Проклятые стражи

Он победил.

Наконец-то он победил.

Сукуна вздохнул и позволил своему телу расслабиться на тёплом песке. Пляж, на котором он отдыхал, оказался на удивление умиротворённым. Волны были мягкими, а ветер — успокаивающим. Древнее проклятье почти позабыло эти ощущения. Забывшись в своём разрушающем буйстве, он не обращал внимания на мир вокруг себя. Он был слишком сосредоточен на убийстве этих жалких магов и всех, кто не принимал его. Теперь, победив, он может насладиться видом нового мира, созданного им самим. Теперь он настоящий Король Проклятий. Король Мира.

Однако была одна проблема.

Он был королём без подчинённых.

После победы над владельцем безграничности никто не мог остановить Сукуну в его планах по подчинению всего мира. Сила вернулась к нему, позволив ему вновь обрести его истинную, богоподобную форму. Сосуд больше не нужен. Из-за всплеска силы от убийства беловолосого придурка, Сукуна впал в безумство. Он настолько упивался разрушением и насилием, что перестал замечать кого он уничтожает. План, который он высиживал веками, постепенно шёл коту под хвост, пока он изничтожал все виды жизни на Земле. Людей не запугать, проклятья не подчинить — никого не осталось.

Даже Урауме не удалось избежать его бездумной жестокости. Когда он осознал, что собственными руками погубил самого верного помощника, было уже слишком поздно. Он истребил всё. Флора не подлежала восстановлению, фауна была сожжена дотла, а океаны были опустошены. Такое разрушение не входило в его планы. Сукуна знал, что был известен как неисправимый монстр, сумасшедший убийца, страдающий манией величия и так далее по списку. И хотя Сукуна был согласен с большинством званий, он наотрез отказывался признавать себя бездумным или кем-то подобным, подразумевающим его глупость.

Он не сразу стал проклятием, каким его знают сейчас. Сукуна и сам нередко забывал о том, что когда-то он был человеком, то есть не был рождён с его невероятными способностями. Он был терпелив и настойчив на своём пути к силе. В конце концов от его рук погибали целые поселения. Благодаря своему уму и способностям, он обрёл огромную силу. Ни у кого не было шанса перед Сукуной. Была запланирована даже публичная казнь, на которой его должны были сжечь на куске дерева, с вырезанными его же рукой древними рунами. Руны наполняли его проклятой энергией, пока Сукуна предавался огню, чтобы переродиться проклятием.

Сукуна всегда имел план. Он был сильнейшим, при этом оставаясь рассудительным, и если о первом пункте знал каждый, то о втором его противники часто забывали. Маг с техникой шести глаз родился сильным, в отличие от Сукуны. Он не был высокомерным дураком, который отрицал бы такую вещь как отсутствие слабостей. Подобные заблуждение могли лишь сделать его уязвимее. Годжо родился гением, Сукуна сам сделал себя гением. Его усилия принесли плоды и он стал самым устрашающим существом в этом мире.

И всё же…

Он действовал как неразумный зверь пока мир, которым он собирался править, не стал лишь пустой оболочкой.

Сукуна ничего не мог сделать. Сукуна ничего не мог сделать, чтобы обратить всё вспять.

Это не было частью его плана. Он не должен был остаться единственным обитателем этой планеты. Опустошения, которое он принёс, было чересчур много. Сукуна зашёл слишком далеко. Это понятие было незнакомо проклятью, но это была правда. Никто не пережил его гнев. Ему придётся провести остаток своего существования в одиночестве.

— Ты счастлив?

Если бы Сукуна обладал обычным слухом, он бы не услышал тихий шёпот парня подле него. К счастью, его чувства всегда были обострёнными, а пребывание в его богоподобной форме только поспособствовало их развитию. Но даже так, он почувствовал тяжесть в животе, когда мальчик, который был известен своей несмолкаемостью, говорил в такой манере.

Юджи сел рядом с огромным существом без капли страха. Собственно, на усыпанном шрамами лице подростка невозможно было заметить ни одной эмоции. От некогда выразительного парня осталась лишь оболочка прежнего себя. Итадори был настолько тих, что Сукуна сразу же забыл о его существовании. Он оставил его в живых в качестве мести. Будучи его сосудом, Юджи дал узнать Сукуне множество вещей о себе, которые ему знать не хотелось бы. В частности о его моральных устоях, которые без конца выводили проклятие из себя.

За многие годы жизни Сукуна ещё не видел настолько же самоотверженного человека, как Итадори Юджи. На его памяти не было ни одной души, в которой было бы хоть немного доброты парня. Прежде всего розововолосый подросток ставил в приоритет жизни других, а потом уже свою собственную. Сукуну неимоверно бесило, что его сосудом был такой идиот. Поначалу, Сукуна планировал убить Итадори сразу после возвращения себе своей истинной формы. Когда же он решил раз и навсегда оборвать жизнь парня, его остановил сломленный взгляд Юджи. Юджи смотрел на безжизненные тела своего любимого учителя и лучшего друга с такой агонией, что Сукуна не смог найти в себе силы навредить мальчишке. Он ожидал, что Итадори яростно ринется в бой, которого Сукуна ждал с тех пор, как Юджи съел его первый палец. Ничего подобного не последовало. Парень просто сидел на кровавой земле, пока по его щекам беззвучно текли слёзы. Он находился в совершенно уязвимом положении, но Юджи это не волновало, он продолжал смотреть на изуродованные трупы Мегуми и Годжо.

