Молчание

Му Цин расправляла складки платья наследной принцессы, придирчиво оглядывая ткань. Многие часы она потратила на то, чтобы счистить грязь с белоснежных ритуальных одежд «девы, угодившей богам». Если это и правда значило что-то для Небес, она сполна потрудилась, чтобы отвести беду. Осталось лишь сложить одеяния до следующей церемонии, которая, похоже, состоится так скоро…

Интересно, через три года она снова будет изображать демоницу? Пусть роль эта была едва ли ни самая важная, после, естественно, воительницы, угодившей богам, Му Цин бы с радостью отказалась от нее – слишком уж много внимания к ее заурядной персоне. А чужое внимание никогда не оборачивалось для Му Цин ничем хорошим. В этот раз, можно сказать, чудом обошлось.

Она так задумалась об этом, что даже не заметила шагов за спиной. Обернувшись, Му Цин вздрогнула, но поправившись, почтительно поклонилась и холодно сообщила:

– Ее высочества здесь нет, – и вновь вернулась к своему занятию.

Обычно большего и не требовалось, ведь наследная принцесса Сяньлэ была единственной, кто занимал все мысли князя Сяоцзина. Однако сейчас он продолжил стоять, сложа руки на груди, и не думая покидать покоев принцессы. Вопреки обыкновению он молчал, и, хотя его голос и манера выражаться обычно вызывали у окружающих головную боль в считанные минуты, от тишины отчего-то становилось жутковато.

«И что он здесь делает? Вечно увивается за сестрой так, что уже просто неприлично. Разве можно так запросто заявляться в женские покои? Если ее высочество не ступила бы на Путь, отрёкшись от мирского, по дворцу уже наверняка бы гуляли слухи», - возмутилась Му Цин, но постаралась не подавать виду. Закончив со своей работой, она обернулась и снова невольно встретилась взглядом с князем. В его глазах плескалось что-то темное, от чего у Му Цин мурашки побежали по спине, будто она ступила босиком на лед.

– Вы что-то желаете, господин? – настороженно спросила Му Цин, опустив глаза в пол, решив, что на всякий случай стоит проявить больше учтивости. В присутствии принцессы еще можно было бы пренебречь некоторыми приличиями, ведь та всегда находила управу на своего неразумного братца и в обиду своих слуг не давала, однако теперь стоило вести себя осторожно.

Князь Сяоцзин не ответил, продолжив стоять со скучающим видом у входа. Помедлив, Му Цин вежливо попрощалась и рискнула проскользнуть мимо него из комнаты, более не намереваясь длить эту неловкую встречу, как вдруг ее остановил удар по лицу.

Сноровка фехтовальщицы позволила Му Цин устоять на ногах, однако от неожиданности она порядком растерялась. Впрочем, единственным разумным выходом все еще оставалось бегство: вознамерься она ответить князю той же монетой, ее наказание потом было бы не в пример строже. Все же он – особа благородных кровей.

Однако и следующая попытка не увенчалась успехом. Князь Сяоцзин грубо рванул ее за ворот и потащил обратно вглубь комнаты. Му Цин решила, что раз уж бегством не спастись, лучше изобразить смирение. Всем было известно, что князь обладает скверным нравом, и порой не прочь поколотить кого-нибудь своими руками, или приказать сделать это кому-то из подчиненных мордоворотов. Не стоило слишком распалять его гнев. Но служанку сестры, Му Цин была уверена, он все же не осмелится избивать до полусмерти. Ее высочество подобного долго не простила бы.

И правда, князь ударил Му Цин по лицу снова, как и в первый раз – открытой ладонью, и резко встряхнув, повалил на пол. Щека горела, но едва ли от удара останется след. Му Цин сжала губы. «Ох, главное не сказать чего-нибудь в сердцах, иначе и вправду не отвяжется!»

– Попалась, демоница! – торжествующе спросил князь и рассмеялся, – Без маски наглости у тебя явно поубавилось.

Му Цин вспомнила, как князь болел за Се Лянь, с каким неудовольствием он встречал каждое их постановочное столкновение, окончившееся ничьей, и сыпал проклятиями. Но даже у князя Сяоцзина больше ума чем у курицы, он ведь должен был прекрасно понимать, что то была всего лишь церемония, а сражение все целиком – постановкой, чтобы потешить народ и Небеса.

