искры с пальцев начинают падать, скачать по воздуху да взрываться слишком давно. был ли то четвертый год? неясно, неясно и то, когда он впервые увидел искренний страх в глазах матери. не к сыну, упаси господь, к несколько большему – увидят, забьют мальчишку, следом – сожженная мать. только интересная деталь заключается в том, что здесь то будет оправданно. и начинается действительно детская игра – прячься, маленький.
а маленький в какой-то момент жизни о безопасности забывает, плюет с высокой колокольни на нее, начиная удивительное полотно жизни в случайной деревеньке, куда жизнь забросила. раз – поколдовал на глазах случайного жителя, два – заразил боязнью всех прочих, три – нашел обходную тропу: череда услуг, помощи, попытка показать – смотрите, во мне заключена дьявольщина, но путь мой праведен. мешать медикаменты, в ледяные зимы помогать отогревать хотя бы таверну, куда стекаются люди, шаг, шаг, шаг. и ведь… работало. да, с условностями – сторонятся, не глядеть стараются, крестятся. закрыть глаза на это, и все – покой.
даже хочется улыбаться слабо тому, что прозвища местного заслужил – пирокинезис. управляющий огнем. есть в этом какое-то очарование, право. а еще хохотать тому, как родители девушек за плечи хватают, да чуть ли не на другой конец улицы тащат, завидя. губы кривятся смехом, голова вопросом – за чтобы сожгли скорее: за то, что колдун или за то, что в тонких стенах спален девушек сложно уж увидать у него?
но в душе где-то сидело маленькое желание спокойно влиться в здешний кабак, запить с толпой, бессмысленно с ней слиться в один мозг, организм, мысль. перестать быть тем опасным чудаком с края поселения. в той же душе жило и беспокойство блеклое – не выдержат, да покажется им тот чудак прямой угрозой.
глупость.
глупость, ну, честно, глупость, ведь все даже не так вышло. не было то игрой чьих-то умов, не было то совпадением, под которые попадал андрей, нет, нет тех ситуаций, о которых андрею приходилось думать месяца подряд.
глупость – это и есть сам андрей. андрей и смесь внутри него из горячки, вкинутой по скуке, тревоги, пошатнувшегося сознания. один день, один вечер, одна крошечная ошибка. спичка кинута в стог сена, а дальше… дальше лишь потоп. ладно, было не сено. была опора в виде стены чьего-то шаткого сарая, были непокрытые руки, что разошлись искрами совсем уж от беспокойного состояния.
грустно это, правда – андрей не хотел нести вреда, андрей панически пытался тушить это пламя, что до крыши добралось как итог. андрей бы и вину свою загладил с радостью, в целом, ко многому он был готов, право.
от своей же глупой наивности хоть вешайся. потому как единственная попытка оказалась провальной, звеня одним лишь результатом – страх, когда-то убаюканный невероятными трудами, выплыл наружу. андрей кривит губы, о стену спиной опирается – справится. выправит ситуацию. все шансы есть. кто какой дури не творил в пределах селения?
ту дурь хотя бы объяснить можно было. в той дури дьявольщины намешано не было. горошина под перинами. ее одной было достаточно, чтобы маленькая принцесса покрылась синяками.
как время показало, маленькой заминки оказалось достаточно, чтобы андрей проснулся от едкого запаха дыма.
вспоминая позже – ни черта андрей и не помнит предметно. стерлось к черту от тошноты, паники и криков откуда-то снаружи больше, ну, жгите, давно уже пора. один большой гул, обсыпанный треском дерева. родного такого, домашнего. сон с размаху отправляется к черту, глаза бегают только – огонь поднимается с лестницы, стена захвачена красным покрывалом… а следом – шорох страниц звучит почти плачем. глупость несусветная бросаться к ним первым делом, отбивая и руками, и магией лоскуты прожорливого огня. и ведь действительно он таков – быстрый, грызущий все живо. андрей за все глазами схватиться не в силах.
пламя добирается по андреевой невнимательности до ладони, прихватывает за рукав, кусает голодной псиной кисть, вырывая резкий крик – ожоги по благой случайности раньше стороной обходили, пламя было лишь другом и приятелем. сейчас скрипит балкой, обрушиваясь совсем рядом, так, что даже отпрыгнуть в сторону не несет пользы, только цепляется на одежду горящими лучинками, заставляет выть от жара по лопаткам. приходится двигаться еще, резче, резвей, сгоняя магией часть огня с себя да ступая так, что все тело отзывается тихим воем. еще неловкий шаг – по икре проходится упавшее дерево, оставляя за собой царапину и лизнувшее пламя.
мыслей хватает на два ярких крика – спасайся, беги.
а открытый путь лишь один сейчас – запахнутые ставни окна.
просыпается третья мысль, чуть более спокойная – беги с чем-нибудь.
и, ей-богу, совсем уж благое совпадение – скинутый уже сотню лет назад на стол плащ. и черт его знает, что растузованно по карманам и пристегнутым отделам. просто походный комплект. одна рука хватается за него, пытаясь не задеть пламя, ноги плетутся, взрываясь болью, плывущей от каждого шага, а рука, от которой едва ли жареным мясом не воняет, пытается распахнуть деревянные створки.
больно.
адреналин бьет в голову молотом. помогает.
ситуация на секунду становится еще хуже – пламя, вестимо, добирается до склянок с самым разным содержимым, бам, со стороны слышен взрыв. андрей дергает головой навстречу автоматом, не хотя того сам. часть огненного жидкого месива попадает на руку, что андрей успевает выставить навстречу - всю ту же, поврежденную. часть доходит до щеки, вгрызается в мягкую ткань, а ухо по ощущениям – отвалится, сплывет вниз.
