Хайтам любит дарить Пай книги. А Пай любит их не читать, или начинать и забрасывать. В какой-то момент в её шкафу скапливается столько непрочитанного, что она всерьёз задумывается открыть книжную лавку.
Пай думает, ах, ну, если бы она была умнее, она бы обязательно осилила какую-нибудь из его книг по лингвистике. Но Пай всегда просто Пай, она шумная и до одури активная. И нравятся ей бульварные романы.
Но ведь Хайтам наверняка выбирает каждую книгу с особой тщательностью в надежде, что ей понравится.
Хорошо, что Пай бесстыдница и ставит очередную книгу на полку без зазрения совести, думая, что однажды она до неё дорастёт.
И что когда-нибудь они с Хайтамом будут на равных.
Хайтам на втором курсе, а Пай бросила универ ещё на первом. Пай живёт по заветам хиппи, частенько путешествует по стране со странными близнецами, а Хайтам усердно учится и подрабатывает написанием статей.
— Глупый. Глу-у-упый, глупый, глупый, — тянет она нараспев, когда наваливается желание ребячиться, что происходит не так уж и часто.
Пай почему-то всегда ощущает себя старшей. Сестрица Пай, вот её амплуа, как Гамлет всегда остаётся Гамлетом через тысячи постановок, так Пай другой быть не может.
Хайтам на неё никогда всерьёз не обижается. Он к ней почему-то — тяготеет. Почти болезненно, ищет её силуэт в толпе, всегда замечает сначала Люмин или Итера, и только потом его Пай. Ах, стоп. Его?
е г о
п а й
?
Хайтам потирает виски. Стоит больше отдыхать, кажется, он совсем устал, всякая дурость в голову лезет. Нужно собираться в университет. Хайтам не признается себе, но вечерние встречи с Пай на остановке, пока он ждёт автобус, по эмоциональной окраске сродни лекциям.
Дофамина выделяется одинаково много.
И когда Хайтам стоит вдали от других, Пай подходит к нему и восхищается тем, как он изящно держит книгу.
— Как у тебя руки не устают, а? — спрашивает она и пялится, и вроде странно это не выглядит, потому что повод есть.
Хайтам молчит, потому что ответить нечего.
Иногда Пай начинает вести себя ребячески, но получается у неё это фальшиво. Будто ещё кровавую шкуру ягнёнка пытаются натянуть на волка. И сейчас она нагло выхватывает книгу из рук Хайтама, но тут же берёт её бережно, боясь помять страницы, рассматривая буквы, читая вскользь. Опять что-то умное.
— Хайтам.
— Да?
— Ты глупый.
— Ты вечно повторяешь нечто подобное. В следующий раз подарю тебе словарь.
И правда ведь дарит. Маленькую книжечку в мягкой обложке, так и тянет назвать переносной. Пай гневается и ищет синоним к слову "раздражающий":
досаждающий; нервирующий; играющий на нервах; надоедающий; гневящий; озлобляющий; бесящий-
— Я нашла! Нерво- не- ... нер-во-тряпоч-ный! Вот, какой ты.
— Нервотрёпочный.
— Я так и сказала.
И Пай дорожит этой книжицей, как самым великим сокровищем, потому что словарь она действительно читает, пусть совсем понемногу.
Иногда Хайтаму снится странный сон о волшебной стране, о беловолосой богине, что была настолько прожорливой, что хотела съесть весь мир. Иногда её останавливали, иногда она мир всё же съедала. Ах, стойте, её не просто "останавливали", её
████ всегда жаждали единоличной власти и ███ должна уничтожать грешников и всех кто мешает █████ █████
— Паймон?.. Что?..
Интересно, почему он всегда произносит её имя после пробуждения от таких снов? Почему он всегда просыпается в поту и со слезами на глазах?
Хайтам смотрит на часы. Четыре утра.
Пай просыпается от звонка.
— Хайтам, какого чёрта? Ты знаешь, сколько сейчас времени?
— Правильно сказать "который час", — говорит Хайтам и тут же бросает трубку.
Через несколько минут Пай шлёт ему сообщение с текстом: "противный коробящий как бельмо на глазу".
В последние дни Хайтам почти не спит.
В последние дни он всё чаще задумывается о том, что будет, если Пай вдруг исчезнет. Или он сам.
И что будет, если он так и не скажет ей, что...
— Пай, я...
— Да?
— Передавай Люмин привет.
Пай хмурится и достаёт свой словарик, переходит на нужную страницу быстро благодаря ядерно-розовой закладке.
— Я байронически разочарована.
— Байронический это и есть "разочаровающий", у тебя тавтология. Кроме того, прилагательное "байронический" обычно используется для определения пессимистического отношения к жизни.
