Грёбаный резерв

Если приходится торчать в резерве[1], то лучше или дома, или где-нибудь на Тенерифе[2], в какой-нибудь классической пятёрке с видом на океан и разномастные пальмы. Впрочем, как раз таки от пальм Эли мог бы отказаться без сожалений — родные лиственные и хвойные деревья ему нравились куда больше. Особенно, с высоты.

В этом месяце повезло. Резерв поставили идеальный, командировочный. Ол инклюзив и первая линия, бассейн на скале — чего ещё нужно для счастья?

— Как думаешь, кэп, вызовут нас или нет? — Подсел Эли к командиру, который неторопливо потягивал утренний кофе — двойной эспрессо с тростниковым сахаром — и крутил в пальцах незажжённую сигарету — красные лаки страйк[3]. При каждом движении серебряный ремешок капитанских наручных часов тускло поблёскивал.

— Бинго, Элиот. Я слышу этот вопрос уже пятый раз. А доброго утра ни одного.

— У тебя оно и так доброе, — невесело усмехнулся Эли. — Американо с молоком. Раздельно, пожалуйста, — по-американски широко улыбнулся официантке. Та кивнула.

— Что-нибудь ещё? — спросила с ужасным акцентом. Эли призадумался.

— Сладкое по вашему усмотрению. — И продолжил почти без паузы, обращаясь уже к напарнику: — Так вот о твоём утре, кэп. Та новенькая, Марин. Я видел вас вчера вместе. Ничего такая, да? Даже странно, что ты так рано выбрался из постели.

Капитан щёлкнул зажигалкой.

— Э́рин. Ударение на первую букву — тебе бы стоило записывать имена. Если запомнить не можешь.

И отвернулся, выдыхая дым в сторону океана. Эли пожалел, что кофе ещё не принесли. Руки нечем занять.

— Так что… ничего она? — подался вперёд с болезненным любопытством. Кэп снова затянулся, буркнул, не выпуская изо рта фильтр:

—Ешли шебя фак интешешуеф, — выдохнул. — Спроси у неё. А вот и девчонки — легки на помине. Что, как водичка? — Хихикающие стюардессы взбежали по лесенке и, набросив мокрые полотенца на плетёные кресла, цветными птичками расселись вокруг капитана. — Элиот здесь любопытствует, как мы провели ночь. Пригласим его в следующий раз?

Эрин вспыхнула, рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

— Что, тоже посмотреть?

Эли как раз принесли кофе, и он плеснул на столешницу молоком, которое добавлял себе в чашку.

— т…тоже?

Кэп фыркнул.

— Оставь свои влажные фантазии за бортом. Мы Дисней смотрели. — И расслабленно откинулся в своём кресле. — Короля-льва и Русалочку. Если бы кто-то не отключился, и Мулан бы ещё успели.

И ведь не врал. Совершенно точно. О слабости капитана Рэйли к классике мировой мультипликации знал каждый, кому довелось хотя бы раз побывать с ним в рейсе. Пилот первого класса, командир, налетавший тысячи часов на тридцать седьмом, наблюдая за приборами на эшелоне, он задумчиво намурлыкивал себе под нос что-нибудь из старых добрых мюзиклов. А без вдохновенного «акуна-матата» ещё не происходил ни один его отрыв[4]. Эли почему-то не мог представить, что позволил бы себе нечто подобное. Кабина для Эли была местом священным, стерильным. Едва переступив её порог и оказавшись в кресле, он становился абсолютно собранным и серьёзным. От рулёжки до рулёжки — непробиваемый профессионализм, ни одной лишней мысли, движения или слова.

Разве только взгляды. Мимо приборов. Если управление у кэпа и автопилота.

— Ставлю на то, что сегодня мы никуда не полетим, — вскинула ладонь Биа — старший бортпроводник, и тряхнула влажными просоленными кудряшками. — Ничто не предвещает. Так что, девчонки… — подмигнула своей стайке. Стюардессы одна за другой вспорхнули с насиженных местечек.

