громче

Минхо помнит это настолько отчетливо, словно всё, что происходило, оставило на нём отпечатки. Словно это что-то, сродни ожогу пальцев после прикосновения к блестящему боку кипящего чайника. В его голове сладкий дым, отдающий запахом персиковой жвачки, сладкий, почти приторный; в его голове безумно притягательный Джисон, рисовано выпускающий тот самый дым сквозь едва приоткрытые губы; в его голове откинутая назад голова и кадык в форме сердечка — почти трогательное воспоминание, исключая тот факт, что он хотел бы вгрызться в это место зубами.

Он не имеет ни малейшего понятия как оказался на той вечеринке и почему нещадно залип на скучающего на диване Джисона, но теперь он был здесь. В том моменте, где его мозг затянут персиковой приторной дымкой и где его когнитивные функции уничтожены соседом Хёнджина по комнате. Просто, блять, отвратительно.

Джисон — проблема и катастрофа. Он тот самый, который забывает, что стоит завязывать шнурки, чтобы не спотыкаться через них; тот самый, что никогда не выпускает из рук свою курилку, потому что его всё сбивает с концентрации, а тут есть хоть какой-то шанс работать и выживать в море дедлайнов; тот самый, который наблевал на не самые новые, но самые любимые кеды Минхо в момент их знакомства. Джисон не должен становиться тем, кто занимает столько пространства в черепной коробке, точно не после той череды фактов, которые длинным списком с вполне ярко маячащим «отвратительно» между строк, тянутся в голове Минхо.

Однако, он именно здесь. Где-то внутри черепа Минхо. С комфортом обустроился там, притащив свой ноутбук, заклеенный тонной стикеров, и разлёгся посреди всего, что важно. Наверное, развлекается там прямо между сундундо и пудингами. Пытается уложиться в свои проклятые дедлайны, чтобы не вылететь из универа, ведь и так уже на грани отчисления.

Минхо почти тошнит от этого. Не то чтобы Джисон совсем мерзкий или отталкивающий, вовсе нет. Он добрый и милый, забавно таращит глаза, как мультяшка, смешно дует щёки и умилительно кокетничает. Просто… это всё — не то, что Минхо должно нравиться. Начистоту говоря, Минхо, если бы ему могло это нравиться, уже давно бы был до одури влюблён в Джисона или хотя бы был в нём заинтересован.

Так что ему совершенно точно ничего не нравилось. Однако, теперь что-то надломилось и изменилось, ведь Джисон отказывался съезжать из его головы вместе со своим персиковым Сайлент-Хиллом.

Позорище! Ли Минхо потерял голову от неонового освещения и приторного дыма. Кто в такое поверит? Хёнджин? Он, может, и правда поверит, только вот ему нельзя такие вещи говорить — он ведь не перестанет подкалывать потом. А Минхо и личных самоподколов хватает. Так что никаких Хёнджинов в этом уравнении.

Он не знакомился на той вечеринке с Джисоном впервые, не ударялся головой и не открывал его с какой-то невероятно новой стороны в каком-нибудь крышесносном образе, что резко перечёркивал бы вообще всего привычного Хан Джисона — это всё было не про произошедшее. Хан Джисон оставался для Ли Минхо странненьким соседом Хёнджина, что устраивает по ночам споры из разряда «а являются ли хлопья с молоком супом, а хот-дог — бутербродом», а ещё имеет кучу проколов в ушах (и тот какой-то хитровыебанный прокол хряща, название которого Минхо постоянно забывает, тоже) и не умеет носить носки парами — надевает исключительно те, что не сочетаются между собой.

Нет, возможно, новый образ был, но… едва ли это можно было назвать именно новым образом. Даже с натяжечкой. Хан Джисон просто курил свою приторную персиковую курилку, завернувшись в привычный потрёпаный худак, а ещё пьяненько улыбался, хихикая с собственной шутки про слонов. Минхо эту шутку ненавидел, к слову, потому что только от одного Джисона слышал её раз десять, а уж сколько от тех, кто её после пытался пересказать…

Так вот. Ничего решительно нового не было — курилка, худи, анекдот про слонов. Однако что-то во всём этом уравнении, видимо, пошло не так. Может, сказался неоновый свет, может, дым выглядел слишком… слишком, может, глаза Джисона от алкоголя блестели как-то особенно, когда он с восторгом рассказывал в, наверное, сотый раз, любимую шутку. Но, если вернуться к началу, факт оставался фактом — Ли Минхо после этого сломался и стал поглядывать в сторону Джисона с небольшой опаской и с опасно растущим интересом.

