Рабочий день пришёл к концу, доктора уже переоделись и собрались к выходу. Джорно сидел за столом, бессмысленно водя ручкой по бумажке.

— Интерн, через десять минут подойдёшь в кабинет! — Буччеллати крикнул в ординаторскую и пошёл дальше.

— ДжоДжо, не роняй давление! — доктор Нери увидела, как Джованна побледнел, — не оправдывайся, соглашайся во всем, мол, да, я такой идиот. Может, и обойдется. До завтра.

— До завтра.

Джорно на негнущихся ногах подошёл к кабинету и встал, не решаясь постучать.

— Проходи, я знаю, что ты там стоишь! — послышалось оттуда. Джованна вошёл. На столе хирурга были кружка и бумажная упаковка от бутерброда.

— Присаживайся!

Интерн присел на краешек стула.

— На вскрытии было установлено, что ты немного сильно затянул лигатуру, и она прорезала перевязанный сосуд. Казалось бы, некритично, но учитывая состояние тканей, ему хватило и этого.

— И сильно вас пропесочили?

— Да нет, я и не от такого отбивался. Что-то ты белый весь и сонные артерии пульсируют, словно у тебя пляска каротид.

— Я подвёл вас.

— Ох, горе луковое, — Буччеллати встал, — все делают ошибки. У каждого хирурга есть персональное кладбище.

Он взял лицо интерна руками.

— Я тебя не убью. Да, пришлось идти на релапаротомию и потом отбиваться от злого начмеда, но это не смертельно, — и поцеловал Джорно в губы. Юноша прикрыл глаза, но когда Буччеллати пытался обнять его, отстранился.

— Я не хочу, у меня настроения нет.

— Ладно, иди отдыхать.

***

Буччеллати и Джованна делали отчёт, когда в кабинет заведующего зашла женщина лет тридцати. Это была кареглазая блондинка с слегка кругловатым лицом, овальными глазами и тонкими губами. Джорно понял две вещи: Буччеллати знал её и знакомство это было не из приятных, потому что он обычно вежлив с посетителями, а ей он даже не предложил присесть. Женщина не сильно смутилась прохладным приемом и сама села на диван.

— Чего тебе понадобилось? — хмуро произнес хирург.

— Можно попросить молодого человека выйти отсюда?

— Здесь я заведующий, а не ты, и значит, я определяю, кому где находится. Интерн останется здесь.

— Интерн значит… Как сложилась твоя жизнь?

— Как видишь, продвинулся по карьерной лестнице, пашу с утра до вечера, всё как обычно.

— Ты по-прежнему один?

— Да.

— У меня тоже не сложилось с личной жизнью.

— Послушай, Агата, ты сюда языком почесать пришла? За душевными разговорами обращайся к психотерапевту, а нам не о чем с тобой говорить!

— Вообще-то я пришла по делу. Мне нужно прооперировать маму.

— Это не ко мне. Я даже ассистентом не пойду.

— Почему?

— Потому что если она умрёт прямо на столе, потом ты меня будешь обвинять, что я бывшую тёщу зарезал.

«Тёща?! Так это его жена? Вернее, бывшая жена».

— Она не должна умереть! — возразила Агата.

— Но люди же всё равно умирают. Вот у интерна на днях пациент умер, пришлось его в чувство приводить.

— Ладно! Кто у тебя тогда хороший доктор?

— У меня все хорошие, плохих не держу. Доктор Сартори и Амато работают много лет, а докторам Фуго и Нери я сам руки ставил.

— И всё-таки подумай, Бруно, тогда трудности сломили нас и мы не смогли быть вместе, но сейчас всё по-другому.

— До свидания, — сказал Буччеллати сухо.

***

Обычно бывших принято представлять исчадиями ада, которые только и делали, что отравляли жизнь, вызывая искреннее недоумение — а раз он такой плохой человек, то почему ты с ним связался? Конечно, нередки случаи, когда, только вступив в тесные отношения, удавалось разглядеть истинную природу человека, но истина состоит в том, что нет ни хороших, ни плохих — есть конфликт интересов.

С его стороны — тяжёлая работа с утра до вечера, когда он приползал домой без сил. С её стороны — съёмная квартира на отшибе с желтыми обоями, рассохшейся деревянной мебелью и диваном с бурыми пятнами, и даже за такую конуру они не могли заплатить вовремя, и хозяин грозился вышвырнуть их на улицу. Денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами, невозможно было даже купить стакан кофе в какой-нибудь забегаловке. И муж, который целыми днями торчит в больнице и приходит домой только поесть и поспать.

В один ужасный день на улице шёл дождь. Агата вышла на улицу и неловко подвернула ногу. У обветшавшего сапога оторвалась подошва. Девушке тогда хотелось завыть от отчаяния, потому что это была последняя пара сапог, и ей больше нечего было надеть — только идти босиком. Но Агата не закатила истерику, она вернулась на квартиру и кое-как примотала подошву скотчем. Естественно, нога промокла насквозь, но Агате было наплевать. Ей тогда стало на всё наплевать.

«С меня хватит!». Девушка после работы достала дорожную сумку и стала собирать вещи. Собственно собирать было особо и нечего. Агата тогда хотела написать записку и уйти, но потом решила, что это будет совсем уж невежливо по отношению к мужу. Бывшему мужу.

— Дорогая, что сегодня на ужин? — вошёл Буччеллати.

— Ничего.

— Как ничего?! — муж зло прищурился.

— Не надо на меня так смотреть! Отныне ты сам себе готовишь ужин и стираешь одежду. Я ухожу.

— Раскудрить твоё коромысло в базис и надстройку, — Буччеллати устало сел на тумбочку, — ну что ты хочешь от меня услышать? Хочешь уйти — так уходи. Я тебя силой держать не стану.

— Я устала! — Агата нервно затопала. Бруно увидел сапог, заклеенный скотчем.

— Я устал от этого не меньше. Давай, топай, или хочешь напоследок устроить скандал?

Агата схватила сумку и выбежала на площадку.