Вокруг бушевал хаос.

Главная сцена театра Ниндзяго превращалась в сцену сражения по-настоящему. Хотя больше это походило на сцену тотального погрома. Картонные сады и дома — декорации к готовящейся постановке, совсем новые, недавно покрашенные, были порваны, покомканы и разбросаны по углам. Скамьи зрительских сидений были перевернуты, а некоторые лавки и вовсе поломаны. Занавес сорван и тряпками валялся на паркете. Откуда-то доносился запах дыма, похоже, что-то успело загореться. И всё просто ради развлечения незваных гостей.

Среди этой суматохи стояла Герда. Девушка, опешившая, просто шокированная тем, как быстро всё случилось, как испортилось, с ужасом смотрела на разрушения вокруг. Её каштановые, от потрясения почти вставшие дыбом, волосы так и норовили сползти обратно вниз, словно намеренно мешая широко раскрытым карим глазам девушки вглядываться в происходящее в театре, бывшем её домом все двадцать с лишним лет её жизни.

Вглядываться в то, как актеры и персонал, люди которых Герда знала с первых дней жизни, проживали это в тот же момент вместе с ней. Кто-как. Кто-то сразу же предпочел скрыться из виду. И их нельзя винить, серпентины достаточно жуткие существа для простых-то жителей Ниндзяго. Кто-то всё же попытался отпугнуть чужаков бутафорским оружием. Но стоило реквизиту сломаться в их руках, так и этим смельчакам приходилось спасаться бегством.

Всё словно двигалось в замедленном действии: люди, серпентины — иначе нельзя было объяснить, как Герда могла стоять на месте и видеть будто всё и сразу: разрушения, травмы, несправедливость в чистом виде. Но время вернулось к прежнему бегу, когда девушку как током прошибла мысль: она не сбежит, не попытавшись также вступиться за дорогое ей место. Мгновение на поспешное оглядывание по сторонам в поисках чего-то более-менее травмоопасного и взгляд Герды падает на брошенную уборщиком в спешке швабру на полу. На ту похоже успели наступить (ну, или скорее кто-то успел проползти по ней), так как черенок и непосредственно сама швабра валялись по отдельности. Сойдёт.

Только девушка наклонилась, поднимая своё импровизированное оружие, как сзади неё раздаётся шипение.

***

А ведь буквально полчаса назад всё было тихо.

— Ну папа!

Или по крайней мере не хуже обычного.

За все года жизни, считая с того момента, как Герда научилась говорить, будто не было и дня без того, как та с огнём в глазах пыталась уговорить отца сделать исключение и взять её в постановку. Хотя бы на самую маленькую роль. Но нет, традиции, многолетние традиции были непреклонны, как и её отец. С которым они обсуждали грядущую постановку, сидя на первых рядах в зрительном зале. Актеры, пассивно участвующие в общем обсуждении, бродили по сцене, разминаясь.

— Мы говорили об этом множество раз.

Устало, даже сочувственно вздыхает мужчина, заглаживая короткие, такие же каштановые волосы рукой со лба на затылок. После чего Ганс, а именно так звали главу театра, что также являлся Герде отцом, твердо повторяет уже привычное:

— Нет.

С самых первых дней театра Ниндзяго все роли игрались лишь мужчинами. Когда-то это было лишь потому, что представительницы прекрасного пола вообще мало где работали, и где уж им быть в сложном мире искусства. А на сегодняшний день это лишь дань традициям, верность решениям предков многих поколений и...

— Пережиток прошлого! — как всегда настаивала в тот день Герда, сложив руки у себя на груди.

Она всегда приводила это как аргумент, когда разговор заходил о её неучастии в пьесах, когда она получала очередной отказ. И в этом была своя логика, ведь правда, другие театры, которые можно было найти в их городе, такими правилами давно не руководствовались. Там играли и мужчины, и женщины, и даже дети.

— И ещё раз, — снова вздыхает Ганс. — Почему ты тогда не пойдёшь в другой, более "современный" театр?

— Потому что это не то, — снова отвечает ему дочь. — Я хочу быть важной частью нашего театра! Я тут выросла!

