...

Великое древо цвело в небесах, давая начало водопадам, несущим смертным Воды молодости. Подхваченные ветрами, листья его вились в воздухе, уносились ввысь и вспыхивали подобно лиловым звездам, сгорая под ударами сверкающих молний. А с вершины его, найдя свой приют в раскидистой шелестящей кроне, поднимался, изгибая шею, Божественный Дракон.

Оба они — Вечноцвет и его обитатель — были больны.

Даже издали Волк видел голые серые ветви — безжизненные и иссушенные, точно руки погибшего от жажды старца. Видел зияющую рану на белой шкуре, из которой, не переставая, бежала кровь. Видел обрубленную руку — и сам, невольно, выдохнул едва слышно тогда, когда от вида ее плоть над протезом вдруг пронзила фантомная боль.

Подняв голову, синоби пересекся взглядом с его взором. Прикрытые белыми ресницами, глаза дракона напоминали озера, в глубинах которых плескались усталость и печаль. Он знал, что привело к нему молчаливого воина.

И оба знали что в конце должен остаться только один.

Крик, пронзивший небеса, отбросил Волка назад. Несмотря ни на что, вечный не собирался сдаваться.


Ветер, колышащий ветви, обратился бурей, когда синоби нанес ему первый удар. Отразившись от Клинка бессмертных, трепещущая молния вонзилась в разверстый разрез. Дракон взревел, заметавшись — и от боли его содрогнулись облака. Лезвие божественного меча рассекло воздух, настигая сорвавшегося вниз воина, отнимая в один удар его жизнь — но исцеленный от страшной раны, Волк поднялся снова. Наследие разливалось в его крови, а душа стремилась к единственной цели — помочь господину. И опавшая было безвольно рука сжала вновь рукоять. Он обязан победить — таков его долг. А иначе все это попросту не имеет смысла.

Вновь вперед, на проросший корень. Снова в небо, снова к белым всполохам грозы, мечущимся в вихре сорванных цветков. Новый удар, новый рев, новый взлет и падение — в сторону, от трепещущего древа и яростной атаки. В сотрясающимся от грозы, шторма и голоса терзаемого великого Божественном Царстве сошлись в ожесточенном поединке двое бессмертных — Дракон Вечноцвета и Однорукий Волк, принявший его наследие.

И вдруг все стихло — в тот самый момент, когда самая яркая вспышка пронзила изгиб тонкой шеи, и рогатая голова, взметнувшись в последнем крике, опала на покрывало розовых ветвей. Безвольно опустилась лапа, сжимающая рукоять меча, но неспособная больше его поднять. Дыхание, что раньше легко могло отбросить противника далеко в сторону, ныне едва колыхало края лепестков. И опустив, наконец, клинок, синоби узрел дракона ослабевшим и поверженным.

Величественное древнее создание лежало перед ним сломленным, неспособным более сопротивляться — и судьбу божественного существа ныне должен был решить обычный человек.

Медленно и тихо ступая по вонзившемуся в облачную гладь лезвию, Волк приблизился к нему, все явственнее созерцая глубокие раны, множественные шрамы и сколы чешуек, узором прошедших битв укрывшие белоснежную шкуру. Эхом в нем отдалась чужая боль — как никто другой преданный воин знал ее цену. И пускай глаза дракона ныне были закрыты, синоби все еще помнил, и будто самой душой чувствовал тот его взгляд, с которым пересекся вначале битвы.

Взгляд изгнанника, оставившего родные земли, но так по-настоящему и не нашедшего места в чужих. Взгляд невольного божества и в то же время — желанной добычи с драгоценной кровью, лакомой всем тем, кто отчаянно жаждал продлить собственный смертный срок. Взгляд истерзанной жертвы людских пороков, грехов, порожденных бездумным малодушием и отчаянных попыток их исправить.

Прямо сейчас, стоя так близко подле обессиленного дракона, Волк осознавал, что одного лишь движения хватит на то, чтобы оборвать жизнь создания, не знавшего смерти.

Вместо этого синоби опустил голову, низко кланяясь самому грозному из всех противников, с которым ему когда-либо доводилось сражаться.

— Мне нужна только слеза. — Слова его прозвучали глухо, как и всегда прежде, но иного и не было нужно. Господин не пожелал бы такого исхода — Волк это понимал. И разделял подобную мысль не только долгом, но и собственным сердцем. — Незачем проливать больше крови в попытках избавиться от ее влияния.

Дракон выдохнул тихо, и ресницы его дрогнули. Взгляд из под опущенного века вновь обратился к синоби. А следом голова отклонилась едва заметно, подставленная под лезвие, что прошлось одним движением над полосой чешуек, вырезая прозрачную, ярко блестящую каплю.


И тогда вокруг Волка сгустилась тьма, унося его прочь из Божественного Царства, с драгоценным даром слез на руках и мыслью, что он сделал все так, как надо.