осознание боли – на потом. а сейчас выходит наконец перевалиться через деревянную раму, пытаясь не вывалится головой вниз, не убить себя. свободное падение почти. глухой удар по ногам. в глазах слишком уж темно, мозг уже схватывается рыданием.
бежать, бежать, бежать.
вязкую дрянь с лица приходится стереть прямиком плащом. андрей не удивился бы, стери он следом половину своего лица.
скрыться.
еще совпадение – спасибо огромное тому, что пришлось жить на окраине. до леса – десяток метров. на секунду возникает мысль – не перебросится ли огонь? потом. потом, потом, потом, сейчас – бежать в заросли, пока крики позади не стихнут, пока разговоры не убегут вдаль, пока не перемелькает огонь факела средь ветвей. обдумать – тоже позже. тишина удивительным успокоительным пробивает мозг. пробивает колени. пробивает горло. пробивает грудь.
андрей падает на колени, наконец себя не контролируя.
падает, захлебывается воздухом, и все внезапно слишком ярко, все внезапно слишком темно. а еще кошмарно больно.
перегрузка, взрыв, бесконечное белое пространство.
х х х
магия часто целит да приносит пользу, порой – множество вреда. круговорот, один пункт идет за другим. андрей горбатит спину, плечи идут волной. вестимо, сложно сейчас привлечь внимание андрея, все сплошь – концентрация на собственном теле, на циркуляцию крови, а в ней – щепоток магии. наступил черед беспокойства о себе. так, чтобы тело не проглотило заражение. так, чтобы кожа не пошла трещинами и не полезла вниз. магия целит, гладит заботливо по ранам. скорее просто ласка, нежели исцеление. следы останутся. боль останется. но он не умрет.
он жив.
он мог сгореть заживо в своем же доме.
его могли сжечь.
его хотели сжечь.
губы кривятся смехом, а лицо на эту попытку отзывается болью. приходится сглотнуть, подавить все. наверное, наивно было надеяться на другое. внутри все сходится почти истерикой. омерзительной детской обидой – он просто хотел спокойно жить, помогая по мелочь окружающим. да, проебался. пытался все исправить. не вышло, игра на выбывание. метка магии слишком ярка, чтобы ту игнорировать.
хоть уши затыкай, чтобы от лишних мыслей скрыться.
смыть из вечным другое важнее, сейчас не до того, сейчас – выправь свое существование хоть на два глупых пункта. спастись от поедающих соображений.
в плаще – какие-то сбережения, да забытые, купленные когда-то ингредиенты. слишком мало всего.
слишком много полегло под спаленным древом.
в ноздрях – призрачный запах паленого мяса.
х х х
пирокинезис слишком любит жизнь, чтобы не цепляться за нее разбитыми конечностями, чтобы не вышагивать поврежденной ногой по дорогам, чтобы не натягивать грубые кожаные перчатки поверх мяса. бушующее желание скрыться от каждого сидит на мозгах пауком, плетет новый виток к каждым резвым взглядом, с каждым шагом ближе. паук плетет медленно нить бессознательного, а андрей спокойно следом шагает по канату через пропасть. а потому – город посещён лишь раз, в попытке обрести базовые предметы не то чтобы удобства, но безопасности. подпаленные тряпки сменить на хотя бы целую рубаху.
мелочи. звонкие монетки идут на мелочи – будь то сумка, будь то печеный хлеб. куда руки дотянутся, пока иглы не погонят прочь.
возможно, не только иголки. возможно и мелькнувшее знакомое лицо, – какой-то торговец, тоже, вестимо, по пути, – от которого почти панически приходилось лицо под плащом прятать. прятать и от косого, испуганного взгляда. андрей понимает. андрей сам видел то, как выглядят его раны. в плащ кутается так, словно тот – железная броня. перемахнуть через городские ворота и двинуться, куда глаза падут. знает – совсем немного, разойдется молва о спаленном маге. крошечная секунда – обсудят то, что среди обгорелых останков не было тела, костей, любых следов.
а у андрея есть время бежать.
х х х
на самом деле, это вредит. не впервые андрею себя укрывать от чужих глаз и внимания, окружения, но то – другие причины, другие обстоятельства, до прямой оплеухи никогда не доходило. все граничилось собственной боязнью. едва та затихла, пришла беда внешняя. и это осознание, стоило все же мыслям выплыть наружу, грузит. в себе купает, переваривает, выкидывает простые истины: обретенный дом ничего не стоил, не было совсем достигнуто соглашения, если не соблюдать пункта полного контроля над собой, забываешь, маленький, как гибли девы, как гибла когда-то матушка, как ты бежал, как прятался в чужих руках, пеленая себя в тенях.
это осознание вредит, кроется маской “оберегает”. надо так, чтобы прямо сейчас прилетела пощечина, выбивая последующее – черта с два тебе, маленький маг, а не домишко. места было бы достаточно. безопасности – тоже. такое, где можно руки опустить, вдохнуть – знать, что ничем не обернется. потому что с людьми сложнее, у людей… у людей принятие не проработано.
дорога под ногами плывет едва, осознание страха – есть, идеи что делать, чтобы достигнуть покоя – никаких.
исключая примитивное, уже осторченевшее “беги.”, сидящее в подкорке шарманкой.
один маленький маг посреди дороги – и более ничего. вернуться – некуда, двигаться – черт знает, куда.
