Грёзами по коже

От Рацио в номере остался лишь терпкий, до боли знакомый аромат дорогого одеколона, что так нагло сейчас перебивал его собственный, более лёгкий, сладкий и медовый. Авантюрин глубоко вздохнул, поджимая губы в смиренной улыбке и совершенно не удивляясь тому, что даже с ним, казалось бы, коллегой и напарником в этом непростом деле, снова приходится бодаться для достижения общих целей. Эта бесконечная игра, несомненно, заводила их обоих, но стоило признать, была самую малость утомительной.

А может, и не малость.

Медленно стягивая с себя одежду и небрежно скидывая её куда-то в сторону небольшого дивана в номере, Авантюрин, предвкушая погружение в Мир грёз, сладко потянулся. Местный алкоголь и чувство лёгкости во всём теле определённо шли ему на пользу после вот таких вот «душевных» разговоров.

Лазурная вода ласково приняла в свои объятия, омывая рельеф груди и плоского живота. Он откинул голову на широкий бортик, прикрывая тяжёлые веки, но не в силах выкинуть из головы образ: гордая осанка, высоко поднятый подбородок, проницательный взгляд и характерный греческий профиль, устоять и не засмотреться на который, пока Веритас был чем-то занят, было той ещё задачей. Он был объективно привлекательным, отрицать такие простые вещи было просто глупо.

Наверняка он уже сидел в своём номере, натянув ту несуразную гипсовую голову, как делал каждый раз, когда ему кто-то докучает. Уже не раз Авантюрину доводилось давить в себе приступы ехидства и желания сделать дурацкое селфи в моменты, когда тот был особенно не в духе. Порой даже перекинуться парой слов было возможно исключительно с его каменным лицом. Стоило признать, иногда это даже подначивало на более активные действия, лишь бы снять её в порыве страсти и снова добраться до утончённого греческого профиля, очёрчивая подушечками пальцев.

Но несмотря на всё это, даже так Рацио мог, как ни в чём не бывало, регулярно заходить с этой самой гипсовой головой в его офис, оставляя на рабочем столе стаканчик эспрессо — с двумя ложками сахара, разумеется, как он и любил — и молча удаляться, оставляя сонного, но теперь улыбающегося Авантюрина наедине со всей бумажной волокитой. И, разумеется, ароматным кофе.

Их загадочные отношения были неизменной темой для сплетен всего отдела стратегических инвестиций. Авантюрину все эти слухи, несомненно, льстили; Веритас лишь утомлённо закатывал глаза, недовольно возмущаясь о том, что людям в этой шарашкиной конторе уже совсем заняться нечем, и хлопая за собой дверью.

Через каких-то пару часов у Авантюрина всегда находилось новое неотложное дельце, из-за которого эту самую дверь он имел полное право, как ему казалось, открыть без стука. Само собой, для того, чтобы перейти к бурному обсуждению всех подробностей, но то и дело спотыкаясь глазами о рельеф мышц на груди и открытые руки.

Их отношения давно выходили за пределы деловых, но никому не было никакой выгоды это признавать. Теряясь в накативших мыслях, его тело непроизвольно расслабилось, позволяя провалиться в блаженный сладкий сон.

***

— Что вы тут делаете?

От неожиданности и прямоты вопроса в самое ухо, Авантюрин широко раскрыл глаза, но дёргаться всё-таки не стал, ощущая под собой знакомый рельеф и тепло тела. Пару раз проморгавшись, он медленно приподнялся на руках, вглядываясь ещё сонным, но озорно светящимся взглядом в сосредоточенное лицо.

— Это я у тебя должен спросить. Засыпал я, кажется, в своём номере.

Рацио скептически приподнял бровь, отрывая взгляд от книги и внимательно рассматривая восседающего на нём сверху, без каких-либо зазрений совести, Авантюрина.

— Мы ведь ещё можем поговорить о плодотворном сотрудничестве в том деле? — мокрая ладонь мягко скользнула по широкой груди, исключительно для того чтобы найти для себя опору. — Раз уж выдалась такая прекрасная возможность…

— Я не собираюсь обсуждать это с вами в ванной.

— Брось, а как же негласное правило о том, что во снах всё наоборот?

Книга с прискорбием захлопнулась и отлетела куда-то на кофейный столик.

— Например?

— Например, ты не будешь вести себя, как грёбанный Веритас Рацио, и бузить, хотя бы пять минут, — он перекинул влажные волосы через плечо, обнажая и без того ярко контрастирующую на белоснежной коже татуировку. Не сводя с неё пристального взгляда, Веритас уложил свободную руку на бортик.

— Для начала, меня всё-таки интересует, почему вы в моём номере. В моей ванной, — снова изучающий взгляд, плавно перетекающий с ярких глаз на губы. — На мне.