И тут она была совершенно уверена в своей позиции. К чему её другой коллектив, чужие люди, совершенно чужой театр, когда она не может стать полноценной частью чего-то целого здесь. И Ганс прекрасно понимал это, но все же он ценил прошлое, бережно передаваемое из поколения в поколение вместе с его "пережитками". Поэтому отец отказывал раз за разом в прихоти дочери, его единственной и любимой Герды, которую он даже в её двадцать один год видел лишь малышкой, обиженно дующей губы при отсутствии возможности получить желаемое. Может, он видел её такой и потому, что девушка и правда оставалась по-детски обидчивой и крайне эмоциональной даже в столь зрелом возрасте.

Даже сейчас Герда не упустила шанса вспылить. Она резко встала со скамьи, уверенно заявляя, цепляясь за любую возможность хотя бы немного поучаствовать в том, что творится на сцене их театра.

— Вот я сейчас возьму, оденусь и так сыграю, что ты сразу передумаешь!

— Герда! — окрикнул было её мужчина.

Но девушка уже унеслась вверх по ступеням, на сцену, и скрылась за кулисами, убежав в сторону гримёрок. Ганс качает головой, думая, как долго будут продолжаться эти попытки. Мужчина потер двумя пальцами виски, прогоняя невесёлые мысли, после чего поправил на носу очки в тонкой оправе на шнурке.

Нет, всё же когда-нибудь она оставит эту навязчивую идею, вопрос лишь в том, когда и что именно заставит её переключиться.

Актеры тоже провожали девушку за сцену взглядом, все, кто проработал здесь хотя бы год, уже были в курсе ситуации. Никто уже не удивлялся и не пытался лезть в личные проблемы семьи Льюис. Поэтому один из них решил не нагнетать и без того напряженную атмосферу, возвращая разговор в изначальное русло — о новой постановке. А то их обсуждение свернуло куда-то не туда где-то в середине разговора.

Мужчина, в весьма уважительном возрасте, худощавый и с проглядывающимися ещё темными прядями в его уже седых волосах, собранных в тонкий и низкий хвост, оперся на бутафорскую саблю и кивнул в сторону стоявшей в центре сцены декорации, с хрипотцой спрашивая:

— Давайте о работе, что там по идеям с этим антиквариатом?

А именно он кивнул в сторону невысокого пьедестала в отдаленном углу сцены, на котором стояла голова манекена для шляп. На котором и была виновница всей суматохи — старая, практически античная, керамическая маска, украшенная мехом и костью. Та напоминала то ли демонический образ, то ли драконий облик, но веяло от неё явной таинственностью. На лбу мрачного, яростного лица маски красовались три изогнутых рога, те словно были чьими-то настоящими рогами в древнем прошлом.

Взгляд директора театра, бывшего по совместительству и главным сценаристом для пьес, и режиссером, и временами актером собственных постановок, тоже ушел в сторону декорации. Мужчина в задумчивом виде склонился, опершись локтями на колени и подперев подбородок руками, и после вздохнул.

— Пусто, — разочарованно ответил творец, щуря глаза в сторону маски.

Та зацепила глаз Ганса ещё на барахолке, где собственно это антикварное прикладное творчество и нашлось. Купленная за сущие гроши маска так и кричала о том, чтобы стать ключевой деталью прекрасной пьесы. И вопрос только какой именно пьесы до сих пор висел метафорической тучей над головой директора. Все возможные сюжеты: саги, драмы, комедии, всё казалось избитым и недостаточно выдающимся, чтобы использовать эту редкость.

И мужчина собирался было озвучить вновь мысль о собственном недостатке вдохновения, как раздался грохот. Дверь главного входа в зрительский зал словно тонкая фанера, а не массивное деревянное изделие, с гулким хлопком раскрывается, прикладываясь о стену с характерным звуком. До этого тихий зрительский зал и сцену тут же наполнил с десяток клокочущих и щипящих голосов, когда в помещение ввалилась толпа: кто о двух ногах, кто о массивном змеином хвосте. Серпентины.

В конце шествия, самым последним, но не по важности, заявился и их предводитель.

— Ищите её! — требовательным, приказным тоном выкрикнул сам Лорд Гармадон.

***

В то же время Герда уже во всю вертелась перед зеркалом в одной из актерских гримерок. Девушка брала что там было, пытаясь одеться так, чтобы на этот раз отец точно задумался над её просьбой.