Чем же не угодила ему Му Цин, лишь исполнившая свою роль? Чем искуснее демон, тем, значит, сильнее и рука его сразившая. Все ее старания лишь оттенили мастерство принцессы.

Вдруг она вспомнила: и верно, в самом начале представления князь запустил в нее чайной чашечкой, но Му Цин под восхищенные вскрики горожан, поймала ее на самый кончик острия, и как уличная фокусница вернула обратно одним взмахом сабли. В тот момент она и не думала кого-то обидеть – все эти проделки были призваны лишь повеселить публику. Желала бы она нагрубить князю – уж придумала бы что-то посерьезней и уязвила бы его гордость побольнее.

Но оправдываться теперь было бы неуместно. Не лучше ли наступить на горло гордости и рассыпаться в извинениях? А после нажаловаться Се Лянь, уж она-то устроит Ци Жуну трепку. Но с другой стороны,  это бы означало признать свою вину там, где ее не было.

Впрочем, не успела Му Цин и рта раскрыть, как ладонь князя тут же накрыла его. Он злорадно прошипел:

– Лучше тебе и звука не издавать, шлюха.

Другой рукой он уже задирал подол ее платья. Осознав, к чему идет дело, Му Цин что есть сил сжала ноги и попыталась подняться, но рука, что до этого зажимала ее рот, сползла ниже и ухватилась за шею.

Му Цин сковала оторопь. Откровенно говоря, она была сильнее и в честном поединке непременно одолела бы князя. Вот только она простая служанка, и ее за ее тяжелый характер никогда особенно не жаловали. Ци Жун же, случись что с ним, можно не сомневаться – в красках опишет, как бешеная девка напала на него, хотя он ничего дурного не помышлял, лишь искал сестрицу. И даже если Се Лянь заступится за нее, другие уж точно скажут, что такое обращение Му Цин сама заслужила, специально напросилась.

А, кроме того, осознание, что князь собирается сделать так пугало, что тело само собой отнималось. Как и многие монахини, ступившие на Путь, Му Цин избрала тот способ самосовершенствования, который предполагал совершенную аскезу. Женщине мало укреплять дух тренировками и чтением сутр - необходимо так же отказаться от всего, что дух ослабляет: сильных чувств, вина, и, конечно же, близости с мужчинами. Не только потому, что хлопоты о семье и детях приковывают к суетному миру, от которого монахине следует отдалиться. Но так же потому, что сама женственность наполняет тело энергией инь, а скопленная сила рассеивается в ней, как свет в ночи.

Ци Жун хватал ее грубо за ноги и впивался ногтями. Видно, решил, оставить побольше синяков и отметин, чтобы отыграться. Му Цин сопротивлялась, сколько могла, однако, когда князь в очередной раз встряхнул ее, она больно ударилась головой об пол. Голова закружилась, и перед глазами на миг будто вспыхнуло что-то…

Она поняла, что теперь, даже если сумеет освободиться – не убежит.

На миг ее пронзила боль, но, по размышлении, не такая уж нестерпимая. Как та, что приходит с недомоганием каждую луну. Пожалуй, от нее было даже легко отрешиться. Куда сложнее было не содрогаться каждый раз, как жадные шарящие руки то сжимали до боли бедро, то шарили по груди.

Му Цин никак не могла восстановить спокойствие в своей душе и взять контроль над силами. Она попробовала читать про себя сутры, но слова никак не вспоминались, голова странно опустела. Хотя Му Цин едва ли испытала настоящий страх, близость нарушила баланс ее духовных сил и та ци, что кропотливо копилась в теле с тренировками и медитациями, теперь утекала свободно через открытые врата. Тело ее слабело с каждым мгновением.

Предприняв еще одну попытку вырваться, Му Цин вдруг подумала, что, пожалуй, проще сдаться. Так оно быстрее закончится. К тому же, если их двоих застанут в покоях принцессы в таком положении…

Нет уж.

Му Цин всю жизнь боролась со злой судьбой не для того, чтобы вылететь из дворца за то, чего даже не совершала.

Отца ее казнили за страшное прегрешение, а потому с детства Му Цин только и видела, как мать горбатит спину, чтоб их прокормить. Будь Му Цин мальчиком или девочкой более выдающейся внешности, может быть, их семье выпало бы меньше бед. А так оставалось лишь помогать матери в ее трудах да не надеяться на удачу.