— Мне жаль. Мне так жаль. — Юджи говорил настолько сломленно, что его слова были едва различимы. Он продолжал склонять свою голову, пока его лоб не коснулся земли. Он обернул руки вокруг себя, пока его тело продолжали сотрясать всхлипы. Создавалось впечатление, что Юджи не мог контролировать свои всхлипы, которые были настолько болезненными, что казалось, будто его ребра могли сломаться под тяжестью каждого вздоха. Слёзы и сопли начали течь непрекращающимся потоком. Между рыданиями с дрожащего рта мальчика срывались нескончаемые извинения.

Сукуна стоял как вкопанный. Мальчик, которого он успел узнать ближе, чем ему хотелось, был безвозвратно сломлен. Мальчик, чьи идеалы были настолько крепки, что даже разрушающая техника Сукуны не могла сломить их. Мальчик, который никогда не прятался от битвы, даже если шансы были не на его стороне.

Мальчик, который проявлял столько доброты, сколько Сукуна не видел за всю его жизнь.

Он не мог найти в себе силы убить Итадори Юджи.

— Что? — Сукуна отвлёкся от своих мыслей, когда вспомнил вопрос, который Юджи прошептал ему.

— Я спросил, счастлив ли ты. — прошептал Юджи всё тем же безжизненным тоном, что и раньше. Он не отрывал затуманенного взгляда от волн и горизонта вдалеке. Его руки обхватывали колени, а голова покоилась поверх. — Ну так что?

Впервые Сукуна не мог найти слов. Из всех вопросов, что Юджи когда-либо задавал, этот был самым неожиданным. Странное ощущение обвилось вокруг его груди, собираясь поселиться в основании горла. Оно было тяжёлым и болезненным и мешало ему говорить как прежде. Всё, что он смог сделать в ответ, это бросить на Юджи взгляд, полный замешательства.

Заметив непривычное для проклятия молчание, Юджи поднял голову, чтобы посмотреть Сукуне в глаза. Казалось, Сукуна впервые за долгое время видел подростка. Столько всего произошло, что ощущалось, будто прошли сотни лет. Лицо Юджи казалось Сукуне неправильным. Оно было усеяно шрамами, как и всё его тело. Подросток сильно пострадал, когда Сукуна с силой вырвался из тела Юджи после поглощения двадцатого пальца. Все тату Сукуны проявлялись в виде толстых, уродливых шрамов, которые постоянно болели, хоть и выглядели зажившими. Тот факт, что Сукуна не замечал этого прежде, неожиданно тревожил проклятие. Что озадачило его больше так это то, что не возникло никакого садистского ликования при виде нанесённого Сукуной ущерба. Вместо гордости и самодовольства, ощущения в груди и горле Сукуны ухудшилось. Ему было больно.

Итадори усмехнулся, садясь скрестив ноги.

— Прости. Не стоило задавать такой глупый вопрос. Конечно же, ты не “удостоишь это ответом”. — Подросток замолк. Он положил руки на колени в попытке спрятать их дрожь. Он разорвал зрительный контакт с ошеломлённым проклятием и повесил голову. — Но могу я задать другой вопрос? Обещаю, он не будет таким глупым, как первый.

Не получив отказа от могучего проклятия, Итадори продолжил:

— Я только хочу узнать зачем? Зачем ты сделал это? Я думал, ты хотел убить магов и людей, а не… всё. Зачем заходить так далеко? Я… Я не понимаю… А помимо всего остального… Почему ты ещё не убил меня? Это злит меня больше всего. Ты убил ВСЕХ кроме меня! — Искра внутри Юджи вновь зажглась. Он глядел на Сукуну с яростью в глазах. Однако искра потухла так же быстро, как и разгорелась. Внутренний огонь тут же погас в подростке. Он вновь опустил голову и обвил себя руками. Слёзы собирались в его глазах, а голос начинал дрожать. — Почему? Почему ты не убил меня? Ты хотел что-то д-доказать? Так некому осталось доказывать! Я знаю, что облажался! Я знаю, что слабак! Ты убил всех и я н-не смог их защитить! Я просто хочу увидеть моих друзей снова…… Пожалуйста…… Я-я… Я не хочу больше здесь быть… — Последняя часть вызвала у Юджи приступ мучительных рыданий. Он закрыл руками лицо, а пальцами резко дёргал за волосы. Мольбы срывались с его губ, но с отрывистым голосом парня, это было больше похоже на неразборчивый бред. Что ещё хуже, у Юджи началась гипервентиляция вместе с неистовыми всхлипами. Бедный подросток не мог сделать ни единого вдоха. Сукуна не мог выдержать этого вида.

Давящее ощущение в груди и горле внезапно ушло. Сукуна схватился за край своего кимоно одной из своих когтистых рук. Прежде чем ужасное  чувство вернулось и заставило его замолчать, Сукуна выпалил свой ответ:

— Я не могу!

Это настолько шокировало Итадори, что его резкие вдохи и всхлипы начали замедляться. Этого было достаточно, чтобы Юджи смог дышать. Конечно, Юджи было далеко до спокойствия, но по крайней мере, теперь ему не грозило упасть в обморок. Налитые кровью глаза встретили взгляд Сукуны с такой растерянностью и потрясением, что тело проклятья начало двигаться само по себе. Четыре сильные руки обвили мальчика, заключая того в надёжные объятия. В этот же момент давление в груди и горле вернулось с такой силой и остротой, что вырвало из Сукуны слышимый вздох. За неимением лучшего определения, Сукуна чувствовал жалость. Сильную жалость.

Потом его осенило.

