За окном битый час идёт ливень сплошной стеной. Как же надоел этот Петербург со своей погодой. Решаю как-то скрасить этот вечер, достаю из мини-бара початую бутылку коньяка и ставлю 2 стакана. Да-а-а, Гранин. На приобретение привычки нужен 21 день, а на избавление? Убираю второй стакан и вспоминаю наши вечера ещё в моей московской квартире. Видимо Власова — это та привычка, от которой я не могу избавиться уже 3 года. Единственное, что помогает как-то убрать нахлынувшие эмоции — это письма ей. Письма, которые она никогда не получит и не прочтёт. Я сел за стол, достал большой лист, взял ручку и начал:

«Привет, Рита, снова пишу тебе письмо. Очередное. Я уже сбился со счета сколько написал писем и тут же сжигал. И этот листок ждет та же участь. За эти 3 года, что мы не работаем вместе, не было ни дня, когда не думал о тебе. Сколько раз набирал твой номер, но так и не нажимал кнопку вызова. Сколько раз открывал бутылку отменного бурбона и по привычке ставил 2 стакана.

Так произошло и сегодня, потому я снова пишу. Виски мне напоминает твои глаза – его даже стал разбавлять колой. Коньяк напоминает твои волосы – снова туда лью газировку. В эти моменты хочется просто выть от боли внутри, которая тянется за мной 3 года без тебя.

Но, знаешь, с другой стороны становится легче, когда вот так выворачиваю душу бумаге. Она, по крайней мере, всегда выслушивает и никому не рассказывает. У меня все в порядке: дом, работа, дом. Знаешь, это чувство, когда не просыпаешься от звонка Рогозиной в 6 утра, а спокойно и размеренно работаешь в службе безопасности, иногда пробиваешь всякую нечисть, даже не помню, когда в последний раз стрелял вне тира. Скука и размеренность.

Не хватает тебя, ужасно. Чувствую, что как-то размяк за эти годы, привык жить без твоих нападок. Рита, черт, я разучился парировать твоим колкостям. Не представляю, что тебе сказать при встрече. А будет ли она ещё? Чувствуешь ли ты что-то ко мне до сих пор, после того, как я уехал? Убежал и скрылся по-английски, самому паршиво, что мы и не попрощались как следует хотя бы. Думал, что уеду и нам станет обоим легче. Решил сбежать от этих неопределенностей. То ты со мной, то с Даниловым. Не ставил перед выбором, не говорил ничего – просто уехал.

Правда, я принял решение один, даже не сказал ничего тебе, подал рапорт, собрал чемодан и все. Прости меня, Рита. Я ошибся, я не должен был тебя оставлять. Нам надо было поговорить. Но какая уже теперь разница. Прошло уже три года. Я за 700 километров от тебя. Но ни время, ни расстояние не могут вытеснить тебя, Рита.

Как же сложно выбраться из этой бездны мыслей о тебе, пытаюсь, но не могу забыть твои рыжие шелковистые волосы, пучину ореховых глаз, острые скулы и черный галстук, подчёркивающий шею, которую обожал целовать по ночам. Помню, как ты злилась, когда я его развязал и мы вдвоем пытались привести его в божеский вид. А помнишь, как вместе опоздали на работу и прошмыгнули мимо Круглова незаметно? Хорошо, что тогда по конторе не пошли слухи. Удачно проскочили, а?

Надеюсь, что ты счастлива, дорогая. Что нашла себе хорошего мужчину, который любит тебя. Может быть это Данилов, а может кто ещё – не важно. А если это не так — то ты уже его родила себе 14 лет назад. Надеюсь, что у Глебчика тоже все хорошо. Я очень скучаю по вам.

Паша.»

Заканчиваю писать, смотрю на листок и выдыхаю. Легче? Ни черта. Перестало помогать? Беру письмо и иду на балкон. Закуриваю слишком жадно, перечитываю ещё раз. Перед глазами проносятся воспоминания, я в ответ затягиваюсь сильнее. Всё, пора превратить воспоминания в пепел. Снова.

Но из головы они не пропадают. И видимо они там прописаны. И живут себе, припеваючи.

Беру зажигалку и поджигаю этот клочок бумаги. 3 года жгу листы в надежде забыть её. Но все это больше похоже на традицию поджигать листочки с желаниями на Новый год. Оно вообще не работает. Я уже третий год загадываю нашу встречу.

Рита, покинь мои мысли, покинь мои сны, покинь меня, Рита.