Чёрт бы побрал его персиковый дым.

*

Минхо не хочет сталкиваться с ним настолько часто, насколько сталкивается, но едва ли его кто-то спрашивает. Судьба определённо не планирует ему давать хоть какой-то мало-мальский выбор.

В следующий раз он видит Джисона, когда решает занести Сынмину тетрадь в аудиторию. Он входит именно в тот момент, когда на голову Хану прилепляют очаровательного вида розовый бантик на заколке, а сам он заливисто хохочет. Кажется, что-то в мире Минхо в тот момент отчаянно схлопывается и рушится (стоит заметить, что не в первый раз). Джисон очень милый, когда кривляется под звук из тик-тока, нарочно делая свою мимику ещё более (куда больше-то, господи, как он это делает вообще?) мультяшной во имя забавного тренда. Минхо, может, самую малость хочет сейчас сидеть рядом и тоже по-дебильному хихикать. Но это, конечно же, только теоретически.

Сынмин, из-за которого Минхо оказался здесь, так как пришёл отдать тетрадь, хлопает его по плечу.

— Ты пялишься.

И это, на самом деле, катастрофа. Конечно, Ким Сынмин, более известный как «бесплатно стебу друзей круглосуточно за то что они дышат», совершенно точно не промолчал бы, видя Минхо залипшим, но проблема была в другом — он даже его и не простебал. Так, выдал, как это говорится «базу», просто ткнув в очевидное. У Минхо от этого осознания даже мурашки по загривку заплясали.

Не «убийство планируешь?», не «ого, выебать его хочешь?» и даже не абсолютно изжившее себя «пиздец, перезагружаешься?» — он не сказал ничего насмешливого. Конечно, можно было бы поверить в то, что день у Сынмина просто не задался для стёба, но Минхо знал, что это всё были бы попытки себя успокоить, ведь подстебать друзей было святым и обязательным и даже сродни свежему глотку воздуха, чтобы вернуть себе настроение хоть немножко. А тут… «ты пялишься». И всё.

— Не пялюсь, — и Минхо даже поворачиваться не надо, чтобы знать как выглядит лицо Сынмина в этот момент, потому что он знает — он облажался. Он просто пиздец как обосрался, вот так легко сдав позиции не остроумной ответкой, а такой вот хуетой. Что за день сегодня такой?..

— Обязательно, — Сынмин деловито кивает — Минхо наконец-то смотрит на него, отводя взгляд от Джисона, — и отбирает тетрадку. Он возится, листая странички, что-то тихонько себе бубнит под нос, словно не замечая взгляда, что теперь его прожигает. К сожалению, Минхо знает, что Сынмин может игнорировать его очень долго, если тому приспичит и он будет в настроении. Кажется, сегодня настроение у него ну очень подходящее.

Минхо хочется спросить тупое и топорное «с чего ты взял, что я пялюсь?», словно он снова школьник сопливый; хочется пофырчать недовольно, кидая косые взгляды в сторону Джисона, дабы продемонстрировать свою незаинтересованность (снова как сопливый школьник, надо же); хочется обстебать Сынмина в ответ. Однако, это всё пока не удаётся, ведь тот продолжает что-то там в тетрадке вычитывать. Бесит. И почему они общаются? Всегда ведь таким был, блять.

— Ты очевидно пялился, потому что на вечеринке делал то же самое, хён, — Сынмин поднимает голову, с интересом смотря ему в лицо, — Почему Джисон? Ты, вроде, до этого особо им не интересовался.