Когда у матери совершенно испортилось зрение, Му Цин подалась в монастырь – мыть полы, таскать воду, подавать чай. Гнула спину от рассвета до заката за гроши, чтобы только прокормить их двоих. Ни о каком самосовершенствовании она и не помышляла: с таким дурным воспитанием да низким происхождением ей путь в монахини с самого начала был заказан.

На замужество Му Цин тоже нечего было и надеяться. Кому нужна нищая, да еще и несговорчивая жена, которая вечно ходит с таким лицом, что от его выражения молоко киснет?

Только ее высочество пожелала поближе познакомиться с ней и разглядела в Му Цин редкий дар владения клинком. Тяжелая двуручная сабля порхала в руках Му Цин, будто крыло стрекозы. Хотя ничего особенного в этом не было: попробовала бы сама ее высочество потаскать воду в гору, и меч показался бы ей легким, как перо.

Но такова уж была Се Лянь: если возьмет в голову, что кто-то талантлив, будет всеми способами помогать. От того она сначала взяла Му Цин в личную прислугу, а после замолвила слово перед настоятельницей, и та, пусть нехотя, допустила Му Цин до занятий.

Можно было считать такую благосклонность большим счастьем. Да только злые языки и не думали униматься. Что бы Му Цин ни сказала – понимали ее превратно, что бы ни сделала – подозревали в самых худших намерениях. Имя принцессы Сяньлэ и то не всегда могло ее защитить, да и милость принцессы наверняка имела свои границы. Едва ли даже она, такая мягкая и справедливая, не встанет на сторону двоюродного брата.

Му Цин скосила глаза на князя Сяоцзина и тут же пожалела об этом. Нет уж, лучше смотреть в расписной потолок. Лицо князя было так искажено злобой, что он походил скорее на дикого зверя, чем на человека. «Удивительно, - подумала Му Цин, - а ведь внешне они так похожи с ее высочеством. Вот только Се Лянь не смогла бы так скривиться, даже если бы пыталась изо всех сил. Не так уж глупа Фэн Синь, что боится мужчин. Никогда не знаешь, от кого из них можно ожидать подобного».

Не успела она додумать это, как князь Сяоцзин отстранился, оправляя свои одежды. Му Цин злорадно подумала, что не успела даже толком оплакать свою горькую судьбу. Уж если взялся срывать цветы, мог бы хоть не позориться: нетерпение хуже бессилия. Му Цин натянуто улыбнулась и смерила его на прощание взглядом, полным презрения.

Он только оскалился и неприятно взвизгнул:

– Чего уставилась, дрянь?!

Он хотел было уже замахнуться для удара снова, но передумал и в спешке покинул покои. Как видно, и сам боялся, что его застанут врасплох прямо на месте преступления.

Му Цин не нашла в себе сил встать, возможно, потому что тогда бы пришлось решать, что ей делать дальше. Вместо этого она оправила юбку так, чтобы та закрывала хотя бы колени, сложила руки на груди и тяжко вздохнула.

В тот день, когда ее высочество наследная принцесса Сяньлэ нежданно-негаданно заявилась на гору Тайцан, Му Цин не посчастливилось найти злополучный листок из золотой фольги. И ведь она не собиралась его присваивать, просто не подумала отнести настоятельнице сразу. Да и, будь она воровкой, стала бы прятать добычу в личных вещах?

Если бы Му Цин и правда повадилась собирать ягоды в храмовом саду для продажи, уж выбрала бы другое время, а не стала делать это среди бела дня.

Если бы хотела соблазнить князя Сяоцзина, поди лежала бы сейчас на мягких подушках да шелковых простынях, а не на холодном полу комнаты своей госпожи.

Се Лянь вечно говорила, что Му Цин нужно быть лишь чуть приветливее, терпеливее к людям. Можно подумать, это исправило бы ее положение сейчас.

Му Цин прекрасно представляла, что скажут про нее, если она пожалуется принцессе теперь: зацепилась за юбку ее высочества и проникла во дворец, хотя ни происхождением, ни достоинствами не вышла. А теперь хочет и в правящую семью пролезть, хоть младшей женой, хоть наложницей. Ну и что, что не вышло? Все равно это было бы слишком хорошо для какой-то нищей девки.

