— Пошел прочь!
Резко изменив хват, Андерс взмахнул посохом, рассекая нижним лезвием уродливую тушу чудовища. Одержимый взвыл нечеловеческим голосом, задергался, махнув когтистой лапой в опасной близости от чужой груди — и, наконец, рухнул, опав на пол горой искаженного мяса. Коротким движением отступник стер с лица брызнувшую из раны едкую оскверненную кровь — и рванулся дальше по коридору, спалив на ходу огненным шаром еще пару тварей, кинувшихся было ему наперерез.
Откуда-то доносился вой, перерастающий в рев, и звон стали, что быстро сменялся предсмертными хрипами. Глаза резал едкий дым занимающегося пожара — совсем скоро в башне будет нечем дышать. Каменные стены сотрясались от выбросов магической энергии — последние выжившие отчаянно сопротивлялись, теснимые рычащей ордой демонических тварей. Мысли об этом разрывали душу — Справедливость требовал немедленно броситься им на помощь, а Андерс...
Андерс собирался сделать то же самое. Но сначала, первым делом — найти его.
Когда одним пасмурным утром отступник проснулся в одиночестве — у него было много мыслей о том, почему же Хоук все-таки ушел и куда направился. Но так или иначе, это выглядело лишь вопросом времени. Маг давно уже стал замечать пустые взгляды вдаль, непроходящую апатию, сменяющуюся приступами срываемой на врагах злобы и нарастающее стремление побыть одному. С каждым днем его спутник замыкался в себе все сильнее. Все меньше искал его общества. Все больше времени проводил в молчании и тяжелых раздумьях, явственно отражавшихся на посеревшем, истощенном и осунувшемся лице. И будто выцветал, увядая, словно цветок, срезанный и забытый вдалеке от солнца. Больше не было света в синих глазах. Потускневшие рыжие волосы тронула седина. Исчезла с побледневших губ ясная и теплая улыбка, способная привнести толику света в самый темный день.
Лайонс, тот, каким он его встретил и полюбил, погибал — и Андерс ничего не мог с этим сделать. Было очевидно, что их чувства, когда-то даровавшие ему крылья, теперь тянули изгнанного героя вниз. Тяготели словно камень на шее у утопающего. И хотя видеть это было больно, на грани невыносимого — все таки он догадывался, что этим все и кончится.
Только вот чего отступник предположить не мог — так это того, что Хоук в одиночку рванется в самоубийственный налет на Круг Магов.
С грохотом сорвалась с петель тяжелая дверь, выбитая телом изувеченного храмовника. Металл заскрежетал по камням — в последнем усилии раненый попытался дотянуться до отлетевшего в сторону меча. Бестолку — сломанные пальцы уже не могли удержать оружия. А следом из проема высунулась монструозная рука, словно состоящая из десятков других, сросшихся воедино. И, сжавшись на стальном сапоге, утащила жертву обратно, так быстро и легко, будто бы та была невесомой.
Андерс дернулся, рефлекторно вжавшись в стену. Перед глазами вновь стал Орсино — точнее то, чем обратился архимаг, сошедший с ума от горя и всеобъемлющей ярости. Значит мало было демонов — так еще и поработали малефикары?! Ситуация с каждым мгновением начинала выглядеть все паршивее и паршивее.
Убедившись, что тварь отвлеклась, отступник вновь сорвался на бег. Легкие жгло, а посох ощущался все тяжелее, отчего отбивать новые атаки удавалось с большим трудом. Создатель, да где же он?! Поисковое заклинание все еще свидетельствовало о том, что Хоук жив, но настроиться точнее сейчас было попросту невозможно. Не хватало ни сил, ни времени — оставалось лишь бежать наверх и молиться о том, чтобы с ним все было в порядке.
"Зачем, Лайонс? Зачем!?"
Наверное, сотворенное Андерсом в Киркволле для него выглядело точно так же. Безрассудное, дикое, кажущееся на первый взгляд попросту безумным действие, за которым наступила бойня... Неужели месть? Попытка заставить его испытать все те же чувства, пережить то же самое, что пережил тогда Хоук... От этой мысли больно кольнуло в груди, и отступник отмахнулся от нее. Обсудят они это потом. А сейчас...
— Не ходи...