глядя на себя чуть позже, можно будет определить просто совсем – за дни, чей счет потерялся, одичал. последним пунктом всегда значится принятие, но здесь все выстроилось будто бы наоборот – окончилось отрицанием. отрицанием возможности того, что что-то пойдет как надо. сначала – страх, потом убеждение, и вот – потеря причин искать путь в шумное общество хоть города, хоть деревеньки. у маленького мага – все, кроме.
х х х
дороги, леса, случайные встречи на окраинах лесов и по плетущимся дорогам. будь то путники, будь то купцы, те бегут, прочь ступают и от этого спокойней цепляться за их внимание. два случайных слова, быстрый взгляд в глаза – почти спокойно, почти без душевного надрыва.
свезло, не было колючих репейников, что цепляются, боясь пустить.
везло.
потому как очередное плутание чрез тропы подкладывает под ноги корни, так, чтобы запинаться, падать куда-то, чего все вечно избегаешь.
двухметровый странник сталкивается с андреем прямиком посреди леса и глядит удивленно – андрей зеркалит.
– а ты-то здесь откуда?
андрей открывает рот, но додумывает, что резкое “живу” прозвучало бы странно. леший, не узнал? протекает пара секунд, которые спокойно списываются на внезапное столкновение.
– я… сбор трав, – в голосе все равно режется тихое опасение.
– вестимо, нам по пути, – андрею хочется возразить, но его перебивают. – но скоро ливень, лучше уйти отсюда.
и задумчиво глядит выше, поверх верхушек деревьев. андрей внезапно чувствует себя растерянно, тоже голову задирает – не думал о том. приходится кивнуть, ступить по чужому следу.
перелесок съедает. андрей плетется следом, только удивляется быстро – у случайного спутника будто опыта больше, совсем спокойно находит путь, знающе находит какой-то сокрытый уголок. есть возможность, что не зальет. есть возможность, что и не убьет божьим гневом.
– меня федор зовут.
“никто не спрашивал” крутится на кончике языке, и андрей на себя же хмурится.
федор глядит с интересом, а андрею приходится задавить в себе какое-то жалкое “ну, я ведь не неведома зверушка”. но сейчас он лишь отводит голову в сторону, надеется, что кривые ожоги станут менее заметны, мельче, сотрутся тенью. но мешает своя же фантомная боль, шаловливо пальцами бегущая по щеке и ниже. ошейником прихватывает горло. федор молчит – теперь андрей думает короткое “спасибо”. кожей перчаток плотнее сжимает лямку своей сумки.
андрей поджимает губы. не особо хотелось вязать диалоги, не особо хотелось заводить новое знакомство. желания андрея не особо кого-то интересуют, мироздание в этом списке почти главенствующее место занимает.
– пирокинезис. называй так, – почти кличка, если задуматься. настолько привычная, хоть на ребрах гравировкой веди.
– я хотел узнать имя, – федя улыбается едва смешливо. не давит, даже андрей это понимает. – ну, знаешь, вдруг окажется, что ты вельможа здешняя или, наоборот, известный вор…
– андрей, – выдыхает под нос, почти шебетание ветра.
– анд-рей, – федя вторит шумнее, листвой, по которой ветер идет молотом. у собеседника плечи напрягаются оттого, как странно наконец слышать свое имя в устах другого человека. – куда держим путь, андрей?
– не знаю, – слова вылетают совсем просто, заставляя даже андрея самого застыть. и правда – не знает. путь был лишь один, в самых первых камнях его дороги, заключался в одном – сбежать. а сейчас остались сотни развилок, наугад ногу ставь. – я не знаю.
вторит случайно, скорее сам себе, подтверждая. упс, андрей, только сейчас обнаружил свою маленькую ловушку размером с километры дорог?
– это нормально, – совсем просто отвечает федор. – никто, думаю, не осознает в полной мере.
– прочтешь мне лекцию?
– не хотелось бы, чтобы мои занятия философии прошли даром, – федор жмет плечами, а потом опять глядит на пиро. – я мог бы вести тебя.
– не помню, чтобы я просил, – андрей хмурится. поднимает глаза, встречаясь с чужими. а те бегают, исследуются, да как-то ясно, с любопытством. тихой-тихой жалостью. обычно от ярких следов по лицу чужие глаза прячутся, глядят опасливо, словно бы нехотя, прося – ну, спрячь.
– я и не настаиваю, – федор жмет плечами. – но я путешествую один, ты, насколько я рассудил, тоже. было бы банально безопасней, веселей, сподручней… – под каждое слово – черт знает откуда взявшиеся ветки хвороста, одна на другую. – секунду, надо больше набрать…
и пропадает где-то, вышагивая быстро. в отдалении слышен бой воды. андрей глядит туда, куда федор ускользнул, и стягивает аккуратно перчатку с руки – щелчок, где-то на дне копошатся искры. пальцы вновь прячутся под кожей. и, пока не разошлось шаловливое пламя, андрей подталкивает ближе камни, и совсем тихо – федя рядом. глядит на алые искорки и светится довольно.
– говорю же, сподручнее…
импровизированный костер трещит. совсем недалеко так же трещит бой листвы и тяжелых капель.
х х х
приходится временно согласиться – путь простирается общий. под андреем пятки горят, не хотят задерживаться на одном месте. федор что-то рассказывает о совсем крохотного поселения по дороге – ему бы запасы пополнить, что-то по еде, что-то из медикаментов. пригождается внезапно часто последнее время. федор рассказывает и глазами сверкает, стреляет в андрея – предлагает. просит. только бровки домиком не ставит.
андрей бровь вздергивает – это смешно ведь.
смешно, да. андрей выдыхает, плетясь следом.