— Кто куда, а мы в бассейн.

Когда ты в резерве, покидать территорию отеля строго запрещено. Но здесь не особо и хочется. Без девчонок стало тихо и как-то… напряжённо. Почти как на рабочем месте. Кэп звякнул о блюдце своей опустевшей чашечкой, прочистил горло.

— Не хотелось бы вылетать из старого. Терпеть его не могу. Напрасно опять открыли. [5]

— Там этот туман постоянный, — механически откликнулся Эли, крутя в пальцах ложечку. — Смотри ка, боинг на посадку пошёл.

— По глиссаде[6] идёт, угу.

И тишина, в которой совершенно не о чём говорить. А ведь в первые месяцы было иначе. Тогда они ещё не слетались, друг к другу не притёрлись, толком не познакомились, но всегда находили и общий язык, и темы… На отдыхе между рейсами кэп всегда брал машину...

Сколько успели облететь и объездить вместе?

Атлантика чект, неприветливый северный город в России — чект. Франция, Литва, Черногория…

Потом что-то произошло, закрался какой-то дефект. Но второй пилот — он не техник, дефект может лишь обнаружить — не идентифицировать. И уж точно… не исправить. Оставалось лишь фиксировать отклонения. Вот кэп стал уезжать один — не звал, не предупреждал, да и не обязан ведь был. Около него всегда крутились девчонки, и время что в командировках, что вот в таких резервах кэп теперь предпочитал проводить в их обществе.

Девчонки, они во все времена на пилотов падкие. Тем более, на таких, как капитан Рэйли. Дело же правого — левому не мешать[7]. Не только в кабине, но и на земле.

— Эрин — хорошая девчонка. Вижу: тебе приглянулась. — Кэп заговорил так неожиданно, что Эли поперхнулся последним глотком своего американо. — Не заглядывался бы, а просто…

— Сам разберусь, окей? Я предпочитаю смотреть хорни-контент в одиночестве, а не Дисней… с кем попало.

Хмык, белёсое облачко дыма.

— Ты просто… — И бросил мысль недосказанной. Эли, сам не зная, почему, взвился.

— Что я? Зануда, нёрд[8]? Давай уж, наклей мне бирку!

Скрипнули ножки кресла — кэп отодвинулся.

— Ты сам справился.

Над головами снова послышался почти родной рёв. А триста двадцатый взлетает. Красавец… Эли прочертил взглядом белую полосу инверсионного следа — он просматривался ясно, как нарисованный. Хорошо идёт, вольно… В небе всё проще, нежели на земле. Там, хоть и некуда убежать, но и волноваться не о чём. Есть только ты, приборы и точка «Б»», в которую нужно долететь. А вот, когда замолкают двигатели, и, отстёгиваясь, щёлкает ремень безопасности, на плечи опускается тяжесть переживаний. К примеру о том, что с этими сильными руками можно соприкасаться лишь ненароком, и что запах лаки страйк, которым кэп пропитан насквозь, за время от взлёта до посадки успевает перекинуться и на Эли.

А ведь раньше он не переносил сигаретный дым, да и никак не мог взять в толк этой губительной привычки — что за мучительно медленный суицид? Молчание давило. Оба уже допили свой кофе, но никто не спешил уходить. Кэп уткнулся в телефон — просматривал таблицу.

— Ну на Венецию нас уже точно не дёрнут, Тампере тоже отпадает. А вот Краков перенесли по погоде. Есть вероятность к полякам лететь, как стабилизируется. Посадочный минимум у них, конечно…[9]

Эли вскочил, едва не зацепив локтем пустой молочник. Кэп поднял встревоженный взгляд, но вслух ничего не спросил.