Бирюзового цвета кофта и того же цвета мешковатые штаны, больше похожие на укороченные шаровары, часть костюма для какой-то детской постановки, были ей великоваты. Все же шилось это на одного из актеров-парней, а не на девичью фигуру. Но девушку это ни капли не смутило, она лишь туже затянула поясной шнурок штанов у себя на талии, расправив складки.

Герда взглянула на свой однотонный наряд и натянула через голову черную жилетку-безрукавку, золотистый пояс у которой был фальшивым и намертво пришитым к самой жилетке. Теперь это выглядело гораздо симпатичнее, девушка ухмыльнулась собственному отражению, уперев руки в бедра.

Затем она наклонилась ближе к зеркалу, подправить стрелки и нарисованные крупные круги в уголках глаз оранжевыми тенями: привычный элемент любого её образа уже последние несколько лет. Началось это как подростковый протест, кража грима у актеров и разукрашивание собственного лица "назло", лишь бы заметили. Но получившийся рисунок так сильно приглянулся девушке, что теперь сложно было застать её без этой яркой детали.

Напоследок, в цвет теням, Герда стянула с одной из вешалок шарф, свободно намотав его на шею. О, как же она гордилась своим образом, когда выходила из гримерки, решив наконец вернуться к отцу в зал.

И как же быстро сменилась её уверенная и пружинистая походка на поспешный шаг, стоило шуму и грохоту донестись до её ушей. Девушка не знала, что успело произойти пока её не было, и это пугало.

***

С шипением серпентин приблизился к девушке со спины. Болотного цвета чешуя, отливавшая мутно синим, а так же красные, полные злобы и желания власти глаза говорили о происхождении рядового солдата из рода Гипнобрай. Но не успел тот даже подумать о том, чтобы воспользоваться своим взглядом на несчастной, как с глухим стуком ему прилетает удар черенком швабры.

То была лишь удачная случайность, что Герда не выронила свое импровизированное оружие из рук, а лишь крепче сжала то в руках, встревоженно и быстро разворачиваясь в сторону шипения за спиной. Но удар пришелся аккурат по виску ничего не ожидавшего серпентина, заставляя его отступить на шаг и схватиться за голову.

Чтобы осознать своё везение Герде понадобилось несколько долгих секунд, пока она с широко раскрытыми глазами смотрела на врага вблизи. Но придя в себя, девушка ощутила как кровь вскипела в жилах, бурля адреналином. Пальцы побелели, так крепко девушка держалась за свое оружие, ведь то без иронии было единственным, на что она могла положиться.

Так что не теряя больше времени, Герда напряглась всем телом, выставив черенок швабры перед собой, глядя на серпентина перед ней, что все еще покачивался на ногах, но пришел в себя. Он снова зашипел, во всей красе демонстрируя острые и длинные клыки. И уже более осведомленный о его противнике, солдат без особых усилий уворачивается от уже намеренного и далеко не мастерского замаха черенком. Удар пролетает мимо, над головой пригнувшегося серпентина, а Герда неряшливо переступает с ноги на ногу, восстанавливая на мгновение потерянное равновесие при неудачной попытке.

За этим следует ещё одна попытка. И ещё, и ещё, и ещё. И каждая все медленнее, все бездумнее, лишь бы хоть куда-нибудь, но попасть. И серпентин избегает каждой её попытки хоть как-то его задеть, с легкостью, с опытом может не лучшего, но все же рядового солдата. Её потуги дать отпор казались чужаку лишь надоедливой неприятностью, не более.

В то же время Герда ощущала, как с каждым ударом её "оружие" словно становилось тяжелее. Адреналиновое наваждение спадало, а взамен ему оставалась лишь реальность, где напротив неё был опасный враг, против которого она не могла ничего сделать. Дыхание девушки участилось, становясь сбивчивым, мышцы неприятно ныли, а черенок так и норовил выпасть из уставших и вспотевших рук. Герда подняла глаза, пересекаясь взглядом с серпентином.

Тот принял это как удачный момент, чтобы воспользоваться типичной уловкой Гипнобраев. И уже зашипел совершенно по другому, намереваясь загипнотизировать, внушить несчастной свою волю.

— Что вам нужно?!

Но раздавшийся голос директора театра отвлек девушку от маневра серпентина, когда она повернулась на голос отца, прерывая зрительный контакт с оппонентом.