внезапно приходит мысль – тесно. мелькающие дома здесь-там, а про помещение со стенами и говорить нечего, давят. не хочется быть здесь. не хочется встречаться со взглядами со многих сторон. федор внезапно недалеко, едва пальцами пробегаясь по плечу – андрей прошибает током, заставляя быстро на достойное расстояние отдернуться.
– извини, – звучит действительно виновато. руки закладывает за спину. – не съедят тебя здесь. ты выглядишь слишком перепугано, пиро, – и уже как-то тише. – можешь мне за спину встать, ну.
было бы на шутку похоже, но федор звучит как-то слишком мягко. пиро передергивает – неясно отчего. федору с этого проку никакого. разойдутся ведь через парочку суток. андрей, вероятно, сам слиняет. но сейчас он неловко переступает с ноги на ногу – федор тянет его за край плаща. не касается, уже спасибо.
– отпусти.
– сбежишь ведь.
сбежит. пиро тихо чертыхается под нос, но в двери входит за федором. секунда – забивается в угол, подальше от, в общем-то, всех. федор хмыкает, ловит какую-то девчушку, всю румяную, мягкую под локоть, и вываливает свои пожелания. напоследок по ленточке в волосах путает пальцы, заставляя девушку руки вскинуть, поправляя пряди. а сам федор свистит, наконец падает на соседнюю скамью. светится довольный.
– мы скоро уйдем, – федор подает голос, ловит взгляд андрея. – ты как на иголках. – руки под подбородком, щурит глаза. – правда, еще секундочка, сочту тебя за бунтовщика, который все скрывается на широких дорогах… может, заговорщик? прямиком в столице, вестимо, дела вел.
федор пальцами чертит по столешнице узоры, андрей хмурится да пинает под столом. федя расходится смехом.
– ну-ну, не злись.
– ты несешь бред. ничего не было, немного алхимии – и все, – ставит точку хотя бы на этой теме. федя щелкает пальцами.
– разве все? расскажи еще.
но как-то отвлекается – девчушка опускает посудины на стол, а федор оборачивается ей навстречу, только не мурлыкая. андрей лениво скользит глазами, ведет носом – ого, ему теперь еще хуже.
ароматное мясо колит ноздри внезапно знакомо, ассоциация взрывается в голове – он пах похоже. тоже почти покрывался хрустящей корочкой.
а федя краешком глаза поглядывает. проследить за взглядом андрея, заметить, как чужие пальцы секундно задерживаются на обожженной шее. ткнуть краем сапога в чужую лодыжку и подвинуть ближе стакан и какую-то здешнюю похлебку. у андрея глаза как-то мылятся, бегут подальше. не столь долго.
андрей мальчик сильный.
теперь уж федор следует за взмахом плаща, когда его планы здесь подходят к концу. андрей только не бежит.
х х х
одной из ночей холод был совсем уж кусачий. хвата, трепал, баловался, как ребенок игрушкой. пиро бы удивиться тому, что федя не просыпается совсем от этих завываний. привык? сколько он в дорогах? вестимо, дольше андрея. а того лишь клонет в сон, но нервы не пускают. страх скребется где-то в затылке противной птицей. если и спать, то в полном ощущении безопасности, а с кем-то рядом до этого далеко.
безопасно там, где никто не дотянется. а так – смотри, наблюдай, как огонь трепещет под атаками ветра и как дрожит под легкой тканью спутник. так ведь и до болезни недалеко… федорович закатывает глаза, ей-богу, ну по какой причине его должно волновать… тяжелый выдох мешается с ветром. андрей ближе движется к огню, сталкивая с рук кожаные перчатки. огонь заходится, радостно раздувается под действием внешней поддержки. так едва ли теплее, но федор выглядит спокойней.
андрей глаз не сводит, разглядывая, как чужие черты лица разглаживаются.
потом – глядит на ту перчатку, что оказалась вывернутой внутренней стороной наружу, и отмечает с удивлением, что та подпалена. сам неужто не заметил, как огоньки своей собственной жизнью живут? неутешающе, ей-богу. еще взгляд – на свои руки. палец о палец. мед ними тихие светлячки, которые даже не обжигают. шум со стороны спутника пугает, глаза опять к нему, но тот лишь ворочается. андрей запирает руки в перчатки и глядит в пламя.
трещит.
играется бликами, переливается рыжим и алым, по воздуху – волнами. вид ведь красивый, ловит крепко андреев взгляд. сейчас эти алые мазки под контролем, и от этого бесконечно спокойно. все же живет под ребрами какая-то своя привязанность.
а утро федор наблюдает спящего, убаюканного покоем пиро и накрывает своим собственным плащом, улыбаясь тому, как путник сжимает его края в руке.
х х х
со временем федор замечает – андрей на андрея толком не отзывается. только если разговор уже начат, если федору удалось чужое внимание захватить. а так – глядишь на чужую светлую голову, книгу в руках и тихо так, чтобы не пугать:
– андрей?
не вяжется на языке совсем “пирокинезис”. ощущается неправильно. но иногда приходится:
– пиро?
и только тогда тот вздрагивает, закрывает медленно книгу, отделяя страницы ленточкой и ожидает чужую реплику. но федор молчит, продолжает размышлять – ей-богу, будь пацан бывшим актером из труппы театра, было бы более объяснимо.
– ты не отзываешься на свое имя.
– я говорил, как меня называть, – пиро качает головой, вздыхает устало. – меня не слишком часто называли по другому. отвык.
и вновь шелестит страницами, указывая – не отвлекай же.
федор замолкает, на чужих нервах играть не хочется.
х х х
один раз федор пытается поднять тему чужих ожогов, но получает только тяжелый взгляд и просьбу закрыть рот. грубо, но федор не то чтобы сильно обижен. только жмет плечами и следует взглядом по правой руке андрея, где из под перчатки расходится алый цвет. рукав рубахи, ворот – пятна от шеи и до уха по щеке.