Хриплый голос заставил его остановиться, обернуться туда, где лежал старик в мятых церковных доспехах, которого отступник принял за очередной труп. Маг замешкался — с одной стороны помогать храмовникам у него не было никакого желания. А с другой — он ведь мог видеть что-то. Указать, куда Лайонс направился, выдать нечто полезное...
Развернувшись, Андерс быстро приблизился и присел перед ним на одно колено, не мешкая с расспросами.
— Я ищу мага. Рыжие длинные волосы, ростом чуть ниже меня, посох в виде трехголового дракона — видел такого?
Глаза умирающего вдруг расширились словно от ужаса. Дыхание ускорилось еще больше, а на лице отразилась паника. Хрип вырвался из горла при попытке дать ему ответ, а следом послышалось невнятное бульканье и с дрожащих губ сбежала струйка крови. И все же, чудовищным усилием он смог поднять руку, указывая вверх, на лестницу, и выдохнуть отчаянно, надрывно:
— Там... Там... Нет... Беги... Беги!..
— Что там?! Что!? А, проклятье!
Отступник бестолку встряхнул бездыханное тело, а после резко выпрямился. Как бы там ни было, из всех мест непроверенным остался лишь последний этаж и крыша. И чтобы там его ни ждало — вариантов больше не имелось. Он не оставит Хоука здесь умирать. Даже если при этом придется столкнуться с чем-то действительно чудовищным.
Вот последний пролет остался позади. Последняя толпа призраков пала, рассеявшись под натиском ледяной бури. Потоком ветра Андерс распахнул тяжелые двери — и издал вздох облегчения. В темной дымке посреди зала виднелась знакомая фигура, сгорбившаяся и опирающаяся на посох, стоя на одном колене.
— Слава Создателю!.. Лайонс! Ты ран...
Слова встали комом в горле, прерванные глухим отзвуком. Чужеродным, иррациональным, кажущимся абсолютно неуместным посреди творящегося кровавого безумия.
Хоук засмеялся.
Медленно он поднялся, сжав пальцы на холодной темной стали. Издал последние несколько смешков, под конец прозвучавших больше похожими на всхлипы. И, не оборачиваясь, произнес — странным, хриплым, неестественным голосом, таящим в себе одновременно насмешку и горечь.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Андерс моргнул пару раз непонимающе. Холод тяжелого дурного предчувствия шевельнулся змеей в груди, заставив нервно сглотнуть.
— Что ты...
— Нравится моя работа? — Лайонс, кажется, не слушал его, вместо этого обведя жестом окружающее пространство. — Моя борьба, ее плоды, мое участие во всем этом — ты же так хотел, чтобы я дрался! Хотел видеть меня во главе нашей общей войны — так что скажешь, а, Справедливость? Как тебе? Торжествуешь, или еще мало!?
Смех раздался вновь — резкий, громкий, истерический. Хоук обернулся наконец — и Андерс ощутил, как резко оборвалось сердце, рухнув куда-то вниз, и все его существо захлестнули отчаяние и ужас осознания.
— Нет... Нет, нет, нет, нет! Нет!
Лайонс стоял посреди зала, перемазанный кровью из изрезанных вспоротых рук — и глаза его светились алым.
— Что ты наделал?.. — Голос отступника задрожал. От едкого, концентрированного запаха сырого металла запершило в горле. Отказываясь верить в реальность происходящего, он попятился назад, едва не упав, споткнувшись об очередное лежащее ничком мертвое тело.
— Я освободил их. — Хоук улыбнулся беззаботно, облизнув окровавленные губы. — Разве не этого ты хотел?
Происходящее выглядело кошмаром. Отвратительным, липким, всеобъемлющим страшным сном, так похожим на те, что Андерс видел после посвящения в Серые стражи. Разум попросту отказывался воспринимать увиденное иначе. Лайонс не мог сотворить такого. Добрый, милосердный, заботливый и сочувствовавший Лайонс, вместе с ним лечивший раненых и больных бедняков, укрывавший беглых магов несмотря на риск лишиться титула, если не головы вовсе, не побоявшийся встать против целой армии на защиту тех, от кого отвернулся в страхе весь прочий мир...
Отступник зажмурился, затряся головой. Впился ногтями в ладонь, надеясь, что боль сможет помочь ему проснуться.
Бесполезно.
Открытые глаза вспыхнули голубым сиянием — оттолкнув сущность сломленного мага, вперед устремился беспокойный дух, движимый ныне пылающей, всеобъемлющей яростью.
— Ты — чудовище, загубившее невинные души!