Сукуне было жаль Юджи. Проклятие, отнявшее жизни миллиардов, чувствовало вину.

Несмотря на абсурдность этого чувства, Сукуна почувствовал, что его глаза щиплет.

Заключённый в странное объятие, Юджи восстановил дыхание и перестал всхлипывать. Слёзы всё ещё текли из его распахнутых от шока глаз. Хоть Сукуна не был в восторге от ощущения заплаканного кимоно, он не мог заставить себя отругать плачущего паренька. Даже когда мальчик попытался спрятаться, уткнувшись в живот Сукуне, древнее проклятие не почувствовало отвращения.

Тем временем, Юджи чувствовал себя невероятно жалким. Он обнимал проклятие, которое убило всех его близких. Весь мир. Сукуна уничтожил всю жизнь на Земле. А он обнимал его, словно боялся, что Сукуна его отпустит. Он скорее всего был в ужасе. Честно говоря, Юджи не мог припомнить, когда в последний раз его так обнимали. Он чувствовал, будто предавал своих друзей, прижимаясь к проклятию, которое их и убило. И всё же… Юджи продолжал расплываться в тёплых объятиях. Это поведение совершенно несвойственно Сукуне, но Итадори сейчас было не до этого. Он всегда был тактильным, но большую часть жизни провёл с тактильным голодом. В детстве дедуля ругал его за попытки обнять того, так что Юджи больше никогда не пытался. Большинство школьных друзей было из спортивных клубов, да и друзьями их можно было назвать с натяжкой. Рука на плече или простое похлопывание — это все на что он мог тогда рассчитывать.

А потом был магический техникум.

Мегуми редко его обнимал. Это просто было не в его характере. А получаемые объятия были быстрыми и неловкими. Юджи они нравились, но он бы чувствовал себя ужасно, если бы замкнутый парень заставлял себя обнимать его, хоть ему было и некомфортно. Вместо объятий Мегуми проявлял свою привязанность через угрозы или мимолётные похлопывания по плечу. Также маг мог призвать оставшегося Божественного Пса, которого Кугисаки назвала Какао, чтобы Юджи мог погладить его, или его кроликов, чтобы дать подержать их. То, как Мегуми расходовал свою проклятую энергию, чтобы осчастливить Юджи, было более чем достаточно для подростка.

Нобара обнимала его немного чаще, чем Мегуми, но тоже довольно редко. Она крепко сжимала его в объятиях на протяжении нескольких минут после того, как отлупила его за “инсценировку” своей смерти.  Также она обнимала его после помощи с прогулками по магазинам или если он заплетал ей волосы. Он научился заплетать волосы, потому что в детстве его собственные успевали отрастать, пока дедуля забывал записать его на стрижку. В конце концов Юджи научился сам заплетать волосы и даже подстригать их. Его навыки помогали ему получить расположение Нобары, когда она была в плохом настроении или когда он случайно портил одну из её девчачьих вещей. Её объятья были сильными и тёплыми, как и сама Нобара.

От Годжо он получал объятия чаще, особенно пока жил в подвале. У Годжо и Юджи было больше общего, чем с остальными. Он знал, что его учитель был опытным магом, интеллекту которого он мог только позавидовать. Из-за техники Годжо его объятия значили гораздо больше, ведь Годжо приходилось сознательно отключать его Бесконечность, чтобы Юджи мог его обнять, или наоборот. Объятия мага были крайне холодными, но вместе с тем давали чувство безопасности. Возможно, причиной ощущению, что Годжо был сделан изо льда, была его техника, но Юджи никогда не спрашивал. Несмотря ни на что, Юджи знал, что с Годжо он всегда будет в безопасности.

В тайне объятия Нанами были у него любимыми. Они были невероятно тёплыми и длились столько, сколько Юджи бы того пожелал. Он знал, что Годжо сойдёт с ума, если узнает, что он в чём-то предпочитал Нанами, а не обладателя Бесконечности. Было сложно не наслаждаться объятиями Нанами, что оказалось привилегией, которой ни у кого больше не было. Когда Юджи впервые встретил Нанами, он думал, что мужчина терпеть его не может. А оказалось наоборот. Нанами оберегал Итадори с яростью, способной напугать даже сильнейших существ. Он всегда напоминал Юджи, что пятнадцать — это ещё детский возраст, так что и вести себя он должен соответствующе. Он всегда говорил, что взрослый обязан ставить жизнь ребёнка выше своей собственной. И говорил он это с такой твёрдостью, что Юджи хотелось расплакаться каждый раз. Нанами всегда ставил здоровье и счастье подростка превыше всего остального. Например, когда он провалил миссию по убийству проклятия со стёганым лицом, Нанами заключил Юджи в объятия, увидев того расклеенным и винившим себя в смерти Джунпея и побеге проклятия. С тех самых пор, Нанами позволял Юджи обнимать его без возражений. Более того, Нанами сам обхватывал Юджи и успокаивающе гладил его по спине. Каждый раз Юджи начинал плакать в грудь Нанами, в результате чего мужчина начинал напевать что-то, пока мальчику не становилось лучше.