думается, представляется, как оно должно было ощущаться, и федю невольно дергает. и все же сильней напрягает еще одна мысль – это единственные отметины или… андрей ловит чужой напряженный взгляд и едва тушуется, уже привычно, почти на автомате отворачивается, оправляет рукав рубахи. прячется.
– нам уже стоит двигаться дальше, федор.
нам. федор улыбается довольно с этой мелочи, а андрей не видит того, пока накидывает сначала плащ, а после сумку на плечо.
андрей вовсе не жаба под ножом в любопытных детишек, но зато федор себя этим ребенком ощущает: там слово чужое поймать лишнее, там – повадку. складывать все, только записи не вести.
андрей, несомненно, по какой-то причине все так же лишних людей по пути сторонится и на федора глядит с тревогой, но позволяет по своим меркам смелое решение – откладывает свои планы о дальнейшем пути в одиночку подальше. на удобный случай, момент, как-то опосля. и язык чаще развязывает.
х х х
– мой дом сгорел, – по языку режет. подожгли. пока я спал, пока я не мог защититься. подожгли. люди. пиро тяжело сглатывает. – от запаха только и очнулся, а огонь уже до комнаты добрался, я застрял. не соображал ни черта тогда. а еще, федор, знаешь, я мог бы и целее выбраться, если бы не бросился вещи спасать, – почти улыбается, дергает уголками губ. федор молчит, лишь наблюдает за тем, как чужие руки комкают полы плаща. у андрея в глазах будто отражаются прошлые алые виды. – книги. мне так жаль погоревшие книги. более всего, – огни пламени затухают, андрей сам смотрит на свои ладони. – даже за себя не столь больно. удивительно ведь…
– было бы странно, если бы тебе оказалось плевать.
андрей плечами жмет, пальцы о пальцы трет, а потом вскидывает голову, стараясь из потока мыслей выплыть. а федор продолжает вязать разговор, но ступает в зыбкое, опасное место.
– но почему ты ушел?
– у меня, – улыбка медленно сползает ниже. – у меня не было выбора.
и смолкает. опять. да вновь будто иглы выпускает.
– прости, не в свое дело лезу.
андрей кивает.
– именно.
– расскажи о книгах, – разговор опять в сторону ступает, пусть и касается прошлой самым краем. андрей позволяет. склоняет голову вбок, вспоминает ряд полок за рядом. – какие собирал, о чем, может, мне что-то знакомое будет…
и когда андрей затягивает тихий монолог, игнатьев не может не выдохнуть облегченно. есть успехи. множество даже, позволяет он себе подумать.
на лице андрея цветет улыбка, а руки, замкнутые перчатками, рисуют в воздухе узоры, как бы подкрепляя все сказанное. и течет чужим тихим голосом, едва запинаясь, речь о собрании сочинений о совсем уж разном: перечень трав, их свойств-применений-вреда, религиозные текста, какие-то записи иноверцев, о чьей судьбе андрей не то чтобы не знает, гадать не хочет. смелая мысли и слово – и пришел тому конец безрадостный.
андрей клонит голову, подцепленной палочкой водит по трави неясны узоры. плечи словно кажутся у́же.
х х х
федор едва задевает плечом, заставляя обернуться к нему, и говорит что-то о том, что местность, вроде, знакомая. и вон тот поворот должен быстро вывести к широкой дороге, точно, андрей, не сомневайся.
андрей не особо удивляется, когда их встречает заболоченная мысль. переход не то чтобы сложный, просто на нем разбросано множество обломков каких-то брошенных телег, что подталкивает к мысли – надо бы убираться отсюда да поскорей, а то черт знает, где, откуда и вообще… но федор лениво ведет плечами и успокаивает отчасти – все равно уже все разграбили, вон, мхом начало все расти. андрей все еще с сомнением оглядывается, а федор уже впереди спокойно, почти с детской непринужденностью все огибает, и какие-то топкие места, и некрепкие обломки, только ветерок играет в волосах.
андрей не то чтобы долго разглядывает, право, взгляд цепляется всего лишь.
а федор ловит его взгляд, живо поворачиваясь на пятках, рукой к себе ведет, подгоняет. у андрея легкая форма тремора в руках от искорок в фединых глазах.
андрей перехватывает плащ, чтобы тот не зацепился за что-то и ступает по чужим следам. у феди практики чуть больше, а еще, вероятно, отсутствие боязни разбить свою голову в случае чего. то и бережет. а андрею наоборот – отвешивает пощечину. с оттяжечкой, позвонче. андрей видит – след фединого ботинка, опирается туда же ногой, и вот так поворот – нога скользит по траве, как по льду, а андрей только и ловит встревоженный федин взгляд перед тем, как запустить череду из попытки за что-то зацепиться, восстановить равновесие…
и провалиться по каждому пунктику: там ногой увязнуть, простонав от мерзкого хлюпанья в сапоге, а потом выпущенная длинная ткань плаща цепляется краешком за что-то и приходится еще раз остановиться, дабы выдернуть его. такие резкие движения не шибко одобряются окружением – равновесие ломается еще сильнее. достаточно, чтобы андрей под чертыхания полетел в сторону.
достаточно, чтобы какой-то обломок залетел куда-то под складки плаща, проезжая по рубашке, надрывая тонкую ткань. раз – проезжается и по коже, точно оставляя пару синяков и, повезло, неглубокую царапину, два – андрей чувствует, как его под локти подхватывают, не давая ни упасть дальше, ни застрять.