Минхо прикусывает язык. Ну вот, приплыли. Сынмин, оказывается, тоже видел то, как его закоротило среди персиковой вони и неонового освещения. И самая большая проблема в том, что слова Сынмина — самая настоящая правда. Джисон не был интересен Минхо долгое время их знакомства. Не был интересен тогда, когда пьяный твёркал во время их маленьких дружески-приятельских посиделок посреди общажной кухни в три часа ночи; не был интересен, когда вешался на Минхо, так как не мог сам дойти до общаги, ведь едва переставлял ноги; не был интересен и тогда, когда Минхо влетел к Хёнджину в комнату без стука, а встретился с оголённым Джисоном, который едва после душа успел трусы на задницу натянуть (и он ведь даже не вышел тогда, оставив Хана одеваться, а просто плюхнулся к Хёнджину на кровать, уставившись в телефон).

Сынмин знал про каждый из этих эпизодов, знал и про намного большее количество других эпизодов, что были с уже перечисленными схожи, так что его вопрос был вполне закономерен. Проблема была в другом — Минхо действительно не знал ответа. Просто Джисон показался ему чертовски красивым, когда был на той вечеринке. Без всяких там особенных причин и внезапных огромных салютов в голове.

— Не знаю, — и это правда. Минхо даже жмёт до кучи плечами, чтобы точно продемонстрировать, что в душе не ебёт. И сначала ему кажется, что Сынмин ему начнёт ебать мозг. Начнёт ухмыляться, закидывать вопросами, дотошно влезать в душу, как умеет, но он просто молчит. Кивает тихонько, бросив нейтральное «окей», и снова утыкается в тетрадку.

Минхо удивлённо хлопает глазами.

— Иди, хён, пара скоро начнётся.

И на этом вся странная ситуация перед парой по какому-то узкопрофильному дерьму заканчивается. И Минхо очень — ну очень — хочется удивиться, но он снова напоминает себе про то, каким же человеком является Ким Сынмин, и все вопросы отпадают. Может, он спросит позже, а может больше и не спросит вовсе — кто его знает?

Минхо по-глупому кивает, прощаясь, хотя Сынмин его уже и не видит, а после разворачивается и уходит из аудитории, едва не столкнувшись — вот умора, господи! — с Джисоном в дверях. Тот ему улыбается одной из своих квадратных улыбочек, а потом скрывается быстрым шагом где-то в коридоре.

*

Оказывается, у Джисона очень узкая талия.

Не то чтобы это правда открытие, ведь Минхо видел его — и его талию, да — и раньше. В конце концов, Хан иногда надевает и что-то кроме бесконечных худаков, обязательно подчёркивая это ремнём; а ещё не стоит забывать про то, что Минхо видел чужую талию и совсем без одежды (случай в комнате Хёнджина, да), так что узость джисоновой талии — совсем не новость, если говорить начистоту. Но замечает это Минхо только тогда, когда Джисона рукой поперёк торса обвивает его новый парень. Это немного странно и непривычно, а потому Минхо пялится как ёбаный маньяк на всю эту сцену, даже не отрывая толком своего взгляда.

Они сидят какой-то странной компашкой в кафешке — тут незнакомых больше, чем знакомых, и огромный вопрос, конечно, как они тут все оказались и собрались. Минхо потягивает безалкогольный мохито, потому что ему ночью ещё со статьёй какой-то дрочной ебаться, а Сынмин рядом даже не излучает сарказм на полтора километра, что для него редкость. Минхо бы, может, даже подколол его, но делать это в присутствии Хёнджина будет чревато, потому что он и является залогом чужого спокойствия. А раз Хван Хёнджин так действует на Сынмина, то пошутить, не задев его, не представляется возможным — и это почти то же самое, что и навесить на Сынмина огромный баннер «обожаю Хван Хёнджина», так что Минхо молчит. И не столько из благих соображений, сколько из-за того, что он, скорее всего, не переживёт ответного шквала подъёбок. Особенно в присутствии Джисона — он пока не готов позориться в его присутствии, тем более, если учесть рядом наличие его парня.

Так вот, талия Джисона.