— О, тут всё просто, мой дорогой друг, — ладонь скользнула чуть ниже, задевая солнечное сплетение. — Во время моего предыдущего визита на Пенаконию, мне довелось услышать об одной интересной особенности мемории.

Он прильнул ещё ближе, хитро ухмыляясь и обдавая его губы горячим дыханием.

— Когда мысли перед погружением заняты тем же, чем и у конкретного человека, может произойти весьма забавная ситуация. Такая, как эта, — он довольно причмокнул, ощущая сладость и предвкушение на кончике языка. — Так ты тоже думал обо мне, Веритас? О, это так мило. Неужели тебе тоже запомнился наш недавний «разговор» на столе?

— Я просто читал.

— Верен своим принципам даже во сне? Весьма похвально, — рука, что всё это время медленно скользила, остановилась в самом низу живота, явно предостерегая о следующем действии. — И что же ты там такое читал? Я теперь заинтересован.

Авантюрин окончательно перехватил незримую инициативу, усаживаясь всем весом на массивные бёдра. Кажется, тот факт, что они оба абсолютно голые не смущал никого. Ну да, занесло его в сон к Рацио, с кем не бывает? Конечно они оба обнажены, а какими ещё люди должны быть в ванной? Разумеется, у него стоит член, а какая должна быть реакция на сидящего сверху Авантюрина и воспоминания о сексе на рабочем столе?

— Брось, я прекрасно знаю, что книгу ты взял уже после того, как оказался тут. А в реальности, м? — он вдохнул тот самый аромат одеколона, но во сне он уже не казался таким резким.

Веритас фыркнул, сдувая налипшую прядь с собственного лба, но взгляда не отвёл. Не в его стиле.

Вместо этого он словил настойчивую ладонь своей, приподнимая её над поверхностью воды. Голубоватые капли стали стекать вниз по локтям, тут же срываясь, чтобы разбиться о его торс. Авантюрин откровенно любовался и наслаждался происходящим, даже не пытаясь скрыть хищной улыбки. Такая редкая возможность пересечься в Мире грёз с кем-то вроде Рацио, сны и желания которого наверняка были полной противоположностью его собственных, казалась чем-то сродни фантастики. Сегодня он определённо сорвал большой куш.

— Если уж мы оказались в твоём сне, подумай о чём-нибудь, — тёплые губы невесомо мазнули по мочке уха. — О чём-нибудь приятном для тебя.

Веритас тяжело вздохнул, совершенно не понимая смысла подобной затеи, но всё равно послушно прикрыл глаза, позволяя фантазии и тактильным ощущениям полностью сконцентрироваться на том, что Авантюрин позволил себе вытворять с его телом и что для него было бы, как тот выразился, действительно приятным.

Всё вокруг наполнилось тонким ароматом эфирных масел, а воздух вмиг стал чище и будто слаще, отдавая нотками древесных благовоний и недавно прошедшего дождя, которого, насколько им было известно, в Мире грёз быть и вовсе не должно. Тихий шелест листвы и далёкое щебетание птиц переплетались с едва слышимым постукиванием стекающих по их телам капель воды. Короткая усмешка в тёплую шею вернула в «реальность», заставляя приоткрыть глаза.

— О, да ты оказывается романтик. Это что, лес?

Первое, что он увидел перед собой — это засвеченный закатным солнцем обнажённый силуэт. Тесный отельный номер сменился открытым видом на тропический лес и заходящее за горизонт солнце, широкая ванна же осталась неизменной, кажется, только пены и масел прибавилось, как Веритас и любил.

Рацио, безусловно, был человеком ценящим не только знания и интеллект, но и искусство во всех его проявлениях. Это ему привил отец ещё в далёком юношестве, и сейчас он был не в силах оторвать взгляд.

— Так это и есть твой сладкий сон? Горячая ванна в лесной глуши? — и это самое искусство сейчас всё портило лишними и абсолютно неуместными словами.

— Это моя родная планета. Точнее место, где я любил читать в детстве. Тут спокойно и никто не мешает.

— М-м-м… Уверяю, в мой сон после такого ты бы попасть точно не захотел.

— В этом я не сомневаюсь.

Авантюрин поднял на него глаза, сверкая и гипнотизируя яркими неоновыми радужками, способными перебить само солнце. В них хотелось утонуть или, как минимум, задержаться чуточку подольше.

Теперь обе ладони тепло заскользили по груди Веритаса, отвлекая от чарующего пейзажа. Склоняясь ближе и ловя бесшумный вдох, Авантюрин нахально улыбнулся, оттягивая его нижнюю губу в новом поцелуе и бессовестно потираясь снизу.

— Мх…

— Ха-ха, и почему лицо вдруг стало таким серьёзным? — прошептал почти в рот, снова без спроса припадая к губам.