Ганс, оставшийся одним из последних в помещении, явно горел желанием узнать, что происходит. Сердце творца обливалось кровью при виде такого беспредела в его доме. И несмотря на то, что мужчина попятился, когда два серпентина все же обратили на него внимание и злорадно оскалились, приблизившись. Даже так Ганс смотрел на вторженцев лишь с презрением, не желая показывать тот ужас, который вселял в него их вид.

На возмущенный и полный непонимания возглас директора обратил внимание и сам Гармадон. Не то чтобы это было величественно и Гансу повезло, что в его сторону вообще посмотрели. И уж точно это было не потому, что самоназванный Лорд был в метрах пяти от мужчины и тут было сложно не обратить на него своё драгоценное внимание. Так что пока его приспешники продолжали превращать театр фамилии Льюис в помойку из сломанных вещей, сам глава этого сборища все же соизволил ответить, решив потешить собственное самолюбие:

— Маска Драконьей Кости.

Небрежно обозначил Гармадон, словно ожидая, что это название сразу о чем-то скажет директору театра. Конечно, Гансу это название ничего не говорило, особенно когда вокруг творился такой беспредел. Можно сказать, что творец и вовсе позабыл обо всех существующих масках на свете сразу. Но Лорд все равно требовательно спросил:

— Где она?! — видя, что требуемого ответа не получит, он делает шаг в сторону директора, тон его нетерпелив и возмущен. — Она должна быть где-то здесь, вы украли её у меня!

Наблюдавшая за их разговором Герда сначала удивленно раскрыла глаза с такого развития диалога, даже чуть не выронила черенок швабры из рук. Но после снова нахмурилась, ведь её отец никогда бы не опустился до кражи. Так что подобное заявление чужака девушка приняла даже на личный счет, как оскорбление. Ганс тоже не оценил подобных обвинений в свой адрес.

— Что за клевета, я вас в первый раз вижу и я ничего у вас не крал!

Серпентин, от которого Герда так яростно пыталась отбиться не больше чем пять минут назад, все также стоял рядом с ней, отвлекшись от своего недавнего коварного манёвра и теперь смотря на развивающийся спор вместе с недавней оппоненткой. И очевидно, что тот был на стороне своего Лорда. С другого конца сцены послышался шум, когда другой солдат серпентин, констриктай с черно-охристой чешуей, поднял высоко над головой свою находку.

— Я нашел её! — выкрикнул он.

Все, и Герда вместе со стоявшим рядом с ней рядовым серпентином, и её отец, и сам Гармадон, обернулись в сторону сцены. В руке, или всё же когтистой лапе солдата была та самая маска, недавно приобретенная директором для очередной постановки. Лорд повернулся к мужчине и, взмахнув рукой в сторону находки, не без сарказма и насмешки уточнил:

— Ничего не крал? Тогда это что?

Оба, и старший, и младшая, Льюис ничего не поняли. Ганс даже весьма справедливо возмутился:

— Эту маску я приобрел честным путем, — после чего директор повернулся в сторону сцены и потребовал. — Положите реквизит на место!

Солдат констриктай с найденной маской даже опешил со столь требовательного тона. Но делать так, как ему сказал какой-то там человечишка совершенно не собирался. В то же время Гармадон усмехнулся такому невежеству, его приспешники приглядели артефакт ещё несколько дней назад, на той же барахолке, но они не успели забрать её, так как директор театра выкупил маску раньше.

— Реквизит? — переспросил Лорд, после чего пренебрежительно добавил. — Глупец, ты даже не знаешь о том, какая сила заключена в этом "реквизите"! — И так, будто кто-то его об этом спрашивал, Лорд Гармадон решил просветить несчастных не ведающих о том, какую важную вещь они назвали просто реквизитом.

— Маска Драконьей Кости, древний артефакт, созданный ещё во времена первого Мастера Кружитсу. О ней слагались легенды как с её помощью даже самые строптивые и своенравные драконы подчинялись владельцу этой маски. С её помощью я лишу этих ниндзя не только их корабля, но и их зверюшки и... — один из серпентинов, стоявших рядом с Лордом неловко кашлянул в кулак, привлекая внимание предводителя. — Ну чего тебе?!

— Повелитель, а зачем вы им об этом рассказываете? — весьма скромно поинтересовался рядовой.