Годжо всегда стремился защитить Итадори, а сам подросток видел в нём дурачащегося старшего брата большую часть времени и заботливого родителя, когда тот вёл себя спокойнее. Однако Нанами вёл себя как внимательный отец всегда, и это не позволяло Юджи относиться к нему как-то иначе. Нобара и Мегуми также были его семьёй. Они оба вели себя как старшие брат и сестра, которые старались уберечь его от опасности, или как младшие, которые ссорились по мелочам. Иджичи заботился по-своему, нервно, напоминая Юджи дядю, которого он всегда хотел, но которого у него никогда не было. Несмотря на его странные манеры, Тодо также приглянулся Юджи. Тодо многому его научил, да ещё и методы подбирал, чтобы даже такой тугодум, как он смог понять. Это заняло некоторое время, но Юджи также любил Чосо и видел в нём старшего брата. Чосо любил Юджи будто бы это было легче всего. Было странно узнать, что они оба были родными детьми Кенджаку, но это только укрепило их узы. Ему также нравились второкурсники, особенно Юта, чей голос был самым успокаивающим из всех, что Юджи слышал. Он сильно любил Джунпея, мальчика, которого он не смог спасти. Но даже так, те мгновения, проведённые с Джунпеем были полны веселья. Юджи никогда не смог бы забыть яркую улыбку Джунпея.

Он любил их так сильно.

О нём заботились.

У него были друзья.

У него была семья.

Он не мог представить жизни без них.

Но он должен был.

Они все умерли.

Их больше не было в его жизни.

Их больше никогда не будет в его жизни.

Юджи тихо всхлипнул, пытаясь укрыться в объятиях Сукуны. Он хотел разозлиться. У него было полное право злиться на монстра перед ним. Монстра, который сохранил ему жизнь, не дав снова встретиться с его близкими. Сукуна был ужасен. Он совершал такие зверства, которые никогда не смогут оставить Юджи в покое. Несмотря на это, злости не последовало.

В Юджи ничего не осталось. Он оцепенел. Он так устал. Он не хотел больше сражаться. Незачем было больше пытаться защитить опустевший мир. Некому было помогать.

Он просто хотел умереть поскорее.

Его дедушка хотел, чтобы он умер в кругу своих близких. Это были его последние слова и парень пытался сделать всё, чтобы выполнить его просьбу. Обеспечить всем достойную смерть стало главной целью Юджи. Она побуждала его идти вперёд, несмотря на жестокость этого мира. Она помогала удержать яркую улыбку на лице и надежду в душе.

Если Юджи умрёт сейчас, то никто не будет держать его руку и не скажет успокаивающих слов, пока он уходит на покой. Он умрёт в одиночестве. Единственная вещь, которую дедуля умолял избежать. Это было его последнее желание. Дедуля потратил свои вдохи, наказав Юджи защищать других и иметь кого-то, кто мог проводить его в последний путь. Юджи подвёл своего дедулю. Он не мог исполнить даже своего обещания. Он не ожидал, что из всего возможного, провалит именно эту просьбу. Юджи должен был сделать всё возможное, чтобы сдержать обещание. Но он не смог.

— Прости.

— Что?

Скорость, с которой Юджи повернул свою голову, чтобы посмотреть на Сукуну, должна была сломать ему шею. Казалось, будто мир перевернулся с ног на голову. Левое было правым. Верх был низом. Горячее было холодным. А Сукуна извинился.

Сукуна вздохнул, ещё больше удивляя подростка.

— Прости. Я не могу убить тебя, и я, блять, понятия не имею, почему. Я просто не могу. — Слова проклятья звучали мягко и побеждённо. Четыре алых глаза глядели на Юджи с водоворотом эмоций, разбираться в котором у мальчика не было сил. — Я не этого хотел.

— Ты не хотел? — Юджи хотел разозлиться от его слов. За столько времени Сукуна решил проявить милосердие именно в тот момент, когда Юджи хотел умереть больше всего. Он хотел накричать на Сукуну, хотел, сказать, что Сукуна лгал и он хотел убить всё живое на планете. Но Юджи мог позволить себе только что-то невнятно промычать, пока на груз на его душе становился тяжелее. 

— Не хотел. Я никогда не планировал делать эту планету безжизненной. Я вообще не собирался выходить за границы Японии. Маги и проклятья существуют только на этих землях, больше их нигде нет. Поэтому у меня не было ни причины ни желания уничтожать всю жизнь на Земле.

— Так почему же ты это сделал?

В выражение Юджи вернулась опустошённость, а его голос вызывал досаду у Сукуны. Теперь, когда Сукуна обнаружил, что удушающее чувство было виной, эта вина становилась тяжелее.

— Проще говоря, я потерял контроль. После восстановления своей истинной формы, всплеск силы был настолько велик, что затуманил мне разум и оставил только желание разрушать.

— Ты сожалеешь об этом?

— О чём конкретно? — Аккуратно ответил Сукуна. Он понимал, что ответить положительно на такой расплывчатый вопрос, могло привести к заблуждению, а врать уже не было нужды.

Юджи молчал на протяжении очень долгого времени. Выражение его лицо оставалось пустым, а глаза не выражали ничего, что могло бы подсказать, о чём думал подросток. Розововолосый мальчик судорожно вздохнул и он снова уткнулся головой в живот Сукуны.

— Ты жалеешь, что не попробовал мороженое?

Поначалу проклятие было в полнейшем замешательстве от странного и, казалось бы, случайного вопроса. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем из недр сознания всплыло воспоминание с такой силой, что Сукуна даже не пытался подавить его.

***

Эй, Суку!

Никогда больше не называй меня так, малец. Что тебе надо?

Я хотел задать тебе вопрос и мне очень важен твой ответ!

Хм. Смело полагать, что твои идиотские вопросы достойны ответа.

Эх, жаль. Ну, пойду спрошу Годжо-сана, он-то точно ответит, потому что ты-

Задавай свой чёртов вопрос, малец. Не смей звать сюда этого невыносимого мага.