Минхо не считает себя ебанутым или конченным (это важно!), но его всё равно как-то нехорошо коротит от взгляда на торс, перетянутый ремнём. И он ведь видел это всё раньше, так почему, блять, зависает только сейчас? Наверное, он пялится очень-очень нехорошо, а может мохито был не таким уж безалкогольным, раз контролировать себя получается настолько плохо, но поделать Минхо с собой вообще ничего не может. Он уже собирается уйти покурить, чтобы хоть немножко отвлечься, по пути прихватит Сынмина, как свою самую лучшую подружку для сплетен, но тут Джисон открывает рот.

— А вы знаете как убить синего слона?

Возможно, Минхо знает этот анекдот лучше, чем собственное имя и дату рождения. Однако он молчит, ведь знает, что по сценарию — боже, он даже знает какой сценарий у такого представления Джисона, ну как же сильно он влип, а, — сейчас не тот момент, когда стоит влезать другим людям. Тем более тем, которые знают в чём шутка.

— Ружьём из которого убивают синих слонов, — Джисон улыбается, окидывая взглядом всех присутствующих. Они, скорее всего, никогда этой шутки от него не слышали, ведь многих Минхо видит правда впервые, даже с учётом того, что он частенько зависает на всяких тусовках, — А как убить красного слона? Покрасить его в синий цвет и убить из ружья, которым убивают синих слонов, конечно же!

По сторонам слышатся тихие смешки, потому что — ну, Минхо может это признать — шутка и правда забавная. Джисон улыбается, ярко и притягательно, почти как тогда на вечеринке, а в руках всё крутит-крутит свою курилку. Всё с тем же персиковым вкусом. Интересно, и как ему не надоедает?

— А как убить розового слона? — и вот оно, тот самый момент, когда стоит вмешаться, показав какой Ли Минхо молодец, слышавший эту шутку от Джисона пятьсот миллионов раз, и вообще остроумный гений, блять. И он, наверное, слишком уж заметно ёрзает на месте, раз на него косится Сынмин (который тоже знает эту шутку, да, это участь всех, кто знаком с Джисоном), да и вообще вся затея жутко тупая, потому что Минхо словно школьник, словивший конкретный такой гвоздь в голову. Гвоздь, имя которому — Хан Джисон.

— Покрасить в синий цвет, а затем убить из ружья, которым убивают синих слонов? — именно это робко предполагает парень Джисона (хоть убейте, но Минхо вообще не запомнил его имени), всё поглаживая его талию. А Хан внезапно тушуется, давя неловкую улыбку. Минхо удивлённо хлопает глазами. Ого. Кажется, Джисон уже рассказывал тому свою шутку, но он её банально не запомнил. По крайней мере, выглядит именно так. Примерно семнадцать по пятибальной шкале неловкости.

Пауза за столом затягивается.

И Минхо прыскает, покачивая головой. Он не может удержаться от того, чтобы вскинуть бровь, демонстрируя всё своё пренебрежение к только что говорившему, словно ребёнок, который готов выдать глупость за самое великое знание. Ну, может, так и есть, если начистоту. Но останавливать его некому — Сынмин молча наблюдает за представлением.

— Ты что, глупый? — Минхо готов поклясться, что глаза Джисона загораются, когда он слышит эти слова, — Розовых слонов не бывает.

Сынмин косится на него с молчаливой насмешкой, и Минхо уже начинает готовится слушать подъёбы про этих розовых слонов до конца жизни; весь остальной стол хихикает; Джисон смотрит прямо на него, улыбаясь так, словно ему сообщили, что теперь весь его запас цветных носков будет умножен на два. И — вау — улыбка у него, оказывается, в форме сердечка.

Чёрт знает что случается ещё в тот вечер, кроме того, что Сынмин и Минхо неприлично долго выходят на перекуры, чтобы обсудить каждого за столом (а позже к ним присоединяется и Хёнджин, который выходит только для того, чтобы украсть с сынминовой сигареты пару затяжек и погреть его же руку в своей), но через пару дней до Минхо долетает новость, что Хан Джисон расстался со своим парнем. «Наверное не сошлись характерами» — долетает до него через стол в кофейне. «Наверное» — кивает себе Минхо, пялясь в своё странно улыбающееся лицо, когда вспоминает горящие глаза Джисона.