Вопрос был весьма кстати. Оглянувшись на непосредственно слушателя его тирады, Гармадон увидел лишь явную озадаченность в глазах директора театра. На дочь директора в тот момент никто не смотрел, но она тоже не очень поняла о чём шла речь. Похоже ни она сама, ни её отец не особо интересовались склоками ниндзя с Лордом, поэтому и откровения о его злых планах были приняты "публикой" не совсем так, как того ожидал нынешний предводитель серпентинов. Гармадон с досадой отмахнулся, понимая что его выступление никому не сдалось. И что бы в данной ситуации не выставить себя глупее чем уже было, он раздраженно прикрикнул на подчинённых:

— Неважно! — и Лорд снова повернулся к серпентину-констриктаю, всё ещё стоявшему на сцене с маской. — А ты чего встал?! Тащи её сюда и уходим отсюда!

— Что? — хоть Ганс и понял, что перед ним стоит чуть ли не зло во плоти, он не мог не задаться вопросом. — Вы учинили такой разгром и теперь просто уйдёте отсюда?!

— Именно, — злорадно ответил Гармадон, явно насмехаясь над чужим несчастьем.

И предводитель дал отмашку своим подчинённым, что им пора уходить. Вторженцы тут и там бросали свои дела по разрушению и без того поломанных предметов на сцене и в зале, того, что они делали уже не столько ради поисков, сколько ради собственной забавы. Солдат серпентин с маской уже шагал в сторону ступенек со сцены с явным самодовольным видом.

В тот же момент его сбили с ног точным ударом ноги в грудь, а вылетевшая из лап серпентина маска была ловко поймана парнем в синем кимоно. Лицо его было закрыто капюшоном так, что проглядывались лишь его глаза. Также было и у трех других парней: в красном, в белом и в чёрном, вбежавших в помещение и тут же вставших посреди зала и выглядящих весьма готовыми к любым ударам судьбы. Жители театра в лице Ганса и его дочери растерянно уставились на новоприбывших, серпентин сзади Герды недовольно зашипел.

— Она у меня! — тем временем объявил парень в синем, помахав маской в воздухе.

— Что б вас! — выругался Гармадон, явно не обрадованный встречей со своими врагами.

То, что произошло дальше на самом деле никак не отличалось от любой другой битвы четверки с их извечным противником. Но если на происходящее смотреть глазами Герды, то все было очень захватывающе. Что обмен любезностями (читать как "колкостями") между противоположными сторонами, закончившийся выкриком "В атаку! Заберите у них эту маску, олухи!" от Лорда. Что и сама битва.

В своей жизни Герда видела сражения в основном на их театральной сцене, но то были постановочные бои, показуха и представление. Никто и никогда не получал настоящих ударов или увечий, что очевидно. Может пару раз девушка заставала бои в кино, но и они тем более не шли в сравнении с настоящим полем сражения, на котором она оказалась. Она в живую увидела, как серпентин, которого она сама смогла задеть лишь по случайности, пробежал мимо неё в сторону этих самых "ниндзя", о которых в своей недолгой тираде упомянул Гармадон. И этот же серпентин почти сразу же отлетел обратно, получив знатную затрещину от парня в чёрном кимоно.

Но Герду ещё больше чем их боевое искусство поразило то, когда прибывшие герои (а все же те были на их стороне, хоть беспорядка от них было не меньше, чем от серпентинов), словно волчки, носились по полю раскидывая врагов. В пылу боя парни поснимали капюшоны, открывая лица. Похоже надобности в том, чтобы прятать личность, у них не было. Героиня всего этого беспорядка маска летала по всему залу, оказываясь то в одних, то в других руках. Та не задерживалась ни у серпентинов, ни у героев, так как каждый норовил выбить артефакт из чужих рук и заполучить его себе.

Лязг оружия, грохот, всполохи огня и искры электричества, девушка не могла оторвать взгляд от этого зрелища, в сравнении с которым любые созданные в их театре спецэффекты меркли. По коже прошлись мурашки, слева от девушки повеяло холодом.

Оглянувшись и подняв голову, Герда снова широко раскрыла глаза, когда очередное мгновение показалось ей вечностью в замедленном действии. Парень в белом стоял не далеко от неё у сцены, резким жестом вынеся прямую правую руку перед собой. От места, на котором он стоял, по полу быстрым движением пронеслась наледь, стремительно вырастая в ледяную глыбу и выбивая из лап очередного серпентина маску. Парень стоял, уже вытянув руку чтобы поймать артефакт. Воздух словно искрился вокруг юноши, белого не только по одежде, но и по светлым волосам. Искрился словно от легкого холода, пришедшего вместе с ледяной стихией, на что девушка невольно загляделась.