за испугом мозг будто отрубается на минуту.
за испугом едва проглядывается ощущение боли и то, как его оттаскивают в сторону. вдохнуть. андрей цепляется крепко за федины руки, когда вспыхивает спина. да, теперь больно, да, черт возьми, теперь опять хочется начать хныкать и прятаться. зализать раны.
оттого спустя секунду федины руки отталкивают, а сам андрей отшатывается, тянет шумно воздух, сжимая плащ в пальцах до белых костяшек. раз, два, три, успокойся же, пиро…
– андрей, дай мне тебя осмотреть. если тебя зацепило, я помочь смогу.
андрей глядит перепуганой иволгой. спиной пятится. федя качает головой. должен был, вроде как, привыкнуть. да, перепуганный зверек, удивительно, что вообще до сих пор не сбежал.
– федор, мне не нужно… – и отказ прерывается тем, как андрей сквозь зубы тянет воздух, хватаясь за бок – стрельнуло выше поясницы.
андрей не дурак совсем, вон, замирает, глядя на свою же руку, а в голове миллион размышлений. сейчас бы не двигаться совсем, оказать себе самому помощь, чтобы ситуация хуже не стала, но… не сможет ведь. магия обережет от заражения, но не особо поспособствует заживлению, да и банально – андрей не увидит масштаб вреда. федя стоит напротив – выжидает. руки на груди сложил, бровь поднял. андрей от своей беспомощности скулить хочет.
– андрей, не дури, – и шаг навстречу. андрей прикладывает усилие, чтобы не отшатнутся. – сам ты не сможешь ничего сейчас сделать, зачем себя калечить?
честно, дурость – андрею хочется разрыдаться сейчас на месте. но приходится шептать едва слышно:
– хорошо.
у феди в глазах облегчение. у феди в глазах удивление и какая-то уязвляющая андрея жалость, когда из-под снятой рубахи становятся видны ожоги. уже давно замеченные отметины у щеки да шеи спускаются к плечу, руку прихватывают. и то видно лишь спереди, а стоит подставить андрею спину – картина более массовая. андрей не рассказывал ничего о прошлом толком, оттого непонятно – чем вообще он мог заслужить подобное? вестимо, еще одна причина, почему столь боится лишний шаг навстречу ступить. прикасаться – минное поле. первые секунды андрей вздрагивает, хочет ускользнуть, усилие прилагает, чтобы успокоиться.
федя подыгрывает, помогает едва расслабится – о каждом действии отчитывается парой слов, предупреждает, рассматривает рану, ползущую выше пояса, едва касаясь кромки алых следов. тихо выдыхает – не столь серьезная проблема. единственное – позаботится об отсутствии мелких деревянных осколочков, промыть рану… мелочевка, по большей части. благо, за годы странствий, федор научился всегда держать поблизости подобное – вон, какая-то смесь из трав на дне сумки.
из фляги плеснуть на кусок ткани воды и медленно, аккуратно промыть. прочертить неясный узор по здоровой лопатке, отвлекая от того, как от мази жжется. федор опускает руки, оглядывая андрея еще раз – ей-богу, не собака, но заживает, как на ней. и это затянется. и синяки уйдут. руки чешутся еще раз пальцами пробежаться по лесенке позвонков, но федор только щеку изнутри прикусывает.
андрей дергается, когда на плечи опускается родная льняная рубаха, и по ним же идут горячие ладони. ничего, рваную ткань позже или федор заштопает, или найдут, на что можно в поселении выменять.
– все хорошо. спасибо, что позволил помочь, – и чуть тише, отчего у андрей под ребрами подхватывает. – ты молодец.
андрей тянется за плащом.
х х х
солнце прижигает. не щадит, крутится танцовщицей на открытых дорогах, и плащ андрея служит теперь не защитой от холода, а от широких солнечных лап. и всё-таки – пробирает духотой.
федора, вон, тоже.
– погоди минуту.
федор останавливает их маленькую процессию, чтобы скинуть сумку на пыльную дорогу. а вслед за ней – стягивает плотную ткань жилетки, как прежде скинул плащ, неся в руках. на время тот томится в руках андрея. жилет – в сумку, сумку – на плечи. но этого, по всей видимости, недостаточно, потому что ворот рубашки оказывается распахнут, ниже еще пуговица, еще… на середине где-то и застывает. застывает и андрей, совершенно случайно глазами проскальзывая взглядом за края распахнутой рубахи, цепляется за нательный крестик.
вопрос веры как-то старательно обходился во взаимном порядке. аккуратно, боком, не задевая, даже если и пробегала по касательной. хотя, казалось бы… в глазах некоторых людей андрей вполне себе поклоняется черту.
у феди нет оснований так думать, однако…
– андрей? – пиро медленно поднимает взгляд выше, от крестика к лицу. и тратит пару секунд на то, чтобы понять, как выглядит со стороны. по шее ползет неясный жар. – что-то беспокоит?
– нет, – андрей почти шелестит и опять опускает глаза, дабы в чужие глаза не смотреть. и взглядом царапает теперь не только деревянный крестик, но и вспотевшую кожу под ним, и… и землю под ногами. неловко. – твой крестик… не замечал раньше.
федя тихо хмыкает где-то близко, а секунду опосля едва касается андрея где-то меж перчаткой и рукавом рубахи по здоровой коже. андрей не двигается, даже руку не выдергивает, только чувствует, как ситуация становится для него еще более неловкой. раз, два, мелкие касания поверх перчаток, и федор из андреевых пальцев забирает свой плащ.
руки чешутся.