— Да откуда ж ты всё знаешь, самый умный нашёлся! Поди все слова отсюда неделями учил, прежде чем мне подарить, да? Ты меня бесишь.
Пай злится не потому что Хайтам ведёт себя как Хайтам, а потому что он стал недоговаривать и скрывать. Её Хайтам, прямой, как скала, Хайтам, который все мысли вываливал сразу, — что-то утаивает. Пай готова расплакаться, лишь бы Хайтам перестал быть таким закрытым. Лучше уж он её открыто дурой зовёт, лучше уж исправляет сотни раз на дню.
Пай смотрит на него пустым взглядом, и у Хайтама внутри всё холодеет. И вместо того, чтобы что-то сказать, он отводит взгляд. В этот момент ему показалось, что он растерял все благословения, начертанные на персиковых косточках. На миг Пай тоже так думает. Но Пай почему-то легко забывает обиды. Наверное, чтобы память была плохой.
А сны не прекращались.
Кави достали внезапные пробуждения Хайтама и его вскрики. Кави советует ему сходить к терапевту, пить побольше снотворных или, в крайнем случае, не перерабатывать. Хайтам его не слушает.
Хайтам передаёт Люмин пачку печенек орео — для Пай — она ведь так любит макать их в банановое молоко — смесь ядерно-сладкая. Но Пай нравится. Ей вообще лишь бы слаще, кислее, острее, лишь бы не пресно.
— Хайтам, всё хорошо? — спрашивает Люмин, взгляд у неё беспокойный. — У тебя такие мешки под глазами. Учёба — свет, но ты о себе не забывай.
карающая длань █████ всё возрождается всё делает оборот
Воистину отвратительные сны, он снова заснул за конспектом, он снова видел е ё пустой взгляд, чужой и далёкий.
Хайтама трясёт.
Это неправильно, так не должно быть, его Пай не должна быть такой.
Она не должна разрывает свою грудную клетку, чтобы... чтобы что?
Кави хмурится и идёт заваривать чай с ромашкой и мятой, бормоча себе под нос, мол, вот до чего доводят переработки, хотя сам вечно засиживается допоздна и ловит панички от перфекционизма и учебной нагрузки, до дрожи в руках.
Хайтам начинает думать, что сны это эволюционная ошибка. Глядя на Лайлу, он думает, что она с этим согласна, только она идёт по пути отрицания эволюции, наверное, поэтому у неё мешки под глазами темнее, чем у него. Будто под её глазами собираются все горечавканые горести.
Лайла научилась не врезаться в людей от недосыпа и усталости, научилась сохранять целостность личности, а ещё печь кексы. Они с Хайтамом частенько сидят рядом в библиотеке, и Хайтам видит в очередной раз, как она кому-то составляет натальную карту, будто бы они всё ещё используют геоцентрическую систему Плолемея.
— Не понимаю. Ты ведь изучаешь астрофизику. Ты прекрасно знаешь, что астрология это лженаука. Так почему?
Лайла удивлённо поворачивается к нему и какое-то время молчит.
— Эйнштейн верил в концепцию б-га Спинозы, а я вот верю, что в мире ещё остались крупицы магии... Если тебе не нравится натальная астрономия, я могу погадать тебе на картах таро. То есть, не похоже, что тебе вообще такое интересно, не знаю, зачем я предложила... но... хочешь?
Хайтам вежливо отказывается.
Пай всё больше времени проводит с близнецами, и от общения с ними она тоже становится будто не от мира сего. В какой-то момент Пай становится ужасно далёкой, и Хайтам понимает, что скучает по её шуму, улыбке и дурашливости. В какой-то момент до него доходит, что Пай не такая уж и глупая.
В последнее время Хайтан видит её лишь во сне, и там она всегда умирает. Последнее, что мелькает в её глазах — небо в конце развития вселенной, когда межзвёздного газа становится настолько мало, что образование новых звёзд попросту невозможно. В конце вселенной не будет взрывов и огня, будет лишь тьма. Большая часть космического пространства и так пуста, но что есть абсолютная пустота?
это взгляд пай
Однажды ̶м̶н̶о̶г̶о̶ ̶р̶а̶з̶ ̶ она увидела что-то ужасное. ̶и̶л̶и̶ ̶с̶в̶о̶и̶м̶и̶ ̶р̶у̶к̶а̶м̶и̶ ̶т̶в̶о̶р̶и̶л̶а̶ ̶ Хайтам не уверен.
Он начинает читать книги о метемпсихозе, параллельных мирах и религии. Он сидит в библиотеке с книгами, которые никогда не воспринимал всерьёз.
Проходящая мимо Лайла кидает на него странный взгляд.
У Хайтама лопнувшие капилляры в глазах.