Хорошо, не буду. А теперь, я должен знать, о Господин Сукуна. Каков Ваш любимый вкус мороженого?

Что.

Ой да ладно, у тебя он должен быть!

Сопляк, я понятия не имею о каком “мороженом” ты говоришь.

Ах да, ты же старик. Ну, мороженое — это крутой десерт, который может быть разных вкусов, типа шоколада или ванили. Оно холодное и похоже на крем, а ещё его приятно есть в жаркую погоду. Вкусы обычно сладкие, но я пробовал некоторые странные, которые не были сладкими. Я как-то попробовал мороженое, которое по вкусу было как курица-

Зачем ты говоришь со мной о такой бессмыслице?

Потому что мне скучно! Мы сидим в этом подвале уже несколько недель, а у меня даже телефона нет!

Тц. Конечно же твой жалкий разум не может выдержать и малейшего ожидания.

Эй! Ты отвечаешь мне, значит тебе тоже скучно!

Нет.

Да. С тех пор как мы начали жить в подвале школы, ты стал более разговорчив. Не думаю, что будет вредно узнать друг о друге немного больше.

Я никогда не прекращу удивляться твоей тупости, малец.

Грубо. НО! Ты всё ещё не ответил на мой вопрос.

Мне нет дела до столь бессмысленных вещей! Я бессмертное проклятие, мне не нужно питаться и не нужно было уже тысячи лет!

Так в те времена, когда ты жил, не было десертов?

Эра, в которой я был рождён была беспощадна. У меня нет приятных воспоминаний о ней, а если в то время и были какие-либо угощения, то я не помню их вкуса.

Может я могу помочь! Что, если я приготовлю или куплю десерт, а ты призовёшь один из своих ртов и съешь его!

Это самая идиотская вещь, которую я только слышал.

Но ты не отказался.

……

Есть! Я попрошу Годжо купить немного мороженого для начала! Я уверен, у тебя хорошо так подмёрзнут мозги! Это довольно больно, знаешь ли. Не думаю, что ты выдержишь холода.

Как ты смеешь предполагать такое?! Я не слабак! Я могу выдержать даже температуры, от которых кровь обращается в лёд.

Ты в деле!

***

У них так и не было соревнования по поеданию мороженого или иных приятных разговоров на подобные темы. Месяца, проведённые в подвале, были самыми мирными в жизни Сукуны. Поразительно, как быстро эти воспоминания канули в лету с возвращением большего количества пальцев. Вспоминая множество их разговоров, Сукуна крепче прижал Юджи к себе.

Юджи ненавидел одиночество, поэтому он с удовольствием спрашивал Сукуну о его жизни и интересах. Для проклятия это выглядело, будто Юджи пытается своеобразно вытянуть из него информацию, которую позже можно будет использовать против него же. Когда он понял, что повседневные вопросы Юджи не имели никакого веса для магов, он стал чаще взаимодействовать с парнем. Никто раньше так не интересовался его жизнью. Урауме были больше верным помощником, нежели чем другом. Они никогда не спрашивали о его любимом цвете или любимом запахе цветов. Юджи задавал эти вопросы с таким энтузиазмом, что Сукуна сам втянулся и начал отвечать на бесчисленные вопросы мальчика. Когда Юджи не задавал случайные вопросы, он готовил для себя и Годжо. Подросток был невероятно талантливым поваром, за что постоянно получал комплименты от Годжо и одобряющее мычание от Сукуны. Юджи всегда готовил большие порции из-за того, как много Годжо ел, чтобы пополнить свой бездонный запас проклятой энергии. В то же время, подросток готовил достаточно много, чтобы Сукуне тоже доставалась его стряпня на пробу. Проклятие никогда не ожидало таких добрых жестов. Благодаря Юджи, он мог погрузиться в мир заботливой готовки и вредного фастфуда.

В какой-то момент, Сукуна и сам начал заводить разговор с Юджи, не дожидаясь, пока это сделает парень. Проклятие наслаждалось, заставляя Итадори внезапно рассмеяться посреди тренировки с Годжо из-за рассказанной им ужасной шутки. Большую часть наслаждения он получал от того, как смущался Юджи, и того, как сбит с толку был шестиглазый маг. Однако малая его часть чувствовала тепло, видя светлую улыбку Юджи и радостный смех.

Как будто уход из подвала заставил и привязанность к подростку покинуть его.

Он никогда не думал о времени, проведённом в подвале до сих пор. Для Сукуны ничего не стоило вот так откинуть новообразовавшиеся узы, чтобы вернуться к своим планам по уничтожению магического мира и восстановления своей полной мощи. Из-за того, что его планы провалились от спешки, Сукуна начал чувствовал вину, которой не было ни при одном из его геноцидов или нападений. 

Все его старания по восстановлению позиции Короля Проклятий были ни к чему. Хоть его форма и силы восстановились, в этом уже не было смысла. Он не мог править умершими подданными. Он не мог радоваться пустому миру. Причиной, по которой он держался за мир смертных, была надежда переродиться и вновь занять своё заслуженное место Короля Проклятий. Из-за нежелания умирать Сукуна оказался в странном промежуточном состоянии на тысячи лет. Он провёл тысячи лет без возможности почувствовать солнце на его коже  или поговорить с кем-нибудь. Сукуна так долго провёл в этом состоянии, строя планы, что он будет делать, когда переродится, что успел позабыть, каково быть живым. Он планировал провести оставшуюся жизнь наслаждаясь теплотой солнца, красотой леса или даже мягкостью шкур животных, параллельно уничтожая своих врагов.