– просто символ, – федя играет с веревочкой на шее и продолжает путь. андрей, несколько запаздывая, нагоняет. – так спокойней, хотя, честно, по чужим меркам вера моя ничего не стоит.
– отчего?
– я не готов идти крестовыми походами, – федор фыркает, хмурясь. – утрирую, конечно, но при мне забили какую-то девку, только из мысли, что она что-то натворила. черту кланялась.
– а если бы то оказалось правдой? – пиро ощущает, как какой-то тяжелый груз по плечам ползет, раздумывая, сигануть вниз или еще поцепляться крюками за плечи.
– поклонения черту? – федор срывается в короткий смех. – я умоляю, если она и чудила, то в жизни бы не смогла навредить кому-то. сама ведь боялась ужасно, а они ее – еще больше. – а потом смех сменяется на тяжелый вздох. – я верю, конечно, но не выходит себя вписать в церковные служения и обряды. даже молитвы толком не упомнить…
федор трет шею, жмет плечами, обдумывая что-то свое, андрей тоже федю обдумывает. глазами по лицу скользит. какое-то странное спокойствие селится между ребер.
х х х
дорога ширится уже на протяжении десятка километров. скоро – поселение. андрей не уверен, чего в его мозге творится, зато федор – довольный. андрей не шибко что-то возражает, пока скользят взглядом по верхушкам разбросанных то там, то здесь высоких сосен. скользит, а потом стопорится резко, на автомате федоров плащ цепляя пальцами.
черный дым плетется по небу кружевом.
федор тоже поднимает голову, прерывая свои слова. только о свои ноги не запинается.
– что-то горит, – андрей проговаривает, казалось бы, очевидную вещь. а для федора то будто спусковой крючок, после которого плащ его из андреевых пальцев выскальзывает, а шаги ускоряются. – федор!
приходится спешно нагонять, вспоминая случайно давние планы по этим дорогам одному ступать, а не бежать за кем-то. но вот – шаг в шаг.
помимо красноречивых клубов дыма теперь доносится и запах, который андрею, к сожалению, знаком слишком сильно. в печенку забрался. и совсем не радует открывающийся вид, стоит приблизиться к мелким домишкам. за их гранями видно, как чье-то жилье полыхает. деревенька – муравейник. андрей оглядывается – там группка бежит с ведрами воды, а с другой стороны – люди просто беспокойно носятся. с третьей стоит старуха, прямиком посреди дороги, разливаясь молитвой. десятка секунд на оценку обстановки андрею хватает, чтобы потерять федю в этой беспокойной беготни.
раз, два, три – а тот отвратительно близко к трескучему костру.
у андрея на секунду в глазах ярко-ярко вспыхивает, а потом он уже и сам к феде близится, чтобы выслушать, что происходит. а федор держит крепко за плечи женщину, по лицу которой размазанная сажа, подернутая черным юбка и размазанные слезы. андрей ловит только обрывки:
– … она там осталась! – голос истеричный. – пусти, пусти немедленно!
андрей только раскрывает рот, так федор находит его глазами и, словно бы женщина не весит ни черта, впихивает ее андрею, как пушинку.
– не пускай ее в огонь! – а потом спихивает одним движением и тяжелую сумку, и плащ. – там девчонка осталась.
андрей глупо моргает. под федины слова, смысл которых слишком долго доходит до андрея, в огромном костре что-то громко щелкает, а федор бросается туда же. за ним же, спотыкаясь о юбки, плетется и процессия с ведрами. топят порог, едва тихомирят буйную стихию, а та опять заходится другим углом.
вместе с женщиной в своих руках дергается и сам андрей, внезапно понимая то, как во сполохах пропадает федор.
прямиком в обществе горящих стен.
женщина бы давно выпуталась из андреевых рук, андрей не то чтобы много сил в себе держит, но у того руки каменеют, ледяной статуей на секунду оборачивается. мелькает мысль – будь он один, он бы пробежал мимо. даже бы не приблизился, увидя этот костище. стоит едва осознать ситуацию, руки пустеют. везет – женщину все же опять в сторону утаскивают, пытаясь успокоить. андрей глядит – ждет. и совсем, совсем не понимает, что дальше. федора не видно. а балка едва косит.
андрей мог бы ему путь подчистить.
да, мог бы.
для этого необходимо внутрь забраться, поближе к жару, поближе к хрусту-запаху-сполохам.
взаперти.
когда одно бревно не держит и падает, андрей додумывает – федор сам себе путь не вычистит, тем более – с ним ребенок. ногам бы сейчас самим срываться, но они вязнут в земле, а вот сознание вполне настойчиво гонит. и выигрывает вполне успешно. рядом с брошенными вещами федора оказываются и вещи пиро. а поверх – кожаные перчатки. обугленное мясо царапает собственные глаза. и все же есть плюсы – в отличие от прошлого опыта андрей понимает, что происходит и что нужно делать. бо́льшая осознанность, контроль себя самого. и все-таки чердак течет, стоит глазам начать слезится, а языкам пламени пытаться достичь андрея.
пытается и сталкивается с сопротивлением, магией кусается.
андрей чувствует внезапную тошноту, когда перед глазами предстает федор, едва ли не голыми руками отталкивая в сторону подпаленные доски и их же пиная в сторону. андрей замечает, понимает – та самая девчонка где-то застряла. андрей близится, отшатываясь от прихваченного огнем пола в сторону, а федя успевает вытянуть совсем уж ребенка. к себе прижимает поближе, так, что не успеть заметить, задело ли ее. зато федор замечает теперь андрея, а андрей – федора. в саже. с подпаленной рубахой.