Кто же поверит Му Цин, если она скажет, что лучше бы сломала себе ногу, чем легла с каким угодно мужчиной? Что и ради неземной любви она не стала бы пускать по ветру усилия нескольких лет. Не говоря уж о таком мерзком типе как Ци Жун.

Лучше бы Му Цин и вправду замышляла что-то злое. Тогда бы ее и за руку не поймали, и оправдываться бы ни перед кем не пришлось. В самом деле – нужно быть злее, раз уж в этом судьбу не изменить.

– Эй, чего это ты разлеглась? – оборвал ее недовольный голос.

Му Цин вздрогнула и села, подобрав ноги так, чтобы не было заметно, что юбка высоко задралась. Фэн Синь стояла у входа, уперев руки в бока.

– Искала сережку… – мрачно ответила Му Цин. Не хватало еще, что бы теперь про нее подумали, что она отлынивает от работы.

– На потолке? – недоверчиво спросила Фэн Синь, но вдруг осеклась, подошла на несколько шагов ближе, - А чего ты такая красная? Тебе нехорошо? Нужен лекарь?

– Ничего мне не нужно, – процедила Му Цин сквозь зубы. Она попробовала встать, взявшись за резное изножье кровати, но, заметив, что руки ее мелко дрожат, сцепила их между собой.

– У тебя рукав порван, – заметила Фэн Синь.

И верно, в том месте, где Ци Жун схватил ее за плечо, ткань разошлась вдоль шва.

– Прекрасно, мало мне ночью работы… – раздосадовано прошипела Му Цин.

– Сама же порвала. Нечего было по полу ползать, – ответила Фэн Синь, как обычно прямо и резко.

– Чего ты встала над душой? Долго смотреть будешь?

Му Цин поняла, что если попытается сейчас встать, то все равно не сможет. Но и выдать свое состояние просто нельзя.

– А долго ты будешь рассиживаться? Ее высочество тебя ждет, – парировала Фэн Синь.

– Иди, скажи ей, что я скоро буду, – постаралась произнести примирительно Му Цин.

– А кто ты такая, чтобы мне указывать? Проще оттащить тебя за волосы куда следует. Если ты сейчас же не перестанешь ломаться, я так и сделаю.

– Да пошла ты! – Му Цин почувствовала, как горит ее лицо. Гнев помог вскочить на ноги и замахнуться в ответ, на телохранительницу, которая без всяких шуток уже тянулась к растрепанным волосам.

– Вы двое! – в дверях появилась Се Лянь, явно недовольная тем, что ей пришлось задержаться во дворце, – Способны устроить склоку на пустом месте. Что опять случилось? Фэн Синь! – Се Лянь резко повернулась и поджала губы, – Что ты такого снова ей сказала?

– Я?! Ваше высочество! – Фэн Синь, изобразив, что оскорбилась в лучших чувствах, прижала руку к груди.

– Ну а почему она чуть не плачет? – резонно заметила Се Лянь.

Му Цин зажала плечо ладонью, чтобы ее высочество не заметила порванный рукав. «Нужно быть злее», – напомнила она себе, но ком все равно подступил к горлу, когда принцесса обратилась к ней.

– Фэн Синь не хотела тебя обидеть ни днем, ни сейчас. Ну, что случилось?

Сначала Му Цин подумала, что лучше отмолчаться, ведь чем дольше смотрела в глаза ее высочеству, тем больше теряла контроль над голосом. Фэн Синь, не решаясь вмешиваться, всем своим видом выражала нетерпение.

– Я просто искала сережку, – прошептала Му Цин, решив лгать до конца и надеяться, что выглядит достаточно раскаявшейся.

– Я же сказала, просто забудь о ней, – Се Лянь взяла все еще дрожащую руку в свои ладони и улыбнулась, – Сходи умойся, а после вернемся домой.

«Интересно, она догадывается, что со мной? – вдруг подумала Му Цин, – Нет, конечно, нет. Ей бы и в голову такое не пришло, она слишком наивна. Дурочка, угодившая богам». Последняя мысль почему-то рассмешила Му Цин, и слезы отступили.

Она улыбнулась в ответ и учтиво поклонилась. Может быть, в этот раз все обойдется. Если никто не узнает. Если она будет молчать.