*

Сынмин уже смело ходит за руку с Хёнджином и безостановочно зависает с ним в их с Минхо комнате, когда Минхо всё ещё задаётся вопросом о том, как же он умудрился так вляпаться. Не то чтобы это большая проблема — чувствовать чувства, но это ведь странно, когда… вот так. Внезапно, без каких-либо предпосылок, по-глупому и бестолково.

— Бестолковый здесь только ты, хён, — Хёнджин ворчит откуда-то со стороны кровати, наверняка закинув свои бесконечно длинные ноги на точно такие же сынминовы, — Без обид.

Может, он в чём-то и прав, но чёрта с два Минхо это признает. Ему что, больше делать нечего, кроме как с Хван Хёнджином соглашаться? Он что, совсем дурак? Может быть, конечно, и правда дурак, но другим это знать необязательно. Тот факт, что другие — в лице, конечно же, неразлучных Сынмина и Хёнджина — скорее всего и без него это знают, Минхо упрямо игнорирует.

— Если он тебе нравится, то в чём проблема? Нет, ну правда, какая разница в том, когда ты что-то почувствовал? — Хёнджин вещает с кровати с видом самого просветлённого мудреца. Размахивает своими длинными руками, словно палочник лапками, и пускает виноградный дым из курилки. Господи, они с Джисоном вообще жить не могут без дымилок своих, — Смысл ведь в самих чувствах, хён. Ты мог в него влюбиться и раньше, а мог позже, но это что, твои чувства делает какими-то не такими? Разве делает их… как там, блять…

— Не валидными, — Сынмин кивает со знанием дела, поглаживая Хёнджина по голени, и где-то тут Минхо окончательно убеждается в том, что эти двое его уже обсуждали.

— Точно! Так вот, ты ведь всё равно эти чувства чувствуешь. И ко всему Джисону, а не к какому-то его образу. Ты даже его анекдоты наизусть знаешь — не перебивай! — я уверен, что ты знаешь намного больше, чем про слонов, не пизди, — Хёнджин, кряхтя, приподнимается на локтях, чтобы кое-как сползти с кровати и дойти до стола, где его дожидаются две банки энергетика.

Одна — открытая, из неё они по очереди с Сынмином хлебали, пока не перебрались на кровать, а вторая — ещё закрытая. И отчего-то Минхо совсем не сомневается в том, кому же она предназначена. Особенно тогда, когда Хёнджин её ему протягивает, — Отнеси Джисону.

Минхо почти хочет воспротивиться, пусть и берёт протянутую банку в свои руки почти на автомате, но Хёнджин ему и рта раскрыть не даёт.

— Мы тут хотим свободную комнату, так-то. Так что тебе тут всё равно никто не разрешит остаться, хён. А так хотя бы что-то полезное сделаешь.

И именно вот так Ли Минхо оказывается за пределами собственной комнаты: с банкой энергетика в руках, едва успев всунуть ноги в кеды, и в потёртой футболке с котами. И, конечно же, с хихиканьем за спиной, где-то там за закрывшейся дверью — куда же без этого, ведь Ким Сынмин и Хван Хёнджин те ещё злобные гремлины, если что-то коллективно задумывают.

Минхо, оглянувшись ещё разок на дверь, всё же шаркает по коридору, даже не удосужившись поправить смятые задники кедов. Возможно, ему и правда давно стоит хотя бы предпринять попытку пообщаться с Джисоном поближе, раз он вот так внезапно во всё это влип, а не просто бегать вокруг да около. Ну, с лёгкой руки своих друзей (и их желания потрахаться), он всё же оказывается перед дверью нужной комнаты.

Обычно он привык в эту комнату влетать, разнося всё на своём пути. Минхо никогда не стучался, приходя в гости к Хёнджину, потому что так всегда можно было застать его за чем-то, чем можно было бы его потом шантажировать или стебать, а значит — по умолчанию — он никогда и не задумывался о стуке в эту дверь в принципе. Он мог иногда не обнаружить там Хёнджина, просто смущая Джисона своим присутствием, а иногда мог остаться в коридоре, потолкав дверь плечом, потому что в комнате никому не оказывалось и дверь была закрытой.