– ты-то здесь какого черта?! – федор кричит с каким-то изнишним переживанием в голосе, а потом взгляд как-то цепляется – огонь об андрея разлетается искрами. – какого…
не успевает досказать – угол рядом косит, только лесенкой не складывается. за ним же обрывается и проход ровный наружу. федор с девочкой на руках обращается растерянностью.
– федь, – андрей привлекает к себе внимание опять. – дай мне вести.
и хочется кривую улыбку выдавить – тошно.
лишний взмах рукой и мелкий участок метра на метр едва стихает. андрей переступает, федор нагоняет, ступая в отчасти безопасные места. андрей глядит через плечо, видя – федя слушается. еще участок, еще пара утихомиренных огоньков, которые, стоит пройти дальше, опять понемногу расходятся. и все-таки добирается временами, подхватывая рубаху. и занимается, пока андрей пытается их вывести без проблем. федя скрипит зубами, в руках сжимает девочку, чертыхается внезапной проблеме – на андрея чуть балка не летит. приходится лезть сквозь.
андрей выдыхает – видны отсыревшие уже доски, можно руки отпустить, выбегая наружу и секундно забывая о тех, кто позади.
там – дым, здесь – резкий свежий воздух. голову кружит. в глазах мигает.
с ума сойти, он туда забрался. андрей прости молится, чтобы его не вывернуло прямо на траву, пока в голове чередуется треск-запах-жар-треск-запах-жар. коленки подгибаются, опускают в траву. сбоку мелькает радостный крик, благодарность, но с каким-то мистическим свистом.
а потом на его плечи опускается его же плащ. как-то тонет андрей под ним, жмурится, сжимая его края, и понемногу восстанавливает дыхание. когда проглядывается сознание через давление белого шума в ушах, андрей поднимает глаза – федор разглядывает свою обгоревшую с одного края рубаху. а андрей оглядывает федора. опять. почти не зацепило. только руки. пока девчонку вытаскивал. и о доски поранил, и огнем прошлось. возникает закономерный теперь уж вопрос – совсем, что ли, в федоре чувства самосохранения нет?
а тот навстречу глаза опускает.
на губах – кривая, неуверенная улыбка.
андрея выворачивает.
вероятно, он бы упал лицом вниз, прямиком в вонючую смесь, если бы не федины руки на плечах. в них же андрея вырубает.
слишком давно он не использовал магию так обширно.
х х х
андрей осознает себя лежащим на простынях. черт знает где, когда, почему… но федор момент ловит, раскрывает дверь в комнатку. тут же – к андрею.
– проснулся наконец.
– где…
– постоялый двор. комнату выделили, все равно пустеет, – федор садится прямиком на пол, чтобы на одном уровне с андреем находиться. – ты отрубился, я тебя отнес, – и тише, задумчиво как-то: – ты совсем худющий. пушинка.
совсем уж не в тему в животе быстренько пролетает бабочка. а потом андрея тянет сесть нормально, и федя придерживает аккуратно за предплечья, сам садясь рядом, наблюдая внимательно, чтобы андрея в сторону не закачало. руки переходят с предплечий чуть ниже, кружат пальцами едва по запястьям, а андрей только сейчас думает – перчаток нет. внезапно не так уж и комфортно. с другой стороны, андрей не уверен, осталось ли у него энергии сейчас на фокусы. но все равно – от прикосновений феди прямиком по обнаженной коже шевелит волосы где-то на затылке.
– никто больше не заметил, – продолжает федор, коротко давя на андреевы костяшки пальцев. – да и я бы, наверное, мимо себя пропустил. впрочем, этим и занимался, – андрей молчит, пальцы на автомате сжимаются, а федор успевает меж них впутать свои. – ты поэтому перчатки носишь постоянно?
андрей глаза поднимает. слишком много в фединых словах и голосе покоя. это и баюкает, и подталкивает к неясной панике. хватает на короткий кивок. словить федин взгляд не удается. тот ловит движение золотой макушки краем глаз. поджимает губы. медленно переворачивает ладони андрея, раскрывает их, едва касается их середины.
– нашли тебя…
– я сам.
– смело, право.
андрей медленно качает головой.
– глупо, – а федор наконец глядит в глаза. – сам видишь, чем кончилось.
– мной? – игнатьев все же искрит улыбкой. слова бы в кучу связать, показать – сейчас все в норме. да и не знает, надобно ли то андрею, вон, сидит смирно. стоит пару лишних секунд в чужие глаза попялиться и приходится признать – да, надобно. у мальчика медленное включение. еще минута – возгорание. и пока то не случилось, федор накрывает его щеки ладонями, чтобы тот глаза не прятал, и пытается успокоить еще не начавшееся: – сейчас – все в норме. и с тобой тоже.
андрей в эти минуты кажется тряпичной куклой. глядит, не движется, молчит.
– андрей, – руки ниже, по шее, по затылку, аккуратно притягивая к себе ближе. – и будешь, обещаю. – федор поворачивает голову, коротко пробегаясь губами по чужому виску. – ты, лучинка, заслужил.
а потом тишина пробивается тихим всхлипом. руки андрея цепляются за чужую рубаху, а секунду опосля боязливо выпускают – боятся навредить. и все же андрей на каком-то внутреннем, как пригретый зверек, ближе притирается, беспокойно мотая головой, а потом ту прислоняют к груди, путаясь пальцами в волосах. так и застывает.
х х х
андрей глядит на плывущие облака, а меж ними по глазам режет солнечный блик. ослепляет на секунду, а стоит глаза опустить, пряча, перед ними – федор, наконец вышедший из ворот. впереди – лишь огромная дорога. андрея как-то убаюкивает мысль – теперь он не один.
– федь, – рука, вытянутая вперед. – веди меня.