Сукуна разрушил всё, чего он так долго ждал. Даже после всего, что он сделал, чтобы обеспечить себе победу, он всё равно проиграл. Проклятию оставалось только подвергать сомнениям все его действия, гадая стоило ли оно того. Чёткого ответа он не нашёл, что само по себе было ответом. За все эти годы Сукуна никогда не чувствовал столько сомнения в своих планах. Хотя все его прежние планы увенчались успехом. Но сейчас всё было иначе, а следовательно и реакция Сукуны изменилась. Этот сокрушительный провал в осуществлении скрупулёзно подготовленных планов пошатнул само сознание Сукуны.

Он проиграл.

Он наконец-то проиграл.

Он бы солгал, если бы сказал, что победил. Понятие проигрыша было незнакомо Сукуне. Он всегда гордился своей способностью выходить победителем вне зависимости от оппонента. Когда Сукуна видел существо слабее себя, он чувствовал такое отвращением к нему, что убивал это жалкое создание без сомнения. Слабым не было места в этом мире, в мире Сукуны. Неудача доставалась слабым, а победа — сильным.

Был ли теперь слабым Сукуна? Все его убеждения, в которые он верил веками, обернулись против него. Слабые ошибались. Сукуна ошибался. Эта мысль ещё больше ударила по проклятью. Избранный им путь привёл к смерти Урауме, к смерти флоры и фауны, к смерти людей и проклятий, которыми он собирался повелевать, к смерти магов, которые были единственными, кто мог подарить ему достойную битву.

Было бесчисленное множество путей, по которым мог пойти Сукуна, но он выбрал именно тот, что обернулся наибольшим количеством разрушений и смертей. Навязчивая мысль закралась в неугомонный разум Сукуны. А что если бы он поучаствовал в этом соревновании по поеданию мороженого с Юджи?

Как мысль закралась, так она не собиралась уходить. Воображение подкидывало ему картины смеющегося Юджи и гладящего его по макушке Сукуны. Картины Юджи и Сукуны, обсуждающих, кто может быть лучшим персонажем в какой-то глупой кинофраншизе. Картины Юджи, обнимающего Сукуну, только чтобы испачкать старшего в муке. Картины Юджи и Сукуны, пытающихся столкнуть друг друга в бассейн.  Счастье и тепло, которое источали эти картины были настолько яркими, что казалось, будто он смотрит во временной цикл, которого никогда не существовало. В дополнение, Сукуне казалось, что он копается в воспоминаниях настоящего человека, несмотря на то, что все картины были произведены сознанием самого Сукуны.

Этот путь мог бы существовать, если бы Сукуна изменил свои планы. Он бы просто пожелал вернуть своё тело и ничего больше. Он бы не начал геноцид всего мира. Но что сделано, то сделано. Он не может изменить прошлое.

— Сукуна?

Упомянутое проклятие было вырвано из водоворота мальчиком, с которым были связаны появляющиеся воспоминания. Древнее существо почувствовало, что крошечные руки, державшиеся за него, отпустили. Голова Юджи была опущена, а капли слёз оставляли следы на песке под ними. Песок становился всё темнее от падающих на него слёз. Будто бы они отдавали своё бремя белоснежному песку. Итадори упал на колени, его руки безвольно свисали по бокам. Сукуна, застигнутый врасплох, сделал шаг назад. Это было словно огромное дерево смотрело на маленького жучка. В своей чудовищной форме он глядел на мальчишку, нависая над ним, и этот вид переворачивал что-то внутри. В прошлом Сукуна считал маленькую фигуру Юджи жалкой. Он наслаждался тем, как мог взирать сверху на мальчика, с высоты своего усыпанного черепами трона или в своей большой форме. Эти чувства не приходили, что слегка раздражало Сукуну. Незнакомые чувства и мысли оскверняли свирепый характер Сукуны. Казалось, будто сама душа, что должна быть холоднее смерти, была объята теплом. Теплом, которое точно ему не принадлежало. Тем не менее, похоже, Сукуна никак не мог обратить смягчение всего его существа. Король Проклятий преклонял колено перед мальчиком. Хоть проклятие и оставалось выше парня, это не умаляло смысла, заложенного в его действие. Преклоняться перед магом, человеком, ребёнком. Никто не мог добиться этого от Короля Проклятий. Сукуна положил одну из своих больших, когтистых рук на невозможно крохотное плечо мальчика.

— Юджи.

Губы Юджи начали дрожать, когда он услышал, что проклятье произносит его имя в первый раз. Мало того, проклятье произнесло его имя с таким беспокойством, что Юджи хотелось взбеситься и завопить одновременно. Тепло руки Сукуны успокаивало, а не угрожало. Это не должно происходить. Итадори отчаянно желал тепла от кого угодно кроме Сукуны. Это должен был голос Годжо, смягчённый беспокойством, спрашивающий Юджи, в порядке ли он, и говорящий: «Сенсей рядом, Юджи-кун. Я не позволю, чтобы что-нибудь случилось с тобой. Ты с сильнейшим, как никак! Не беспокойся, хорошо? Со мной ты всегда будешь в безопасности». Пока Годжо успокаивал Юджи, Нанами бы увлёк подростка в свои расслабляющие объятия, не говоря ни слова, только напевая убаюкивающий мотив и поглаживая бедного мальчика по спине. Мегуми и Нобара бы чуть ли не силой заставили бы Юджи взять выходной, показывая свою заботу, Нобара красила бы ему ногти, а Мегуми бы готовил куриные тефтельки, как Юджи его учил, только чтобы тот смог поесть что-то тёплое. В конце концов, он бы попытался заснуть, и Чосо зашёл бы в комнату и начал запускать свои пальцы в его волосы, чтобы Юджи перестал вертеться и копошиться.