В каждом. В каждом чёртовом слове слышалась неподдельная издёвка и провокация. Рацио искренне не понимал, какая невидимая сила продолжала его удерживать, но всякому терпению всё-таки должен был прийти ожидаемый конец.

Разрывая поцелуй, но не отводя смазанного взгляда от давно маячившей перед глазами татуировки, он несдержанно прильнул ближе, заводя руку за затылок и вплетаясь пальцами во влажные пшеничные волосы.

— Уродство, правда? Это клеймо, — бросил невзначай, пожимая плечами и вызывая на лице Рацио искреннее недоумение. — Я специально не прячу его. Пусть все сразу понимают, с кем имеют дело. Так намного интереснее и веселее выходить из игры победителем, видя шокированные лица.

— Не вижу ничего уродского.

— Это ты меня так соблазняешь? Я польщён, но утруждаться не стоит, — натянутая улыбка, как и всегда, выглядела безупречно. — Ты весьма ясно выразился ещё у меня в номере.

— Глупый картёжник, — Веритас тяжело вздохнул и ещё увереннее зарылся пальцами в пряди. — Я никогда не говорю того, что сам не считаю простой истиной. Это лишь татуировка, шрам — оставленный КММ, но не более. Он не уродлив и не красив, он не делает вас прямо сейчас кем-то другим, он просто есть. Посмотрите чего вы достигли своими силами, в каком положении сейчас, и мне не придётся раскладывать всё по полочкам.

— Сейчас? М-м, кажется, прямо сейчас я сижу практически на твоём чл-

— Умоляю, я про статус в обществе.

— Ты решил поговорить про мой статус в обществе здесь? Ха-ха, за это ты мне и…

Благо, он не успел закончить мысль.

Настойчиво вжимаясь губами в то самое место, о котором они так рьяно спорили даже в его собственном сне, Веритас прикусил белоснежную кожу шеи, оставляя заметный алый след поверх «шрама». Авантюрин от такой внезапности сначала замер, а затем, цепляясь за широкие плечи, запрокинул голову назад, открываясь перед ним ещё сильнее.

Обнажённая и уязвимая для поцелуев шея не осталась без должного внимания: языком и губами он жадно очерчивал витиеватые символы, ежедневно напоминавшие Авантюрину о том, кто он без полученного статуса и камня. Что ж, от прошлого не убежать, как и от самого себя. И всё-таки, для самого Веритаса куда более весомыми аргументами всегда были достижения человека при жизни, а не то, откуда он родом. Даже несмотря на общественные предрассудки.

Мокрые авантюриновы пальцы цепко выискивали самые чувствительные места на его теле, но неконтролируемое желание тянуло именно к этой проклятой татуировке, вынуждая отбросить всё остальное на третий план. Авантюрин с упоением подставлялся и закусывал губы, с предвкушением наблюдая за тем, как безбожно Веритаса ведёт. Препятствовать он этому, конечно же, не будет. Да и не в силах.

По его личным наблюдениям, в Мире грёз всё чувствуется совершенно иначе. Вкусы, запахи, даже звуки ощущались более отдалённо и приглушённо, но то, как мокро Рацио сейчас выцеловывал его шею, и то, как крепко он держал его, не позволяя прервать мучительной ласки — рвало все мыслимые тактильные барьеры, предусмотрительно установленные Семьёй.

За считанные секунды лесной вечер вдруг сменился ночью, и звёзды замерцали над их головами, словно россыпь горящих огней. Веритас провёл кончиком носа по его кадыку, щекоча и вжимаясь губами с ещё большей пылкостью. На шее несомненно останется россыпь багровых укусов и поцелуев, но сейчас им обоим было на это плевать.

— Это не совсем та реакция, на которую я рассчитывал, но ха… Стоит признать, у тебя великолепный рот, Веритас. Так и знал, что он умеет не только умно разговаривать.

Рацио недовольно свёл брови к переносице и намеренно прикусил тонкую кожу ещё раз, заставляя Авантюрина оборваться на полуслове и сдавленно зашипеть сквозь тихий стон.

Внезапно всё лесное окружение вмиг испарилось, по-прежнему оставляя их в воде, но теперь в густой и сладко пахнущей туманной дымке.

— А теперь мы где?

— Понятия не имею. Плевать.

От таких резких изменений и накатившего возбуждения у Авантюрина окончательно закружилась голова. Кажется, Веритас слишком буквально понял просьбу дать волю фантазиям.

— Знаешь, я удивлён.

Ответа не последовало, но тяжёлый выдох в ключицу дал Авантюрину понять, что его прекрасно слышали.

— Мы так долго находимся во снах, а ты всё ещё не подумал о кровати. Нравится себя мучить? — он обхватил их члены ладонью, ощущая насколько всё плохо.