Теперь же постучаться хотелось.

— Там никого нет, но можешь попробовать, — Минхо даже не успевает толком руку занести, чтобы постучать, как слышит голос Джисона. Он тут же поворачивается, чтобы оглядеть его с ног до головы: пушистые тапочки, штаны с утятами. Наверное с самого утра из комнаты не выходил, а сейчас только вернулся после вылазки на кухню. Минхо улыбается.

— И тебе привет, Джисон.

Хан ответно улыбается, снова привычно-квадратно, а затем кивает, подходя ближе, и… стучит. В собственную закрытую дверь. Минхо глупо хихикает, вскидывая брови.

— Кажется, никто не отвечает, — Джисон театрально вздыхает (наверняка нахватался у Хёнджина), ещё разок стуча в дверь, а потом подходит ближе, тесня Минхо чуть в сторону — он успевает уловить тепло чужого плеча, почему-то цепляясь за мысль о том, как было бы хорошо Хана сейчас обнять. Джисон же в этот момент щёлкает замком, — Как хорошо, что я тут живу, да, хён?

Он проходит внутрь, даже не приглашая Минхо внутрь, наверняка уверенный в том, что ему приглашение явно не нужно. Ну, отчасти ведь это правда так. Да и к тому же, всё очевидно — нарушитель спокойствия ведь явно сюда шёл не на пороге постоять. Так что Минхо заходит следом, затворяя за собой дверь, и тут же оглядывает комнату.

Тут всегда что-то меняется: Джисон любит перевешивать плакаты, а Хёнджин — свои скетчи. Иногда у них появляется лишний стул или табуретка, а однажды Минхо даже застал у них стремянку посреди комнаты (никто так и не сознался, зачем же она им была нужна, но Джисон с весьма деловым видом пускал с неё свой дым, усевшись на ступеньках повыше). Ещё на подоконнике перебывала просто куча разных растений, но никто, кроме кактуса, тут не прижился. Возможно, потому что Хёнджин и Джисон — катастрофы, что не умеют следить за зелёными друзьями.

И, оказывается, что коллекция одноразок на подоконнике всё ещё не была унесена в пункт переработки. Минхо думается, что они просто никак не решат, кто конкретно это сделает, а может, как обычно, забывают. Как и забывали поливать тот нечастный фикус, что теперь живёт в комнате у Минхо с Сынмином, да.

— Что-то срочное? Хёнджина нет, — Джисон, словно это было не очевидно, и его сосед мог завалиться куда-нибудь в щель между кроватью и столом, обводит рукой комнату, снова затягиваясь своим персиковым безобразием.

— Я знаю, он у нас с Сынмо, — Минхо жмёт плечами, продолжая, как динозаврик, неуклюже прижимать к себе баночку с энергетиком.

Джисон складывает губы в «о», слыша про Хёнджина. Видимо, и правда либо недавно проснулся, либо просто прослушал информацию о том, куда же увинтила вторая половинка его мозга. Минхо хихикает — до чего же забавный.

Наверное, стоит начать говорить что-то существенное, да?

— Ты динозавр?

…или нет, раз Джисон снова кидается своими анекдотами.

— Эта шутка должна начинаться иначе, нет? — Минхо склоняет голову к плечу, подходя ближе, чтобы всё же протянуть баночку и перестать греть её в своих ладонях. Джисон забирает её сразу же, но отставляет на стол.

— Ты просто так смешно руки держал… — он обводит руками воздух, словно станет понятнее, а потом, не выдержав, складывает руки точно так же, как Минхо секундой ранее, — Как тиранозаврик.

Минхо глупо моргает.

— Как тиранозаврик?

Джисон кивает, тут же отворачиваясь, чтобы открыть энергетик, громко щёлкнув крышкой, а Минхо замечает, что у него краснеют уши.