Это то, что сделала бы его семья, если бы они увидели Юджи в его нынешнем состоянии. Они бы показали ему, как его обожали, отплачивая за так часто выражаемую Юджи любовь. Это было бы так здорово. Пустота в сердце Юджи была бы заполнена любовью самых близких людей. Он больше не был бы один.

— Юджи.

Но он был. Блять, он был один. Он правда был один. Юджи сильно закусил губу, чтобы не дать больше всхлипам сорваться. Вся сила ушла из его конечностей, его когда-то непоколебимая воля была разбита в пух и прах, когда он осознал действительность происходящего. Когда он увидел трупы Годжо и Мегуми, его воля к жизни умерла с ними. Устойчивый вес руки Сукуны предлагал комфорт, который бедное тело принимало. У него не было сил ни скинуть руку проклятья с себя, ни поднять голову, чтобы смерить взглядом монстра. Ещё одна рука потянулась к его волосам, поправляя его спутанные волосы успокаивающими поглаживаниями. Пустота внутри него росла. Чосо должен был делать это. Не он. Не он. НЕ. ОН.

— Я хочу уйти… — проборматал Юджи сломанным голосом. — Пожалуйста…

— Я знаю, Юджи. — Сукуна почувствовал пронзающую его боль, что была более мучительной, чем любое ранение, которое проклятье когда-либо получало. — Я знаю.

— Пожалуйста. Я хочу уйти. Я хочу уйти! Я хочу увидеть Г-Годжо-сана и Мегуми-ми и Но-Нобару и Н-Н-Нанамина! Я хочу обратно к своим братьям! Ч-Чосо и Тодо и-и Юте! Я хочу быть с ними, Сукуна! Пожалуйста! Мне уже не важно, что ты сделаешь, просто дай мне умереть! — Юджи прокусил губу от силы, с которой пытался приструнить себя. Кровь полилась из глубокой раны, но это не остановило лихорадочные мольбы Юджи. — Я скучаю по ним, Сукуна! Я не могу это больше терпеть! Я хочу быть с ними! Дай мне побыть с ними! ПОЖАЛУЙСТА! — Его последние мольбы становились всё более пронзительными из-за увеличивающейся нагрузки на горло.

Боль Сукуны была неописуемой. Этой боли не должно было быть, но, тем не менее, она присутствовала. Это была чистая агония, которую испытывал отец, видя, что не может ничем помочь своему больному ребёнку. Безнадёга оттого, что боль ребёнка растёт, а отец не может её облегчить. Ярость, которую чувствует отец оттого, что его драгоценного ребёнка списывают, как потерянный случай, продолжая заниматься другими детьми, чьи родители смогли заплатить больше. Отец очень молод и безнадёжно стоит вне больничной палаты. Отчаяние, с которым отец лечит своего ребёнка, которому становиться всё хуже, а боль всё растёт. Ужас оттого, что его ребёнок воет, как ему больно и как он хочет, чтобы это прекратилось. Пустота, заполняющая молодого отца, когда он видит, как когда-то весёлый ребёнок утратил свой свет. Мучение, которое чувствует отец, когда врачи, к которым он шёл несколько дней, заключают, что его маленький мальчик, его тигрёнок уже мёртв.

— Простите, Рёмен-сан. Он умер ещё несколько дней назад. Мы ничего не можем сделать.

— Мы знаем, как сильно вы горюете, Рёмен-сан, эта болезнь поражает всю долину.

— Рёмен-сан, вы должны отпустить его! Этот ребёнок заражён! Мы должны сжечь его с остальными!

— Юджи погиб, Рёмен!

Эти воспоминания не были его. Они не могли быть его. Это должно быть невозможно. Человеческая жизнь Сукуны была полностью размыта. Он не мог вспомнить ничего, кроме последних его деяний и казни. То, что было до, не было важно для увеличения силы. Его прошлое было незначительным.

Он почувствовал, как Юджи льнул к его руке, что невольно гладила того по волосам. Сукуна не осознал, что сам это делал. Мальчик снова замолчал. Каким-то образом в молчании Юджи чувствовалось завершение. Будто сломанные части Юджи продолжали крошиться, пока не превратились в пыль. Пыль, которую унёс с собой ветер, растворяя в белом песке пляжа.

Сукуна решил проигнорировать буйство в душе и разуме. Он перестал преклонять колено, чтобы сесть на песок и посадить Юджи на колени. Маленькие размеры парня всё также удивляли проклятие. Больше не было мстительных или садистских мыслей. Он не хотел использовать уязвимость мальчика против него. Он больше не хотел навредить парню. Сукуна одержал сокрушительное поражение. Когда проклятье приняло свою потерю и избавилось от жестоких помыслов, его накрыло волной чистого очарования и раскаяния по отношению к сломленному подростку в его руках. Привязанность, которую он чувствовал по отношению к Юджи, была такой знакомой Сукуне, несмотря на то, что проклятье никогда не испытывало такого чувства. Он часто насмехался над поведением людей. Считал их эмоции и узы жалкими. И уже в который раз его собственные убеждение обернулись против него.

Несмотря на то, что Сукуна считал себя выше всех существ, он испытывал те эмоции, что сам же и презирал. Люди не должны были становиться проклятьями, как это сделал Сукуна. Возможно, это было его наказание за нарушение законов природы. Его человеческое “я”, которое он давно позабыл вернулось, чтобы отомстить.