А зря.

Уже знакомый ей серпентин-гипнобрай, который уже казалось выбыл из битвы, вновь обратил внимание на невольную участницу событий. Раздосадованный собственной предыдущей неудачей, он с возмущением и досадой ударяет девушку в спину, с горяча плюнув на собственные гипнотические приёмы. Удар, причём весьма увесистый, приходится девушке чуть выше поясницы, выбивая ту из равновесия.

Давно забывшая про собственное нахождение в опасности Герда не ожидала удара, улетая вперед на пару шагов, успевая на последних секундах хоть как-то сгруппироваться, чтобы не сломать шею при таких просто-таки идиотских обстоятельствах. В голове девушки промелькнула благодарность за все те уроки "правильно падать", о которых она с трудом выпросила у одного из актеров несколько месяцев назад. Перекатившись пару раз через голову, она все же сумела притормозить, врезавшись во что-то.

И судя по удивленному возгласу, это было не что-то, а кто-то.

Голова девушки кружилась, пока она пыталась осознать что произошло. Всё смешалось в общую смазанную картинку ощущений: боль от удара в спину (точно останется синяк, причём надолго), вертящийся после нескольких перекатов зал (а также слегка расплывчатый в гуще событий образ сбитого с ног парня в белом, распластавшегося рядом с ней), шум драки и...

Звук разбивающейся керамики и последовавшая за этим внезапная тишина привели Герду в чувства.

Опустив взгляд на шум вместе с нечаянно сбитым с ног парнем, девушка увидела маску. А точнее её осколки, разлетевшиеся на ближайшие пару метров и чудом не попавшие в Герду. Виновница всех бед оказалась сломанной в одно мгновение, когда девушка ненамеренно помешала герою поймать маску. Девушка сглотнула комок в горле, поднимая глаза и пересекаясь с парнем взглядом, оба выглядели весьма... растеряно. Как и все здесь присутствующие, когда они поняли, что случилось.

Гробовое молчание присутствующих прервал яростный выкрик Гармадона, потерявшего вместе с этой маской очередной план по уничтожению заклятых врагов.

— Идиоты! Недоумки! — ругался он на всех, на своих подчинённых, на ниндзя, на всех и каждого в отдельности.

В том числе его ненависть и гнев упали и на ту, по чьей вине раскололся столь драгоценный артефакт. Предводитель серпентинов с явной злобой посмотрел на девчонку, лишившую Лорда очередного преимущества над ниндзя. Все ещё сидевшая у разбитого артефакта Герда почувствовала легкий озноб по коже, не каждый день на тебя смотрят со столь искренней ненавистью и раздражением. Как на палку в колесе, которую собираются вот-вот сломать пополам и выкинуть на обочину.

Но все же это было лишь мгновение, уже в следующий момент Гармадон огляделся и, наспех оценив обстановку: немногочисленный отряд серпентинов уже был изрядно побит, то, за чем они пришли, было сломано; все-таки он решил, что пришло время для тактического отступления, которое вовсе не было вынужденным побегом из ситуации.

— Уходим! — выкрикнул он, первым заспешив в сторону выхода.

Вслед за ним поспешили и его подчиненные. А их противники в цветных кимоно явно не собирались так легко давать их врагу безнаказанно скрыться с места преступления. Герда, все ещё в ступоре после полного ненависти взгляда Лорда, тупо проводила взглядом ловко поднявшегося на ноги парня в белом и убежавшего вслед за товарищами.

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что она хочет знать, чем кончится всё это дело. Девушка неуклюже поднялась на ноги и, игнорируя то, как заметивший её отец выкрикивает её имя, бросилась вслед за выбежавшими наружу нарушителями спокойствия.

***

Всё, что Герда успела застать, это уносящийся ввысь корабль, наспех поднимающий трап вместе с запоздалым серпентином. А также непосредственно героев, похоже не бросивших затею попытаться догнать их противника. Ну, или решивших унестись подальше от пострадавшего театра. Девушка лишь проводила эту удаляющуюся процессию глазами, когда за ней подоспел отец и встал рядом.

