Пол не похож на мужчину-фримана, но с чего бы ему быть? Он бледен, светлоглаз, невысок и сплетён не из жгутов — острых углов. Чани водит кончиками огрубевших пальцев по тонкой переносице, скулам, ключицам — всё ждет, когда порежется о чудные черты, но дни идут — порезов нет. Только удовольствие: касаться Пола почти как слушать его странные рассказы о далёкой планете, где вода льётся с небес. Почти как заполучить в своё владение причудливую диковину и по-настоящему ею насладиться, а не выбросить, как всякий бесполезный хлам.
Ведь чужаки привозят в пустыню только им нужные безделушки, пока сами — слепые в надменности и безудержные в жадности — заимствуют созданное фриманами, чтобы пустыня не поглотила их быстрее, чем могла бы.
Чем это должно быть.
Пол тоже рвётся к чужим знаниям: как двигаться, как охотиться, как надёжно установить капкан. Но — Чани честна с собой — Пол совсем не плох.
Особенно для чужака.
Откровенно говоря, Пол достаточно хорош, чтобы с ним заговоить.
Присмотреть за ним.
Обучить его.
Проследить, что Пол — чужой от макушки до пят — способен постараться достаточно, чтобы пустыня не приняла его — такого никогда не произойдет, — но позволила жить среди песков и бурь.
Очень, очень неплох, чтобы стать своим — да, лишь для Чани, но разве этого мало?
Привязанность у фриманов крепкая, стойкая, неподкупная, как сам пустынный народ. Чани носит синий цвет, с нажимом проводит по чужой спине, сгоняя дрожь кошмаров, указывает на ошибки. Учить Пола приятно, как вливать воду в хранилище ситча и вслушиваться в непохожий ни на что звук соединения одной жизни со множеством других.
Пол чужой, но не вода, бездарно пролитая на песок или корни пальм — Чани знает историю про двадцать деревьев и сто душ, и почти не удивлена. Чужакам в их глупости не понять душу Арракиса. Им бы не лезть ни в пустыню, ни в дела её народа, но на то они и чужаки, что простые истины им неведомы.
А Пол скользит по дюнам в сердце пустыни — с ними, ходит в рейды — с ними, ест — с ними. Пол говорит, что хочет стать фриманом, и в такие моменты Чани готова то ли рассмеяться, то ли накрыть ладонью его рот, — и снова объяснить простое и понятное: не нужно.
Пол уже получает то, чего не получали до него — и этого достаточно. Пустыня не понимает жадности, а её у пришельцев всегда с избытком.
За это пустыня съедает их снова, снова и снова.
Так было, есть и будет, потому что только фриман может жить в мире с Дюной и благословением Шаи-Хулуда.
Быть рядом с вольным народом, сражаться рядом с ним — достаточно. Пытаться стать одним из них — всё равно что отдавать сто душ ради пяти пальм.
Пол — лучший из чужаков.
Пол — чужак для пустыни.
Чани напряженно всматривается в синие-синие глаза и видит в них призраки его кошмаров — и тени его матери, оказавшейся не водой в хранилище и даже не водой в песок — ядом, стойко удержавшимся на зное.
Сказки про мессию были забавной чертой Юга.
Сказки про мессию перестают быть смешными под расчетливым взглядом Преподобной.
И это его — его мать! Вскормившая его. Обучившая его.
А отравляющая их.
— Я не мессия, — говорит Пол.
— Ты же мне веришь? — шепчет Пол.
Чани слушает, как грубые смешки соплеменников превращаются в священный вздох. Чани пристально смотрит на Пола — ловит его острые черты снова и снова, после каждого нового обманувшегося, после каждого нового подвига.
Арракис могут спасти только фриманы — только фриман.
Пол им никогда не был — и не станет.
Пол седлает Шаи-Хулуда.
— Я не чужак, — говорит он ей, и Чани хочется грубо встряхнуть за его ворот. «Я не чужак» звучит как «я не мессия», и в этих звуках Пол тонет, как песках.
Чани вместе с ним, яростно отбиваясь и держась за вид двух лун на небе.
Её народ тонет тоже — и всё меньше хочет бороться, пока ядовитые песчинки лжи забивают им глаза и рот.
— Для меня — нет, но для пустыни — да.
Истина проста, как всякой истине и подобает — об этом знают фриманы, впитавшие её со специей и раскаленным песком.
Все-таки жадность и чужаки идут рука об руку, какие бы фамилии они не носили...
Почему недостаточно быть рядом с пустынным народом и сражаться на его стороне.
Почему недостаточно не быть мессией из старой сказки.
Почему.
Я не смотрела и не читала "Дюну", поэтому даже не знаю, о каких героях идёт речь, неспособна понять всю глубину их чувств и горечь ситуации, но я испытывала чувства на протяжение всего процесса чтения. Очень сложные и глубокие чувства.
Мне искренне нравится, как ты пишешь, как точно умеешь подбирать слова. Мне нравится то, как расставлены...