Джорно и Миста вошли в комнату Фуго. Помещение было обставлено старой, рассохшейся мебелью, а постельное бельё имело желтоватый оттенок и красовалось множеством заплаток. Джованна отметил чистоту и порядок помещения — Паннакотта до последнего оставался верным себе. На прикроватном столике лежали облатки с таблетками, книга «Утраченные иллюзии» Бальзака и бумаги. Джорно развернул документы, прочитал и нахмурился.

— Что ты там интересного вычитал? — спросил стрелок.

— Отказ от реанимации.

— Он хотел, чтобы врачи его не спасали, когда он начнёт откидываться?

— Да. Потому и сделал надпись на груди, потому что врачи скорой помощи в запарке не стали бы читать бумажки, а так это бы заставило их обратить внимание на его пожелание.

— Я не пойму! То он умирать не хотел, то наоборот, ищет смерти! — Миста был озадачен.

— Как раз-таки всё понятно, — отозвался Джованна, — он сломался.

— Что?!

— Люди тоже ломаются. Как табуретки или часы.

— Совесть что ли его замучила?!

— Это словами не объяснить. Но если тебе удобно — да, можешь считать, что его замучила совесть.

Миста решил не загружаться по этому поводу. ДжоДжо умный, пусть он и думает, а Миста будет заниматься тем, что лучше у него получается.

***

Когда Фуго проснулся, он увидел девушку со шрамами на лице.

— Меня зовут Шейла И, — представилась она, — мне поручили приглядывать за тобой.

Паннакотта чувствовал слабость, но хотя бы не было лихорадки, которая отравляла его существование последние дни.

— Ты будешь есть?

— Да.

Шейла ушла, чтобы распорядиться насчёт завтрака. Фуго привёл себя в порядок. Они с Шейлой сели за стол. Еда на вид была хорошей, но Паннакотта механически жевал, не чувствуя вкуса. Он давно научился сомнительному навыку — кушать, когда не хочется. Фуго бы вообще перестал есть, так как из-за постоянной лихорадки не было аппетита, но тогда он не смог бы работать и хозяин вышвырнул бы его на улицу. А он не был готов, как Наранча, бомжевать на улице.

— Добрый день, — поприветствовал его Джорно.

— Добрый.

— Как ты себя чувствуешь?

— Удовлетворительно.

Фуго не стал закатывать истерику «зачем вы меня спасли?!», но и не благодарил за помощь. Миста решил перейти в наступление:

— Твоя жизнь принадлежит нам!

— Хорошо.

Тут и Мисте стало не по себе. Хоть бы Паннакотта вспылил, затопал ногами, закричал. Но только не это равнодушие.

«Он действительно сломался! Не знаю, что Джорно имел в виду, но Фуго сдал!» — панически думал стрелок. Злость на Паннакотту испарилась уже тогда, когда Миста застал его захлебывающимся кровью. Теперь ему стало жалко Фуго.

«Можно ли будет его починить?» — Гвидо с надеждой посмотрел на ДжоДжо. В зелёных глазах босса ничего не отражалось.

***

— Теперь его никуда не отправишь, — ворчал Миста, — у него инстинкт самосохранения приказал долго жить! Если его убивать будут — он даже не трепыхнётся!

— Можно подумать, у тебя инстинкт самосохранения сильно развит, — ответил Джорно, но подумал, что Миста в чём-то прав.

Дружба дружбой, а дело на первом месте. Фуго и в самом деле стал бесполезен для полевых заданий, но ему не дали скучать — у Джованны была куча бумажной работы. Паннакотта выполнял её методично, — Джорно уже перестал перепроверять, зная, что ни один пункт, ни одна запятая даже не будет пропущена. Но без огонька. Хотя какой в бюрократии может быть огонёк? Бюрократия может только раздражать своей нудностью, но Фуго было всё равно.

Не сказать, что ДжоДжо не пытался понять, как привести его в чувство. Он наблюдал за ним. Паннакотта ел неохотно, поэтому медленно набирал вес. Это плохо, потому что любовь к еде — это любовь к жизни. Отсутствие аппетита — нежелание жить.

***

— Ты ни в чём не виноват.

— Ладно. — Фуго рассеянно смотрел в окно.

Джорно начинал злиться — ну нельзя быть до такой степени равнодушным! Даже тот факт, что Джованна и Миста простили Фуго, не заставил его встрепенуться. Хотя именно уход из банды на самом деле и заставил его сломаться. Паннакотта думал, что он поступил правильно, а они всего лишь безумцы, которым пора бронировать место на кладбище. Но потом он понял, для него нет места на земле без Буччеллати, и нет никакой семьи, кроме его банды. Именно это имел ввиду Аббаккио, когда говорил, что может найти покой только рядом с ним. Потому и пошёл на верную смерть, лишь бы оставаться рядом с ним до конца. Паннакотта же совершил ошибку, которую он не сможет никогда исправить.

— Встряхнись ты уже!

Паннакотта хлопал глазами, не понимая, что от него хотят. Джорно хотелось взять его за плечи и тряхнуть его от души, да так, чтобы голова мотнулась. Вот только и боль он примет безразлично.

«Неужели нет никакой вещи, которая заставила бы тебя возмутиться?!» — и некстати вспомнилась какая-то мыльная опера, где девушка бьёт по щеке ухажёра, который посмел её поцеловать.

Джорно взял Фуго за подбородок и развернул его лицо к себе. Фиолетовые глаза выражали недоумение. Джованна впился в его губы поцелуем. Именно впился, сминая безвольные губы и засовывая язык внутрь. Паннакотта задёргался, а потом и вовсе шарахнулся назад.

— Не нравится? — и устрашающе улыбнулся. Фуго невольно поёжился — в ангельских чертах юноши появилось нечто демоническое.