— О, постой, ты и этот анекдот знаешь? — Хан робко оборачивается через плечо, прихлёбывая свою жижу из банки. Ну вот, приплыли. Снова.

С другой стороны, Ли Минхо хотел разговоров более конкретных и, может, даже серьёзных? Вот и они, собственной персоной. Хотя можно ли назвать серьезными разговорами те, где ты безбожно позоришься, демонстрируя то, что знаешь наизусть все дежурные шутки парня, который тебе нравится? Если да, то ладно, это и правда начинает походить на серьезный разговор. Но что-то Минхо подсказывает, что всё же они не так звучать должны.

— Ага, и не только.

Джисон снова сёрбает. Вот и поговорили. Можешь идти, Ли Минхо.

— Ещё тот, который ты можешь полчаса рассказывать, помню. И ту шутку, которую выдаёшь на попытки познакомиться. И панчи твои нихуя не искромётные тоже помню, потому что ты их повторяешь раз за разом, а мне всё равно смешно, — он вздыхает, пытаясь выложить всё, что думает, но получается очень по-глупому. Джисон почему-то молчит, даже энергетик не пьёт, и Минхо решается проверить как он там. Поднимает голову, последний раз зацепившись глазами за разноцветные носки и… ломается. Снова. В который раз.

Потому что глаза у Джисона снова сияют. Он вертит в руках свою привычную персиковую курилку, стоя в облачке дыма — когда только затянуться успел? — и смотрит, почти не моргая.

— И мне, типа, нравятся все твои шутки. И ты сам, оказывается, тоже… — Минхо сглатывает, теребя в руках браслет на запястье, — Сам не знаю, как так произошло.

И было бы круто, если бы как в фильме: слоу-мо, красивая музыка, свет солнца из окна, но выходит совсем иначе. Джисон отворачивается, стыдливо прихлёбывая энергетик, словно пытаясь спрятаться в этом неуклюжем звуке, но его алые уши там никак упрятать не получится. Он топчется на месте, отставляет баночку обратно на стол, а потом, снова потоптавшись, всё же поворачивается.

— А ты мне тоже нравишься, хён. Я думаю, намного дольше, но это не проблема, да? Ты просто рядом всегда крутился ведь, такой красивый и хороший. И, если что, я с парнем не из-за тебя расстался, я не такой кретин, я просто… Господи, да что я несу, блять… И если мои шутки тупые, то я могу их не шутить, правда-правда…

Джисон что-то там продолжает бубнить, комкая в руках подол футболки, такой крохотный от попыток оправдаться. И Минхо пробивает на тупую улыбку, которую он всё пытался в себе убить, но она — тварь и предательница — всегда появлялась, когда он слишком много думал про Джисона.

— Хан-и, спокойнее, — Минхо и сам не замечает как оказывается ближе, укладывая руку на чужое плечо. Тёплое. Объятия тоже выходят сами собой. Раз — он едва касается чужого плеча, а два — он уже стискивает Хана в объятиях, стараясь вплавить в себя, — Мне нравятся твои шутки, ты же слышал, да? Шути их громче, пожалуйста.

Джисон окончательно затихает, обнимая в ответ. Жмётся ближе, пальцами играясь с тканью футболки на спине, и шумно дышит в плечо. Ладно, может как в фильмах и не надо — у них и так заебись.

— Я могу тебя поцеловать? — Минхо чуть качается из стороны в сторону, убаюкивая в своих руках, пока смотрит на чужую серёжку в виде крышечки от энергетика. До чего же хороший и забавный — в Минхо от этого нежность через край.

— Ты шутишь? — Джисон возмущенно отстраняется из объятий, смотря так, словно ему только что сказали закрыть рот посреди любимого анекдота, — Нужно, блять!

И с этого «нужно, блять» начинается их общий путь. Минхо целует его совсем по детски, лишь прикусив кончик чужого языка, чтобы раздразнить, а потом тут же отстраняется, за что, конечно же, получает шквал громких претензий. И целует снова.

В любом случае, Минхо ему все свои дразнилки потом возместит. Желательно, на глазах Сынмина и Хёнджина, чтобы те пожалели, что вообще сплетничали.