Лиза тихонько закрывает за собой дверь спальни, не сразу от скрипучей ручки убирая руку. Так тихо. Около получаса ведьма бродила по городским лавкам, набирая всё то, что примерно и хотелось по списку. Бумага эта так и осталась лежать поверх корзины, чтобы было удобнее доставать, и как раз она снова приковала к себе внимание, когда среди всех пунктов Лиза не обнаружила ни одного, который бы был нужен непосредственно Джинн.
Она ничего не хочет. Который день.
Наконец, разворот; от двери сделаны пару шагов. Молчание сохранялось, потому что Минчи не знала, спит ли рыцарь, только когда под одеялом стали заметны более яркие движения, которые спящий бы не смог сделать, Лиза роняет тихое:
— Котёнок, я пришла.
Голос её, натренированный чтением книг вслух и тихой проверкой документов, звучит мягко, но с большой толикой усталости, будто она только проснулась или же, наоборот, продержалась весь день и валится с усталости. Ничего больше и не нужно, потому что Джинн, едва поднимая взгляд на неё, так и роняет его куда-то в пол, обратно отворачиваясь, не забыв зацепить краешек одеяла и закрыть им себе лицо.
Она почти не отвечает. Который день.
Вот Гуннхильдр, себе не свойственно, так и безответно осматривает пришедшую, отворачивается и ложится обратно в постель. Она не была больна физически, но в кровати проводила почти весь день; лежит, гуляет своими небесными глазами по книжным полкам в спальне, за которыми с заботой присматривает ведьма, не забывая рабочие обязанности даже дома. Лежит, пока Минчи, скрывая беспокойство, смотрит, как той белая пижамная рубашка сминается от долгого лежания, как Джинн что-то тихо бормочет, пока поправляет манжеты на руках, закрывающие перевязанные после очередной экспедиции запястья.
Проходит немного времени, пока стены кухни заливает свет и тепло, – впереди готовка, как и множество других дел. Но когда Лиза возвращается в комнату, чтобы посидеть с Гуннхильдр, она нисколько не удивляется тому, что всё ровно так, как и тогда, когда она удалялась по бытовым делам. Где-то рядом брошены листки, рискующие стать помятыми: рыцарь пыталась работать, но делала она это с трудом, вооружаясь письменными принадлежностями прямо в кровати. Минчи сгребает всё что видит в небольшую кучу, кладёт на тумбу рядом, чтобы всё оставалось на видном месте, и Джинн не пришлось тратить силы на дополнительные поиски.
Находит рукой под одеялом Джинн и, постояв немного, садится к ней в постель, не задевая лежащую. Со стороны прорывается потерянное:
— Лиза! — одеяло немного откидывается. — Ты...
Ответа не последовало даже после небольшой паузы, в которую можно было обдумать обращение, поэтому, услышав своё имя, ведьма всё равно расценила это за просьбу остаться. Вкладывая ладонь Гуннхильдр в свои руки, Лиза также, с некой упрямостью, продолжает поддерживать зрительный контакт, пока рыцарь, округлив глаза, не смутился от такой сцены. А если смущает – не всё потеряно.
Она ничего не знает. Который день.
— Не надо сейчас, не хочу.
Потому, за чужим нехотением, старается сглаживать острые углы ситуации до маленьких округлых вставок, чтобы не было так больно, – предлагать каждый день разнообразие в том, что она может устроить. А если даже и не может – это просто будут слова поддержки, крепко сжатые руки, в которых кисти Джинн, чтобы оставлять на них неспешные поцелуи, а если на крайний случай, когда сама Минчи невообразимо устаёт, – то простое лежание рядом и поглаживания снова наполняют энергией и силой жить.
А Джинн это никак не выводит в строй, не даёт всего того, что получалось забирать ранее для своей романтичной, ранимой души. Ранимой до того, чтобы закрыть кабинет на ключ и упасть в чужие объятия, защищаясь горячими словами поддержки. Как это всё знакомо. Не хотелось, чтобы такое было знакомо.
— Иди сюда, — Джинн привстаёт с вороха одеял, оглаживая чужие нежные руки, скрытые за бархатом перчаток.
Прямо так, как обычно делала, когда хотела элегантно их поцеловать.
— Да, дорогая?
Прямо так, в тяжёлом платье, но её тянут за собой в постель, в конечном счёте, давая лечь рядом с собой. Гуннхильдр немного выглядит сонной, и всё же очень может быть, что за время уединения она успела подремать. Любые советы отдохнуть больше не воспринимаются ею в штыки; она вовсе их не воспринимает, не отвечает на заботу, а просто бездумно падает к мягкой постели, зарываясь так, чтобы её никто не видел.
Она стыдится себя. Который день.
Объятия. У Джинн размеренное дыхание, которое чувствует Минчи у своей шеи. Как в неё уткнулись – так и есть. А ведь проявлять свою тактильность тянет даже в критических ситуациях: как бы ни было ужасно, но объятия умеют говорить без слов и сказать могут намного больше любых любовных писем. Лизу разбивает изнутри; накопленные чувства хотят вырваться всё чаще, вот только рыцарь едва найдёт силы на такой же пламенный ответ: всегда он был таким, потому что, со слов Гуннхильдр, любимые женщины иного не заслуживают.
Только любимая женщина также не заслуживает того, чтобы в один момент вся их сказка рухнула. Все их чувства оказались заперты где-то глубоко без возможности снова показаться при вечерних прогулках, совместном обеде или чтении друг другу книжек на ночь.
Ведьма забывает про купленное, забывает, как ей неудобно в повседневной одежде валяться среди чистой постели.
— Люблю тебя, — далее интонация стала более вопросительной. — сильно.
— И я тебя, — краткое в ответ от рыцаря, что прикрыла глаза.
Она тревожит. Который день.
Мерзко с себя. Устало с работ и тревог.
Как до боли забавно. А Минчи любит. Минчи устала с этих забот.
Лиза вспоминает, что последний раз Джинн сама так обнимала её с полутора недели тому назад. Вспоминает, что утром осталось на душе, – каков осадок, – после разговора о работе.
— Полежим ещё так? — отзывается вопросом ведьма. И не смеет перечить.
— Угу.
Понимает, что слёзы сами собой идут, капают на подушку, не задевая знакомые золотистые прядки пониже. Ей не помогает эта простая гонка состояний. То, что должно лечить, делает ещё больнее. Кажется, объятия вовсе должны радовать?
Радуется до тихого плача. До новой мысленной отметки, что с апатией они справляются. А сама – так устала, так устала...
Кажется... ещё немного? Ещё немного подождать. У них всё будет хорошо.
Она любит Лизу. Который день.