Буччеллати сидел на унитазе и зажимал себе рот, чтобы не заорать от ужаса. Время было пять часов утра, и ребята из бригады беззаботно дрыхли, не подозревая, в каком незавидном положении находится их предводитель.

«Бля-я-я!!!» — звучало в его голове при виде двух красных полосок на тестах. Притом нескольких тестов, на случай некачественного.

Все-таки приключение в полицейском участке не прошло зря.

***

Тогда ночью приехал полицейский патруль. Бруно применил отвлекающий манёвр, позволив себя арестовать. Его бригада послушно рассыпалась по городу, значительно затруднив свою поимку. Буччеллати не боялся ареста — его обязательно вытащат, а вот с несовершеннолетними могло возникнуть много мороки.

— Аббаккио, иди оформлять преступника.

— Спасибо, ребята, вот я дурью маялся от безделья, а вы мне работу привезли, — кисло отозвался полицейский.

— Не за что, Леон, всегда обращайся, — отшутились патрульные, уже привычные к грубому характеру коллеги.

Мрачный коп взглянул на него и скорчил гримасу отвращения, признав члена банды. Он уселся напротив, собираясь оформлять протокол. Бруно вдруг охватило бесшабашное настроение, и он решил подразнить полицейского.

— Леон, может, обойдёмся без формальностей? Меня все равно отпустят под залог.

Аббаккио поднял злобный взгляд.

— Я устал, хочу спать и очень зол. Так что если ты не хочешь получить дубинкой по почкам, советую тебе завалить хлебальник.

— Ну если я получу дубинкой по почкам, тебя потом придётся собирать по кусочкам в какой-нибудь грязной канаве.

Бруно снова взглянул на Аббаккио. Тот был примерно его ровесником, но глаза имели безнадёжное выражение, присущее заёбанным жизнью врачам и полицейским.

— Я ведь насквозь тебя вижу. Ты типичный честный коп, который давным-давно все понял, но из последних сил держится за свои моральные принципы. Хотя в последнее время у тебя получается не очень.

Аббаккио решил притвориться шлангом, но по дёргающемуся углу рта стало понятно, что слова задели его за живое.

— И ещё по твоему цвету лица видно, что ты любишь снимать стресс, выпивая по вечерам. Смотри, такими темпами ты очень скоро сопьёшься.

— Заткнись, ублюдок!

— А что ты мне сделаешь? Если ты мне что-нибудь сделаешь, то за твою жизнь никто и ломаного гроша не даст, — и Бруно облизал губы.

— Ну всё, ты допрыгался! — Леон припечатал его к стене, заломив руки. — Да, я не могу тебя избить и за решётку не смогу засадить, — прошипел он на ухо, ловко защёлкивая наручники, — но я могу сделать с тобой кое-что похуже, — и прикусил за ухо.

Казалось бы, самое время призвать стенд и валить куда глаза глядят. Но страха не было — скорее, восторг, когда делаешь что-то очень опасное, но не можешь остановиться. Аббаккио с неожиданной для худощавого человека силой швырнул Бруно на стол прямо поверх документов. Затем он открыл ящик шкафа и достал скотч.

— Чтобы ты понял, насколько ты влип, — сказал, заклеивая ему рот, — полицейский патруль не явится до утра, а здешнему охраннику давным-давно на все насрать. Я здесь хоть групповуху могу устроить, он не поднимет свой жирный зад со стула.

Полицейский ловко спустил штаны и нижнее белье.

— Хорошая задница — погладил он по ягодице, — ну, а теперь получай!

От неожиданности Буччеллати взвыл бы, если бы не скотч. У Аббаккио на самом деле была очень тяжёлая рука. Вот и сейчас он полюбовался на красную пятерню на смуглой коже.

— Оу, не нравится? Я же говорил, что не стоит меня злить.

Избиение продолжилось. Бруно вздрагивал от каждого удара, а кожа на ягодицах начала гореть. Но боль была не мучительная, скорее, наоборот, разжигала желание внизу живота.

«Не кажется, что ситуация вышла из-под контроля»?

Он лежал на столе в наручниках, с заклеенным ртом, со спущенными штанами, а озверевший коп лупил его по заднице и только этим ограничиваться не собирался. И в то же время это дико возбуждало.

«О, да, давай, трахни меня, блядь»!

— Ну ла-а-адно, — протянул Аббаккио и снова потянулся в ящик.

Он достал вазелин, которым чистили сапоги.

— Не думай, что я о тебе забочусь. Просто не хочу, чтобы ты загремел в больницу

Обмакнул палец в баночку и засунул между ягодиц. Буччеллати сам стал насаживаться на ласкающие пальцы.

«Что-то тут неправильно… а хотя... да пошло оно в жопу», — подумал Аббаккио, расстёгивая штаны.

Больно было так, что чуть искры из глаз не посыпались, — Леон не собирался церемониться и вошёл одним движением.

— Не жмись, сука! Да расслабься ты, блядь! — захрипел он, шлёпая по ноге.

— М-м-м… — послышалось в ответ.

— Я тебя жалеть не буду! — Аббаккио схватил за бедро Буччеллати и продолжил драть, да так, что тот бился тазом об стол. Наверняка на крыльях подвздошных костей должны были остаться синяки. Было так хорошо, что лёгкие горели от недостатка кислорода

Тела двух любовников скрутила сладкая судорога. Аббаккио упал сверху, тяжело дыша и наконец-то содрал с лица Бруно скотч. Затем на ватных ногах кое-как присел на стул и взял тот самый несчастный недописанный протокол.

— Ты так и оставишь меня пузом на столе и кверху голым задом?

— Будешь выебываться — оставлю.

— Ух… Ты слышал анекдот?

— Какой?

— Сидят на крыше две кошки и разговаривают. Одна жалуется «Прикинь, я вчера ходила в один квартал, и меня там изнасиловали. Завтра снова туда пойду».

— Да ты ёбаный извращенец, — Леон впервые за вечер криво усмехнулся.

— Поцелуй меня… Пожалуйста.

— Ладно, — неожиданно согласился Аббаккио и усадил на край стола.

Леон целовался жёстко и страстно, давая короткие перерывы на вздохи. Он снова начал заводиться. Аббаккио достал ключ от наручников и освободил заключённого.

— Я не буду заклеивать рот, если ты пообещаешь не кричать.

— Хорошо, я буду молчать, — Бруно обхватил его руками и ногами.

Полицейский опрокинул его на стол.

***

Через несколько дней Буччеллати освободили. Он пытался спросить телефон у Аббаккио, но тот сделал вид, что не понял, о чём он.