— Нечего тут… просиживать, — скомкано бросил Эли. — Вызов не пропустим — бессмысленно и сидеть-гадать. Лучше вот… Вас, капитан Рэйли, члены экипажа в бассейне ждут. Так шли бы…

И, не дожидаясь ответа, сбежал вниз по лестнице. В мозгу тревожно мигали красные индикаторы, выли все сирены. Режим сваливания[10], режим сваливания! Крен, мать его, в импульсивное подростковое поведение. Сбросить бы это всё к чертям собачьим топливом перед аварийной, потому что взрывоопасно, не ровен час рванёт… вот, уже рвануло — даже искры не потребовалось — хватило паров давешней ночной ревности.

Дисней они смотрели.

Акуна-матата, чтоб тебя.

Лучше бы Эли не переводился, летал бы в прежней компании. Согласно тамошней, самой распространенной в целом политике, экипажи на рейс составляли каждый раз новые, отдавая предпочтению не слётанности, а тренажёрной подготовке каждого пилота в отдельности. Эли быстро утомлялся от такой круговерти лиц — вот и подыскал для себя другого работодателя.

За что боролся, на то и напоролся.

Мать её, стабильность — хоть снова переводись. Ведь невыносимо, невыносимо же... Нет, нужно совершенно точно запросить планирование с другим командиром! Или вот… хлопнул дверью номера, жёстко приземлил карту в систему электрификации… пойти наконец на повышение, в левое кресло — ну чем не знак? Введётся Эли в строй, и уже точно никогда не окажется в одном рейсе с кэпом — двум КВС[11] нечего делать на одном лайнере.

Снаружи постучали. Эли скривился, прихлопнул ручку ладонью.

— Что, выдвигаемся?

Кэп со скрещёнными на груди руками стоял, прислонившись к косяку. Потом прошёл в номер, отодвинув Эли плечом.

— Нет. Дёрнули стюардессу. А мы сидим. Ты психанул — почему?

Распахнув дверь холодильника, Эли вытащил стеклянную бутылку газированной воды. Пробка со щелчком отвинтилась.

— Не переживай, кэп, на безопасности полётов это не скажется. Минералки?

— Благодарю, откажусь. Какого черта, Элиот? За последний месяц ты трижды, трижды, мать твою, окрысился на девчонок. И ты можешь полагать, что на безопасности полётов это не сказывается, потому что ты уселся в кресло — и отморозился! А я вижу, какое напряжение ты создаёшь в экипаже. И я должен это пресечь. Минералки, пожалуй, всё-таки.

Эли не глядя сунул ему запотевшую бутылку, и кэп, решив пренебречь стаканом, приложился просто к горлышку.

— Ну так напиши жалобу, давай расформируемся к херам! — процедил Эли сквозь зубы, пока кэп пил. — Не сработались — ну и баста. Увы нам.

Донышко бутылки грохнуло о холодильник. На губах кэпа остались сверкающие капельки.

— У меня не было напарника лучше. Чёрт подери. Ты тот самый пилот, которых не существует — идеальной огранки. И я не хочу летать с кем-то другим — но, видимо, придётся. Потому что с такой атмосферой в кабине и коллективе мы рано или поздно хватанём полон рот земли[12].

Усевшись в кресло, Эли медленно закинул ноги на столик. Уставился в потолок, упёршись затылком в спинку.

— Каждый наш разговор превращается в брифинг.

Кэп смотрел сверху вниз.

— А как иначе? Тикают рабочие часы. Я — твой КВС.

Эли нахмурился:

— Мы не в штурманской. [13]

— Ты сам себя так поставил.

— Да разве.

— А разве нет?

И тишина, потрескивающая электрическими разрядами. Не ровен час шарахнет. Эли дошёл до окна, клацнул пультом, поднимая штору. Неумолимая профдеформация вынудила проконтролировать кнопки прежде, чем нажимать[14]. Освободившееся кресло занял кэп.

— Можно быть идеальными напарниками — но херовыми друзьями. Это наш случай, и нечего на этот счёт психовать. Не нагнетай, ВП[15] Кингсли. Ты отличный специалист.

