Сублимация

Когда тёплый гул механизмов захватывает весь твой организм, пронизывая каждую косточку, возможно, стоит просто закрыть глаза и отдаться блаженности. Когда мычание коров и удары волн о скалы возле острова сливаются в невообразимую какофонию, возможно, стоит просто смириться и замолкнуть.

Когда твои старания никогда не будут признаны, а ошибки станут вознесены до самого солнца, куда выше, чем когда-либо мог долететь крылатый самоувереный придурок. Так высоко, пока все не будут оповещены. Когда похвала всегда будет звучать в сотни раз тише, чем упрёки и насмешки, возможно стоит просто уйти обратно в свое гнездо, посреди грибного леса и спрятать голову в песке, который почему то очень красный и почему то очень важный, запрятанный между шестерней и болтов. Когда хочешь говорить, а рот почему то сшит невидимыми нитками, возможно, нужно просто сублимировать все свои проблемы в любимом деле, от которого иногда так тошно.

Когда Заквиэлю хреново он не скрывает этого, но и не афиширует. Он не улыбается излишне натянутой улыбкой, когда настоящая не лезет на рот. Он пожимает плечами и отвечает просто, если спросят.

Когда порою тебе кажется, что ты говоришь; кричишь о своих проблемах прямыми словами, но остальные этого отчаянно не понимают. Когда ты говоришь на другом языке, том, который понимаешь только ты. Когда вышагиваешь по серому мицелию, когда прыгаешь по льдинам, чувствуя себя более холодным, чем они когда-либо могли быть, возможно, спрятаться и сублимировать свои проблемы в механизмы – это всё. Когда ты хочешь сказать словами на том языке, который понимают все, ты внезапно запинаешься и молчишь. И продолжаешь говорить лишь тогда, когда сублимируешь свои проблемы.

На самом деле, вы знали, что динамит довольно крут? Звучит как то, что сказал бы террорист и Зак бы этого не отрицал. В нём видят только разрушения, но с придыханием ты вглядываешься и запах пороха будто лижет твои руки.

Заквиэль никогда этого не признает, но и отрицать не будет – возможно, столько динамита добавляется в его сублимацию лишь в ожидании того, когда взрыв прогремит достаточно близко и достаточно не там. Чтобы это не было специально, потому что это так и не будет. Чтобы это произошло так неожиданно, так резко, чтобы зрители, затаив дыхание ждали следующей ноты, но в конце концов остались бы с ничем. Остались бы с чувством незавершённости. Чтобы это было так неожиданно, чтобы никто бы и не подумал о том, как сама песня ожидала своего конца. Когда ты бы не оставил после себя нечего, но оставил себя.

Всё было бы на месте, но уже без тебя и, возможно, твои вещи бы растащили, выкинули, оставили бы пылится или сожгли. Потому что когда конец уже настал, всё, что делает тебя тобой – уже не важно.

Когда ты садишься и сублимируешь свои проблемы, но боязнь ошибок и осуждения заставляет тебя всё переделывать. Когда ты видишь, что что-то не правильно, но в точности не можешь сказать что, даже если всё работает. Ты переделываешь. И снова, и снова, и снова, пока не оставляешь в самом углу комнаты, потому что больше не можешь.

Когда ты смотришь под ноги и тебе так нравится думать, что там не серый мицелий, а горы пороха, застилающие весь грибной остров. Когда красная пыль так похожа на кровь, когда тебе так нравится думать, что ты уже мёртв и сидеть в пустоте. Нигде.

Сидеть и сублимировать свои проблемы в новые проблемы, и так развлекаться, пока проблемы не станут решением. Пока ложь не станет правдой, а взрыв не прогремит слишком близко. Слишком не там.

Когда сублимация – это и проблема, и решение, возможно, становится совсем немного проще.