Брошенная молния разбилась о незримый барьер, а Хоук оскалился в безумной усмешке, отразив чужое заклятье.
— А ты — нет?! Ты — тот, по чьей вине весь Тедас утопает в крови!? Ты, ставший причиной казни сотен магов и усмирения тысяч!? Ты, начавший войну, что уже унесла больше жизней, чем пятый мор — кто тогда ты!?
Резкое движение — и поток палящего ветра отбросил отступника, с силой впечатав того в стену. Что-то хрустнуло внутри, а воздух мгновенно выбило из легких. Правая ладонь обвисла тряпкой, резко перестав слушаться — посох, ударом переломивший кости, зазвенел по полу. Мир померк на мгновение — но Справедливость не собирался сдаваться. Игнорируя боль подвластного тела, тот перекатился на бок, попытался перехватить его левой рукой — и оказался отброшен снова. А следом, подхваченное нечестивой магией, взвилось в воздух его оружие — и рухнуло вниз, лезвием врезавшись в плечо, насквозь пронзая тело и уходя глубоко в камень. Вскрик боли слился воедино с чужим всхлипом — Хоук замер на мгновение, узрев то, что сделал. В радужке, вновь окрашенной синевой, отразилась ясность...
И исчезла тут же, сменившись лютой, безумной ненавистью.
— Все это происходит из-за тебя! Вся эта боль, все эти страдания, все эти жертвы — это ты во всем виноват! Ты вырвался из Тени только для того, чтобы все разрушить!
Сверкнуло лезвие кинжала — Лайонс вновь резанул по руке, снова и снова, поперек имеющихся ран. Брызнула кровь, обращаясь налету алым туманом — и тело распластанного отступника сжалось в хватке красной длани, сдавившей грудь и когтями впившейся в плоть. Глаза застлало туманом. Невыносимая боль нахлынула раскаленной волной — и лишь сила правящего духа сумела удержать ускользающее во мрак сознание.
На лицо капнула кровь, разбавленная слезой — Хоук склонился над ним и снова всхлипнул, сжав посох трясущейся рукой.
— Ты отнял у нас все. У магов. У меня лично. У Андерса. А ведь он доверился тебе. Позволил остаться в этом мире, позволил жить — и что ты сделал ему в ответ!? Ты забрал его тело, изуродовал и пожрал душу, превратил в личную марионетку с его лицом — а меня заставил наблюдать! А я любил его, Справедливость. Любил больше всего на свете — так, что готов весь мир был бросить к его ногам. Хотя... Вряд ли ты, конечно, знаешь что это такое. Твое-то дело — борьба за великую идею. А ради нее можно и по трупам пройти и друга-носителя предать — цель оправдывает средства, так ведь?
— Не смей... Этого... Говорить!..
— А что — правда глаза колет? — Смешок выдался тихим и сухим. Хоук начинал слабеть. — Впрочем, неважно. Больше уже ничего не важно...
Осев на пол возле израненного отступника, Лайонс прислонился к стене. Выдохнул долго, машинально вытерев лицо и тем самым измазав его только больше.
— Я тебя ненавижу. Этот мир еще не видел худшей твари из Тени. Хех... Должно быть это очень обидно – так ненавидеть демонов и при этом обойти в своих злодеяниях их всех. И все же — благодаря тебе я узрел истину...
Трещиной кривая улыбка прорезала застывающее фарфоровой маской лицо.
— Настоящую свободу может принести только смерть. Только она может избавить нас от всех страданий, страхов и горестей. Скинуть любые наши оковы... Излечить боль, неподвластную ни хирургу, ни магии... Только в ней мы можем быть действительно... Счастливы...
Андерс уже не слушал его. Голубое сияние угасло, уступив место дымке набежавших на глаза слез. Не было сил ни пошевелиться, ни ответить, ни даже просто сделать лишний вдох. Справедливость оставил его — наедине с медленно разливающимся внутри холодом, отзвуком гулкого сердцебиения в ушах и уходящим в темноту миром.
Смутным ощущением остался отголосок тепла, когда Хоук провел ладонью по его щеке, в полузабытом ласковом жесте, так выбивающемся из творимого им безумия.
— Скоро все будет хорошо, любимый... Скоро мы будем свободны... Скоро...
Шепот растворился в белом шуме, а за ним пришла тишина. И больше не было ничего.
Только два мертвых отступника, один из которых обнимал другого.