Лайла разворачивается и собирается подыскать себе другое место, но Хайтам её окликает:
— Лайла. Ты можешь мне... погадать?
— Что, прости?
— Пожалуйста, погадай мне.
Лайла нагадывает ему десятку жезлов и перевёрнутую башню. Она изо всех сил старается подбодрить, но только устало улыбается и говорит — "дурной знак". Руки у Лайлы холодные, будто на кончиках пальцах застыли льдинки. Хайтам ощущает это даже через одежду, пока её рука покоится на его плече в отчаянном желании поддержать.
И он не может согреть её руки, потому что в голове у него одна Пай, а на языке невысказанное. Ему безумно срочно нужно увидеть Пай, взять её ладошки в свои, даже если она будет пинаться, кусаться и царапаться, но вместо этого он всё больше времени проводит с Лайлой.
Они говорят об устройстве вселенной.
— Ты ведь знаешь о фотометрическом парадоксе? Мол, в стационарной вселенной, равномерно заполненной звёздами, должно быть всегда светло?.. Ах, конечно, знаешь, зачем я объясняю... Это довольно интересно звучит, не находишь. Всю романтику портит теория большого взрыва. И...
Хайтам уже не слушает. Он смотрит на Пай с Итером, и как тот обнимает её за талию, и у Хайтама сердце наливается свинцом.
Итер умудрился собрать вокруг себя последователей, имея скверный характер. Даже Аяка в его руках. Неужели мало ему? Пай у него точно на привязи, но почему-то улыбается, смеётся и его тоже зовёт дураком.
Итер точно чёрная дыра, точно ███, что всех затягивается. К нему продолжают тянуться, даже если он всех пережёвывает и выплёвывает.
И когда Хайтам впервые ловит взгляд Итера, у него внутри всё рушится.
Итер улыбается.
<center>*</center>
— Ну, зачем она тебе, Хайтам? Она шумная, дурная.
Рядом с Итером стоит Дайн. Дайн, который всё всегда помнит, но отчаянно желающий забыть, безумный Дайн, Дайн, который жаждет умереть.
Дайн, который жаждет понимания, стоит рядом с Итером, который в свою очередь держит Пай на руках, и Пай, которая Дайна поймёт, если пробудится.
Хайтам тогда всё понял, и ему больше не нужны сны.
— Бесконечная статистическая вселенная любит сбоить, — говорит Итер и гладит Пай по волосам, заправляя прядь ей за ухо. — С этим ничего не поделаешь. Иногда кто-то вспоминает то, что ему не следует. Я вот вспомнил. Люмин тоже. И ты, Хайтам, кажется, теперь с нами. Больно было, да? Я по глазам понял.
Итер прекрасно знает, что воспоминания сведут Пай с ума, как Дайна, и Хайтам не понимает, почему Итер так жаждет причинить Пай боль.
— Дай ей жить спокойно, — Хайтам сжимает кулаки.
Пай — Луна, осколок Изначального. И для Хайтама она может заменить все недостающие звёзды. О, боги, как слащаво звучит. Хайтаму даже немного стыдно за такие мысли. Однако Пай действительно может спрятать мир за своим хрупким плечом. Пай всегда верная, Пай всегда добрая, даже если ей судьбой написано уничтожать.
Хайтам хватает Итера за плечи, взгляд во взгляд, и у Хайтама в глазах хищническая решимость перегрызть глотку, а у Итера — пустота. И улыбка у него поблекшая, совсем фальшивая.
Хайтам сжимает пальцы судорожно, до побеления костяшек, упиваясь осознанием, что у Итера останутся синяки.
— Давай так, — Итер издаёт смешок, не отстраняется, наоборот, шепчет прямо в ухо. — Я отдам её тебе, но если я позову, ты откликнешься. Идёт? Если Бездна снова откроется, если Небесный Порядок снова что-то потребует, ты — как псина прибежишь. Ладно?
— Ладно, — он отвечает без промедлений, кривит рот в нервной улыбке, и Итер передаёт Пай в его объятия.
И Хайтам сжимает её так, будто готов перемолоть её кости в труху и что-то шепчет.
<center>*</center>
— Почему ты так смотришь, Хайтам?
Его Пай сидит рядом, плечом к плечу, откусывая фруктовый лёд кусками и страдая, потому что мозг мёрзнет. Пай глотает и давится, громко кашляет, и все на них оборачиваются.
— Я просто рад, что наша вселенная не стационарная, — отвечает Хайтам, испытывая ужасное желание её поцеловать, но сдерживается.
— Ага.
Быть может, Хайтам любит Пай, но ей об этом знать совсем не обязательно. Быть может, Пай давно поняла, что Хайтам уже сотни раз признался ей в любви не словами, но ей приятно тешить его самолюбие.
Потому что иногда Хайтам действительно дурак.