Воздух сотряс дребезг будильника, возвещая, что пора вставать. Фуго отключил его и опустил ноги на пол. В последнее время было всё тяжелее и тяжелее отрывать голову от подушки. Хотя, если постоянно работать в ночную смену, неудивительно, что слабость будет беспокоить. Плюс на ноге появился новый синяк. «И когда я успел удариться? Кажется, во время сна в меня вселяется другая личность и шатается в сомнительных местах, иначе другого логического объяснения нет». К вящей радости ещё и горло стало болеть. К счастью, чтобы играть на фортепиано, голос не требовался.

Фуго натянул водолазку и старомодный пиджак. От прежнего костюма, который Аббаккио насмешливо называл «подранный собаками», пришлось отказаться — в нём стало слишком холодно. Он запер свою крохотную комнатушку на ключ и отправился на работу. Поприветствовал охранника и отправился к своему станку — то есть фортепиано. Не сказать, что он мастерски играл, но публика была не сильно требовательная, так что от него не требовалось исполнять третий концерт Рахманинова или этюды Листа. И в этот раз, когда он иногда попадал не по тем клавишам, никто не обратил внимания.

Охранник имел хороший слух, потому отметил, что Фуго допускает ошибки в игре. Кроме того, он увидел, что юноша побледнел и стал совсем уж вялым. Охранник сказал ему отправиться в больницу, но проводить его не мог — у него ещё смена не закончилась. Паннакотта и сам отметил, что боль в горле стала совсем уж нестерпимой, а самого донимал озноб — верный признак высокой температуры. Он в бессознательном состоянии дошёл до приёмного покоя больницы и сел на стульчик в коридоре.

— Эй, парень, что с тобой? — кто-то тормошил его за плечо.

Лицо расплывалось, а голос доносился сквозь вату. Паннакотта скорчил страдальческую гримасу — и чего этому человеку неймётся, оставил бы его в покое.

— Как тебя зовут?

— Паннакотта… Фуго, — ответ был получен с большим запозданием.

Доброхот вбежал в кабинет.

— Эй, врача сюда! Тут человеку плохо!

— Тут всем плохо! — огрызнулись в ответ.

— Да нет же, мальчик горячий, как печка, и на вопросы толком не отвечает! Он сейчас откинется!

Выползло нечто в белом халате, ругаясь матом. Фуго запрокинули голову, заглядывая в глаза, он ощутил холод от мембраны фонендоскопа на груди.

— Тащите реаниматолога и грузите его на каталку!

Дальше вокруг него засуетились люди. «Зачем меня трогаете? Просто оставьте в покое!»

***

Паннакотта открыл глаза. Свет от лампы бил в глаза, и он болезненно поморщился. «Господи, почему ночью не выключают свет? Прямо как в концлагере!». Фуго тут же задался вопросом, а точно ли сейчас ночь? Сил у него не было, потому он повернул голову, чтобы осмотреться. Он увидел кровать, на которой лежал голый мужчина, прикрытый лишь простыней. Из его рта торчала трубка, а рядом аппарат раздувал меха, и грудь мужчины механически вторила в такт движениям.

«Аппарат ИВЛ! — догадался Фуго, — значит, я в реанимации!». Он скосил глаза вниз. Паннакотта тоже был раздет догола, а к его груди было прилеплено куча датчиков. Рядом мерно пищал монитор, отмечал показатели. Два молодых медика — судя по всему, интерны, — сидели на посту и разговаривали. Они друг другу рассказывали, как ВИЧ-инфицированные скрывают диагноз и трахаются направо и налево, как беременная пошла в женскую консультацию, сдала положенный анализ — и у неё обнаружили ВИЧ. Муж, оказывается, наградил. Всякую жуть рассказывали.

— А что с эти парнем? У него тоже ВИЧ?

— Нет, экспресс отрицательный, но зато в крови громадное количество бластных клеток, тяжёлая анемия, — непонятно, как он жил с такими показателями. Не знаю даже, выживет ли.

— Почему не должен выжить? Лейкоз же хорошо лечится.

— Если у тебя есть деньги на лечение — то да, лечится хорошо. Этот парень нищий как Иов, да к тому же один как перст. Неоткуда ему деньги взять. Да и не возьмут на лечение — с такими показателями крови он просто не перенесёт его.

— Наше дело маленькое. Спустить его в отделение, и пусть у лечащего врача голова болит.

Паннакотту перевели в отделение. В палате кровати стояли так близко, что еле-еле можно было поставить каталку, и на каждой кровати лежало по больному. Раз в день заходил злой, уставший врач с тёмными, как у панды, кругами под глазами. Он раздражался в ответ на любой вопрос. Фуго решил не донимать его — дороже выйдет. Всё равно всё в выписке напишут.

Однажды в палату зашла незнакомый врач. Паннакотта отметил, что она разительно отличалась от врачей отделения — лицо было свежим, без следов усталости, а волосы уложены в причёску. «Должно быть, консультант» — подумал парень.

— У вас острый лимфобластный лейкоз.

Фуго лишь пожал плечами. Гематолог, уже привыкшая к слезам и крику, поразилась его хладнокровием.

Ещё больше она поразилась, когда парень сказал:

— Я не дурак, более того, у меня IQ сто пятьдесят два балла. Потому я хочу знать, стоит ли овчинка выделки или просто дольше помучаюсь. Обещаю, я не буду закатывать истерику или крушить вещи.

— С такими показателями крови, — вздохнула гематолог, — вы можете сойти с дистанции уже на стадии химиотерапии. А ведь надо пройти облучение костного мозга, и, собственно, саму пересадку, которые тоже не назовёшь лёгкими и приятными процедурами.

— Благодарю, — Паннакотта вежливо попрощался.

Свой приговор он принял спокойно, даже с иронией — ну что ж, вот закономерный итог его ничтожной жизни. Рождение в семье чопорных аристократов. IQ 152 балла, но это стало проклятием, а не благословением. Профессор-педофил, которого он забил насмерть словарём, чтобы избежать домогательств. Семья откупилась от тюрьмы, но не желала его знать. Ну и пусть, всё равно он не видел от них любви, только попытки понять, чего Паннакотта стоит и как это использовать. Бродяжничество. Банда Буччеллати. Предательство босса. Фуго отказался к ним присоединяться. Потом окольными путями до него дошли вести о смерти Аббаккио, Наранчи и Буччеллати. Джорно Джованна — загадочный новичок — стал боссом мафии.

Распорядок дня. Проснуться под будильник. Пожалеть, что ещё не сдох. Выпить парацетамол, чтобы не сильно лихорадило. От такого количества таблеток должна отвалиться печень, но Паннакотте плевать. Умыться, почистить зубы, сплюнуть в раковину кровь — у него кровоточили дёсны. Кое-как запихать в себя пару йогуртов, больше ничего попросту не лезло. Одеться, надеть маску. Фуго угрюмо смеялся над ней — ага, защитит она от вирусов, как же. К счастью, место работы было недалеко от комнатушки, потому что поездку в общественном транспорте он бы просто не пережил, — достаточно больному ОРВИ чихнуть на него, чтобы Фуго слёг с тяжёлой пневмонией. Добраться до места работы. Поздороваться с охранником.

— Как дела? — спрашивали его.

— Паршиво.

Охранник и так видел, что дела у него идут плохо. Фуго сильно похудел — пиджак болтался на нём, как на вешалке, а запястья стали такими тонкими, что их можно было обхватить указательным и большим пальцем. На лице был толстый слой грима, чтобы не пугать посетителей своим больным видом. Он всё чаще исполнял вальс номер семь Шопена.