— Отличный специалист, но… — Эли в растерянности замер, не зная, куда себя деть. — Слушай… какого чёрта? Ты просто. Стал меня избегать. А нагнетаю я — охрененно вообще.

Кэп долго молчал. Сходил за ополовиненной минералкой и, поставив её на столик, стал извлекать омерзительные звуки, крутя и креня бутылочку так и эдак. Стекло хрипло тёрлось о стекло.

— Не избегать, а оберегать. Улови разницу и смирись.

Эли поскрёб идеально выбритую щёку.

— И где я прокололся?

— Э-э?

Вот ведь чёрт! Не вынуждай меня проговаривать! Приём-приём, видимость ноль, туман, иду по приборам. Кэп глядит непонимающе. Нужно собрать все стрелки в кучу[16], а не выходит. Эли сжал пальцы так, будто держал руку на рудах[17] — но тут на второй круг не пойдёшь[18]. Можно только сесть. С первой попытки. В полное ЖПУ каминаута.

— Вернёмся из резерва — выбери себе любого другого ВП. Может, не идеального, зато не педика — окей, кэп? — Скребущий звук усилился — потом прекратился. Рэйли поднял глаза — такие удивительные, каре-зелёные, с желтизной. Словно лиственный лес ранней осенью с высоты. Когда цвета смешиваются, смазываются в одно, а облачность высокая-высокая — позволяет полюбоваться, стоит немалых усилий вынудить себя смотреть не в лобовое, а на приборы. Вот так и сейчас… не смотреть кэпу в глаза — это тоже стоит усилий. — Так где я прокололся? — спросил Эли чертовски пересохшим ртом. — Будь добр: подай минералку.

Бутылка ткнулась в руку.

— Ты идиот, Элиот.

— Спасибо на честном слове.

— Какой же ты… идиот. А я-то… — хлопнул себя по лбу. Потом вскочил. — Я же с Лиссабона от тебя подальше… — Рассмеялся. Невесело, а сконфуженно. Потом отнял бутылку. — А ты… Молодец тоже. — упал обратно в кресло. Расслабленно. Несколько секунд Эли просто стоял и смотрел. Потом подошёл, наклонился. Электронный голос отсчитывал в голове расстояние. Сто, девяносто, восемьдесят… До поцелуя.

— Высота принятия решения, капитан. [19]

— Лэндинг. [20] — Сверкнула полуулыбка, и Кэп сам подался навстречу. Именно для того, чтобы как раз сейчас в его нагрудном кармане истошно заорал рабочий мобильник. — Всё-таки к полякам. Ну что ж ты будешь делать. Грёбаный резерв.

— Уважаемые пассажиры. Наш полёт проходит на высоте девять тысяч пятьсот метров. За бортом немного прохладно — минус пятьдесят четыре градуса, так что я, капитан Рэйли, рекомендовал бы не высовываться в окна и не открывать форточки. Ветер попутный. Возможно, в Краков прибудем раньше запланированного. На посадке ожидается незначительная турбулентность. Не игнорируйте табло и покидайте свои кресла только по нужде. [21]

Отключив связь, кэп отложил микрофон. Эли хмыкнул.

— Ты сегодня в ударе.

Ответом была улыбка.

— Ты серьёзен за нас двоих. Давай ка посчитаем, что там у нас по ветру. В хвост прямо-таки подгоняет. А потом схему захода выведи. Видит бог, сегодня я хочу сесть с первого раза. Меня, знаешь ли, ждёт люкс с широкой кроватью в ближайшем отеле.

Эли почувствовал, что лицо запылало. Может, всё-таки стоит расформироваться? Не станет ли это всё первой дыркой в швейцарском сыре авиационной безопасности[22]? Потом взглянул на приборы, на руки кэпа, уверенно сжимающие штурвал…

Всё будет хорошо.

Они оба друг друга не подведут.