Когда Мигель впервые держит МэйДэй, он понятия не имеет, что с собой делать.
Дело не в том, что он никогда раньше не держал ребёнка в руках, он достаточно компетентен в этом вопросе, но сюрреалистичность ситуации слишком сильно сдавливает грудь, и эти м ы с л и. Его дыхание становится прерывистым, и прежде чем он осознает, что происходит, Питер берёт МэйДэй на руки, и та даже не успевает лечь в его руках поудобнее, как извинения выплёскиваются из Питера водопадом, пока Джесс делает всё возможное, чтобы помочь Мигелю справиться с панической атакой и успокоить его учащенное сердцебиение.
После этого случая он долго не прикасается к МэйДэй (приказывает себе не делать этого), но родители так много могут сделать для своих детей, прежде чем те выпорхнут из гнезда. МэйДэй ничем не отличается от других Людей-Пауков, у неё разве что слишком большое любопытство для одногодки. Она везде лазает, и от всего она в восторге. Она очень-очень хороший ребёнок.
(но Мигель этого терпеть не может.)
Это не её вина. МэйДэй не может не быть ребёнком. Но это в какой-то степени приводит его в бешенство. Она счастливый ребёнок, она улыбается, она смеётся над своим отцом и игнорирует все авторитеты, кроме того панка с Земли-138.
Мигель видит, как Хоби сажает её себе на плечо, и она хихикает, когда Майлз и Павитр строят ей рожицы, Гвен смеётся над их дурашливостью, а Мигель чувствует, как в груди колет.
Габриэлле уже было десять, когда он… занял место её отца. У Мигеля никогда не было возможности увидеть её во младенчестве, всё, что у него есть это воспоминания, кадры из головидео и диски памяти, где она с мужчиной, у которого его лицо, и женщиной, которую он не знал. Он никогда не обнимал свою дочь, как это делал Питер, никогда не подбрасывал её в воздух.
У него не было такого шанса.
(он этого не заслуживал.)
Никогда он снова держит МэйДэй, которой сейчас четыре, и у которой глаза всё такие же яркие, — его руки не дрожат, а в груди нет того ужасного сжимающего чувства, когда он впервые попытался её обнять по собственной воле. МэйДэй хихикает, трогает его щёки, гладит его волосы, и Мигель не может не улыбнуться ей, не в силах не смеяться над её весельем. Он подбрасывает её вверх, и её лицо ещё больше светлеет.
Когда Мигель впервые держит МэйДэй, он понятия не имеет, что с собой делать.
Но сейчас ему лучше, ему действительно лучше, он улыбается, усаживая детей Питера и Джесс себе на плечи, и они почему-то смеются, и он не может понять, почему.
Они хорошие дети. Счастливые дети.
И Мигель не мог желать ничего большего.