***

Руки, некогда, горячие и живые, теперь опустились.

Казалось, что любовь, жившая в сердце, была разлита. Сухая, измождённая, земля жадно поглотила её до последней капли.

Любовь, некогда питавшая жизнь, чтобы та росла, цвела и приносила плоды, была обращена в холодный, снежный ветер.

Нежные ладони больше не касались тёплыми ласковыми лучами смуглого лица.

Карие глаза, горевшие янтарным Солнцем, заволокло тучами.

Капля за каплей, тяжелое, мрачное небо разродилось. Дождь лил так долго, что на Земле больше не осталось ни одного сухого места.

Никакой опоры, никакой надежды.

Только одно маленькое судёнышко, качающееся на волнах безвременья.

Солнце сменяло Луну, Луна - Солнце тысячу и тысячу раз, прежде наступил Рассвет.

Тот самый Рассвет, не похожий ни на один до, ни на один после.

Улыбка проникала в душу, и согревала каждый темный уголок души, отсыревший и холодный.

По красной нити, некогда разорванной, от мизинца к мизинцу, снова текла любовь.

***

Бархатный весенний ветер беззаботно трепал молодую листву.

Человек, сидевший на деревянной скамейке с потрескавшейся желтой краской задумчиво перелистывал книгу.

Когда к нему подошли, он поднял взгляд и растерянно улыбнулся.

Отложив книгу с потрескавшейся от времени обложкой, он похлопал по скамейке рядом. Его визави присел подле.

Какое-то время двое сидели молча, а перед ними лениво перекатывался пакет из под чипсов.

Тишину, которая, казалось, туманом окутала собеседников, прервал вопрос:

— Смотрю, ты без книжек никуда? Снова Умберто Эко? Чертов интеллектуал. - В голосе звучала улыбка стремившаяся сбавить градус неловкости.

Ответом тоже послужила улыбка. Но она была не подбадривающая, а исполненная боли. Ответивший проглотил слюну и опустил глаза.

— Может, сигарету? - Прозвучало с ноткой неуверенности.

— Нет. Я бы хотел... - Человек обернулся, и посмотрел на спросившего.

Две пары глаз пересеклись. Мысль, крутившаяся голове, и причинявшая столько мучений, не хотела передаваться телепатически.

Мужчина отвел взгляд от собеседника. Теперь он не отрываясь смотрел прямо перед собой.

Наконец поток мыслей и чувств вырвался наружу.

— Я не знаю. Наверное, что-то пошло не так. Чтобы я ни делал, ничего не помогает не думать о тебе. Я пытался выжечь эти чувства, пытался потушить, залить, уничтожить. Надеялся, что они исчезнут, если я буду их игнорировать. Бесполезно. Мысли возвращаются к тому времени, когда... Я понимаю, что нуждаюсь в том, что бы тебе было известно...

Он взял собеседника за руку, и коснулся губами кисти. Реакцией послужил полный теплоты взгляд.

— Позволишь? - Голос потерял все краски.

Взяв вторую руку, он приложил её к левой части груди. В прикосновении ощущалось тепло его тела и трепет горящего сердца.

— Понимаешь? Разреши мне... - Он приложил свою руку к гладкой коже лица человека, чей образ крепко засел в душе.

Не решительно он пододвинулся поближе. Трясущимися от волнения пальцами едва касался растрепанной пшеницы, обрамлявшей высокие скулы.

Когда между двумя лицами осталось совсем чуть-чуть, молодой человек тревожно замер и опустил взгляд.

— Не могу. Если я это сделаю, то пропаду. Совсем. И ты, понятное дело, этого делать не станешь.

Он отодвинулся на прежнее расстояние. Внутри слышался звон битого стекла.

Встав со скамейки он небрежно потрепал ошарашенно смотревшего перед собой человека по голове.

— Со мной всë будет хорошо. - Улыбка выглядела умиротворенной и жуткой одновременно.

Оставшийся сидеть на скамейке человек опустошенно смотрел на худощавый ссутулившийся силуэт, удалявшийся внутрь парка.