Ганс положил руку дочери на плечо, взглянув в сторону скрывшихся из виду нарушителей спокойствия. После чего переключился на совершенно точно более важный момент, разворачивая Герду лицом к себе и с нескрываемым волнением оглядев её с головы до ног на момент каких-либо травм. Всё ещё потрясенная девушка даже чётко не расслышала его расспросов.

— Ты все это время была там? — встревоженно спросил мужчина, уже коря себя в душе за то, что она могла пострадать из-за его невнимательности. — Они тебя ранили? Что-нибудь болит?

Мотнув головой, и как ответ, что нет, у неё ничего не болит, и как просто попытку вставить расшатавшиеся мысли в голове на место, девушка уже с более собранным взглядом подняла голову. Макияж девушки смазался, одежда, до этого яркая и недавно выстиранная, была в пыли. Но по лицу было видно, Герда была в порядке, по крайней мере физически, если не считать точно появившегося синяка на спине. О нём девушке напомнила тянущая, но терпимая боль на месте удара, когда обеспокоенный Ганс прижал дочку в крепком объятии, явно обрадованный тем, что она цела. Не решившись тревожить и без того взволнованного отца, Герда с трудом просто глубоко вздохнула, терпя очевидно неприятную боль.

Но физическая боль не сравнится с тем, что испытала девушка, когда они с её отцом вернулись обратно в зал. До этого успевшие спрятаться работники персонала медленно выходили, с тем же ужасом оглядывая то, во что превратился зрительский зал и сама большая сцена. Большая часть зрительских мест-скамеек была сломана, кто-то тушил подпаленный кем-то занавес, на самой сцене оттаивала ледяная глыба, а в полу виднелись трещины, как после приличного землетрясения. А мелких поломок и испорченного реквизита было ещё больше.

Медленно обходя помещение, директор театра с болезненной горечью оглядывает весь ущерб. Раздался ещё один звякающий хруст, когда он случайно наступил на один из осколков маски. Ганс медленно опустил взгляд, после присев на корточки у виновницы всего произошедшего и устало вздохнув. Идущая за ним по пятам Герда присела рядом с отцом, выглядя не менее разбито, чем эта злополучная маска.

***

Казалось, что на такой мрачной ноте и закончится эта глава этой истории. Но нет, это лишь начало, где первым лучом света стал совершенно неожиданный (и даже не было понятно, что связанный с виновниками произошедшего) поступок.

Ведь буквально вечером того же дня, пока Ганс обзванивал все соответствующие службы, пытаясь выяснить, является ли нападение на театр банды серпентинов страховым случаем, чтобы получить хоть какие-то средства на восстановление его театра; им пришло письмо. Герда как раз сидела на ступенях у выхода из театра Ниндзяго, не желая снова смотреть на всю ту разруху внутри, когда к ней подбежал средних лет мужчина, в костюме коричневого цвета, явно напоминавшем тех парней в кимоно. Тот явно запыхался, но всё равно поспешно приосанился и протянул девушке увесистый конверт, попросив передать его главному.

При вскрытии уже внутри, в кабинете отца, выяснилось, что в конверте оказалась приличная сумма денег, а так же записка, написанная вычурным, но поспешным почерком с весьма своеобразным текстом:

«До меня дошла весть о том положении, в котором вы оказались и это тронуло меня до глубины моей глубокой души. Поэтому позволю себе скромное пожертвование на благо вашего замечательного и известного театра. Ваш бескорыстный и щедрый инвестор, Великий мастер Дарет.»

Герда пробежалась по тексту глазами ещё раз, после чего переглянулась взглядом с отцом. Казалось, что сейчас день стал ещё страннее, но в лучшую сторону. В любом случае, подпись этого "бескорыстного инвестора" показалась им обоим весьма нестандартной.

— Думаешь, это тот тип, что отдал тебе конверт? — предположил Ганс, озадаченно пересчитывая пожертвованные им деньги.

— Великим он, по крайней мере, не выглядел, — не менее озадаченно ответила ему девушка.

— Великий не великий, — задумчиво произнес в итоге мужчина, досчитав сумму. — А этого все же хватит на то, чтобы хотя бы заделать трещины на сцене...

Мысленно поблагодарив этого странного, но точно неплохого Дарета, Ганс подумал, что прямо сейчас жизнь в театре начала возвращаться к норме, когда его дочь в тот же момент посетила мысль о том, что она хочет понять, как все это связано и что нормальной её жизнь похоже теперь не станет.