— Меня всё устраивает, — с трудом поднимая тяжёлые веки и подмечая для себя то, как белоснежная кожа поблёскивает оставленной влажной дорожкой, Рацио самодовольно выдохнул. — А ещё я очень сильно сомневаюсь, что вас и вправду остановил тот факт, что мы находимся в ванной. Вам ведь просто нравится именно то, что я делаю прямо сейчас.

Последнее слово он шёпотом прохрипел куда-то в тёплое горло, вынуждая Авантюрина в очередной раз закатить глаза в удовольствии. Шея — определённо его самое слабое место. И одно из самых красивых.

Вода то и дело норовила выплеснуться за пределы бортиков. Волосы у Рацио окончательно взмокли от пара и влаги, что таким приятным тёплым коконом теперь окутывала их обоих. Вечно болтающий абсолютно нерациональные вещи в самый неподходящий момент Авантюрин теперь бесшумно втягивал воздух через рот, припадая ближе к его груди и жмуря глаза в удовольствии.

Терпеть его руки снизу было совершенно невозможно, но Веритас просто не мог ничего с собой поделать, он был слишком увлечён другим. На молочной шее хаотично багровели новые яркие следы, автор которых даже не думал останавливаться. Навязчивая идея перекрыть ими то место, которое Авантюрин любил так просто выставлять на всеобщее обозрение, никак не покидала возбуждённый разум.

Хочется просто перебить это грёбанное клеймо.

Расцеловать оставленные шрамы.

Сделать приятно.

— Оказывается, у кого-то тут большие проблемы с самоконтролем, — Авантюрин игриво прошептал ему на ухо, давя очередной тихий стон. — Не съешь меня, доктор.

— Это ваше дурное влияние.

Тяжело. Как же тяжело говорить.

— Нет, Веритас, это ведь твой сон. Жаль, что сны имеют свойство обрываться на самом интересном…

Он вдруг отчётливо почувствовал, как его пряди коснулись, поправляя излюбленную золотую заколку и едва проезжаясь теперь совершенно сухими подушечками пальцев по скуле.

Странно, ведь руки Авантюрина были снизу, а заколку он оставил…

Глаза резко распахнулись, словно его окатили ледяной водой. Первое, что он для себя заметил: привычный белый потолок, тусклое офисное освещение, вес чьих-то бёдер на его диване и лёгкий запах гипса вперемешку с мёдом. Он проморгался и в поле зрения тут же показались пшеничные пряди, щекочущие его щёки, глаза и нагло затмевающие собой всё окружение. Их разделяло каких-то пара сантиметров.

Нависая над его лицом, Авантюрин до ужаса довольно и, как подумалось Рацио, коварно отсвечивал своей кошачьей улыбкой в полутьме. Слишком близко и нагло для его скромного личного пространства.

— Ну-ну, я вовсе не хотел тебя будить. Просто ты во сне так смешно причмокивал, не смог отказать себе в маленькой шалости… Кстати, у тебя всё ещё стоит.

Он невинно склонил голову вбок, указывая пальцем куда-то в сторону его брюк. Перехватывая подушку с кожаного диванчика и небрежно бросая ее на собственные бёдра, Веритас устало прикрыл глаза.

— Мы разве сейчас не на Пенаконии?

— Ах если бы, если бы, — довольная ухмылка никуда не делась, наоборот — стала ещё более заговорщической. — Хотелось бы, конечно, плеснуть себе игристого посреди рабочей недели, но увы. Всё ещё отдел стратегических инвестиций и всё ещё скучный вторник.

Рацио обречённо вздохнул в сгиб локтя, приоткрывая один опухший от недосыпа глаз лишь для того, чтобы высмотреть голую шею под воротником рубашки. А точнее — убедиться.

— Ну так что, доктор, я был хорош? — ну разумеется, он всё слышал. — Раз уж ты так часто звал меня по имени.

— Покиньте мой кабинет.

— Эй! Как грубо. Вообще-то я сюда по делу зашёл, — он кивнул в сторону рабочего стола, где оставил какие-то папки с очередным «неотложным» поручением. — Но даже не рассчитывал наткнуться на столь пикантную картину.

— У меня голова разболелась после того мусорного потока информации, который никто не удосужился отсортировать, прежде чем отправлять мне на почту, — теперь он посмотрел на него укоризненно. — И я решил прикрыть глаза на пару минут, чтобы обдумать новую стратегию на следующий отчётный период.

— И как, хорошо обдумал?

— Да. У вас красивая шея.

— О.

Авантюрин пошевелил второй рукой, наконец цепляя соскальзывающую после сна заколку-веточку чуть выше. Так вот, что он тогда почувствовал.

— Приятно знать, что красивыми ты считаешь не только свои гипсовые головы, — и как назло, нагнулся чуть ближе, отчётливо демонстрируя ему нетронутую белоснежную шею с татуировкой.

Интересно, на вкус его кожа и вправду так сильно отличается от сна?