там, дыхалку собьëшь, хуйлуша! — рыкнул Аристотель.
Запинаясь и падая, шугаясь от любого дуновения ветра, и рискуя в непроглядной темноте угодить в любую, даже видимую аномалию, беглецы что есть сил бежали прочь от базы, на которой местного разлива генералиссимус с надутыми на лбу венами кричал в рацию на раздолбаев, проморгавших нападение. В его голове не укладывалось как враг, минуя посты, смог дойти и ударить по штабу, и лишь спустя пять минут, осознав, что никакого врага нет, он вспомнил о пленниках. Два надзирателя, оставшись в одних подштанниках да майках, к тому времени уже остыли, а беглецы были уже слишком далеко чтобы броситься по их следу. Порывался было один капитан сесть в броневик, да только все боеспособные люди, в том числе и сам генерал, сочли нужным спасать то, что осталось от базы, вместо того, чтоб по ночной Зоне играть в кошки-мышки с кучкой вооружённых невесть чем головорезов. Считалось, что все четверо как следует вооружились, а потому к боестолкновению готовы на все сто, но на то и был расчёт Шума, ведь на деле при беглецах были всё те же автоматы, отнятые у должников, да по паре автоматных рожков на рыло.
На постах о ситуации, конечно, были осведомлены, вот только посты изначально оборудовались так, чтобы отражать нападения с другой стороны. Ко времени, когда там пробегали уголовники, вытаскивая на себе в мясо битого свободовца, постовые даже не успели перевесить прожектор на другую сторону вышки. Всё что они успели – стянуть к посту патрули, но это оказалось только на руку уголовникам – те беспрепятственно покинули территории должников окольными путями, известными Шуму, который не раз в этой местности бывал, и имел здесь свои тропы.
Куда хуже оказалось передвигаться по нейтральным территориям, ведь в то время как должане у себя проводили регулярные зачистки, здесь же живность бушевала во всю, и ночью на охоту повылезали самые лютые твари Зоны. К счастью, в четыре автомата, удалось спугнуть и кровососа, выследившего четвёрку по запаху крови свободовца, и стаю снорков, поджидающих добычу на старой заправке. Некоторые в удачный исход побега не верили до последнего, но, дотянув до ближайшей стоянки бандитов, с облегчением выдохнули.
— А этот хуль тут забыл? Пускай уëбывает по ночи. — покосился один из бандитов на Шума.
— Ты варежку-то захлопни, если б не он, мы б так и пердели в шконари! — Аристотель швырнул в бандита пустой консервной банкой. — Лучше братану маляву кинь, что мы на воле.
— Слышь? Оклемался? Тяжёлый, бля, кабан! — Колесо поднёс стопку свободовцу, которого последние километра три пришлось тащить на себе.
— С медведем обычно сравнивают... — отозвался Шум, и поднялся на запах водки, опрокидывая в себя стопку.
Отбитые органы дали о себе знать, а марш-бросок по тьме ночной окончательно выбил свободника из сил. Уже к утру он был транспортирован в лагерь банды, где провёл целых три дня, первый из которых благополучно отсыпался под капельницами. Ещё пару дней, зализывая раны, Шум пользовался всеми благами бандитского гостеприимства. Через них же он сумел сообщить своим о случившемся, и даже выступил как некий мостик в переговорах между бандой Аристотеля и Свободой. В результате переговоров решено было, если должники сунутся, навешать им совместно, но те не сунулись ни через неделю, ни через месяц – уж слишком скудна стала их огневая мощь для войн.
Шум, как и обещал, через пару недель пришёл с тридцаткой – по десять заслуженных тысяч на каждого, кто тащил его на себе. Вот только все трое сначала отказывались, а спустя десять минут уговоров согласились с условием, что все эти деньги они вместе с Шумом пропьют. Сказано – сделано.
Свободовец ещё не раз захаживал на болота в гости и слушал истории новых друзей о том, как они усиленно взялись кошмарить Д.О.Л.Г., то и дело устраивая набеги на патрули и посты. Потеряв всякий интерес к гоп-стопам на сталкерских тропах, они было помышляли окончательно выбить из Зоны красных, но в один неудачный момент недовоенные объединились с настоящими военными, и устроили настоящую бойню, начисто вырезав всех, кто когда-то гордо говорил о своей вхожести в банду Аристотеля.
— Спите спокойно, мужики. — тихо произнёс Шум, и, отхлебнув из бутылки, окропил из неё же три могилки, где на крестах были вырезаны ножом прозвища погибших: Аристотель, Фантик, Колесо.