Тело Юджи было совсем вялым. Единственным доказательством, что он не умер, были судорожные вздохи. Душа Сукуны металась, а сам он не мог понять, что же делать с мальчиком. Убить он его не мог, но также понимал, как ужасно будет оставлять его одного на этой безлюдной планете. Сукуна ненавидел оба варианта.

Сукуна мог придумать третий. Должен же быть способ начать всё сначала и изменить всё, что он натворил. Он мог создать новый мир, который не закончит как этот. Мимолётно проскочили картины смеющихся Юджи и Сукуны. Это ощущение, будто картины — это воспоминания из другого времени. Другого времени.

В этой форме Сукуна был почти всемогущ. Он был богом. А будучи богом, Сукуна должен быть способен создать новый мир, новый временной цикл. Если нет, то Юджи и Сукуна застрянут на этой убогой планете без надежды на счастье. Счастье. Это то, чего он для Юджи.

Он должен попробовать.

— Юджи. Мне так и не удалось ответить на твой вопрос ранее. Прошу прощения. — Сукуна старался говорить потише, так как казалось, что в противном случае он может спугнуть мальчика. Юджи таки дёрнулся от неожиданных слов проклятья, но быстро вернулся к прежней вялости и неподвижности. Хотя Юджи всё ткунлся в торс Сукуны, единственный источник тепла, оставшийся у парня. Нижней парой рук он держал Юджи, а верхней — расчёсывал его волосы и гладил по спине. С какой только мог мягкостью Сукуна положил свой подбородок на голову парня. Казалось необходимым быть как можно ближе, раз уж, если всё пойдёт так, как надо, этому миру скоро придёт конец. — Мне действительно жаль, что я не смог поучаствовать в соревновании с теми замороженными лакомствами с тобой.

Юджи замер, как только эти слова слетели с уст проклятья. Когда уставший мозг подростка переварил ответ Сукуны, Итадори тихо и изумлённо вздохнул. Ещё несколько слёз покатились по итак заплаканным щекам. Однако самая крохотная улыбка из возможных всё же появилась на усеянном шрамами лице Юджи.

— Я проиграл битву, которую начал. Я не настолько глуп, чтобы сказать, что чувствую победу хоть в чём-то. Все мои старания пошли насмарку, и в этом винить мне только себя. Теперь я сомневаюсь в своих прежних деяниях и размышляю, что могло бы произойти, не будь я столь жадный до силы. — Лицо Сукуны скривилось от признания. — Я испытал огромное удовлетворение, проведя время с тобой в этом ужасающем подвале. Я никогда не чувствовал такого спокойствия с тех пор. Я должен был понять, насколько полноценно было моё существование, когда я не был сосредоточен лишь на жестокости и убийствах. Это наслаждение, эта беспечность, эта наполненность — всё это было из-за тебя, Юджи. Ты действительно невероятный мальчик и мне стыдно, что я никогда тебе этого не говорил. Мне стыдно, что пришлось разрушить весь мир, только чтобы увидеть твою необыкновенную личность. Силы и доброты в тебе несравнимо больше на фоне огромного множества существ, что я встречал за прошедшие века.

Чем больше Сукуна говорил, тем проще ему становилось признаваться в своих сожалениях и любви к мальчику, которая, видимо, всегда у него была. Сукуна увидел, как дрогнула маленькая улыбка на лице Юджи, в попытке сдержать слёзы. Не похоже, чтобы это работало, так как только слёзы потекли только сильнее, а улыбка подростка стала чуть шире. Сукуна остановился ненадолго, задумавшись, как объяснить свой план Юджи. Когда он взглянул вниз на мальчика, к нему пришёл ответ:

— Я ошибся, но, может быть, я могу начать всё сначала. Однако я не воспользуюсь этим шансом, чтобы сотворить то же, что и в этот раз. Даже наоборот, я хочу восстановить прежнюю красоту этого мира. Я не думаю, что смогу сделать этот мир ровно таким же, каким он был. Все подвергнутся фундаментальным изменениям, ведь у игр со временем всегда есть последствия.  — Он почувствовал, как Юджи резко ахнул и начал шевелиться под ним. Сукуна повернул голову и его встретил ошеломлённый взгляд парня. Его когда-то бледные глаза начали становиться ярче, возвращаясь к своему золотому цвету. Впервые за несколько столетий на губах Сукуны расползлась искренняя улыбка. — Если всё пройдёт хорошо, у тебя будет новая жизнь с твоими друзьями и семьёй. Я не могу гарантировать, какой будет твоя новая жизнь, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить твою защиту и опеку.

Улыбка Юджи становилась ещё шире, пока не стала той самой яркой улыбкой, за которую подросток был известен. Надежда вновь разгорелась. В глазах Юджи были проблески сомнения, но они были перекрыты чистой радостью от возможности снова увидеть своих близких. Тем не менее, Сукуна заметил недоумение подростка:

— Я в курсе, что эти действия не похожи на меня. Однако, я заметил смягчение своей души, когда воспоминания, о которых я давно позабыл, вновь дали о себе знать. Не могу сказать, когда точно произошло это изменение, но я уже не то проклятье, каким был раньше. Для того есть множество причин, но я не хочу обременять тебя этой информацией. — Сукуна чувствовал, что его силы стали покидать его. Это было бесконечно малое количество, такое, что с лёгкостью могло остаться незамеченным, не будь Сукуна на чеку. Проклятье приняло это за знак, что время подходило к концу. Если он будет тянуть ещё дольше, то не сможет изменить основы времени.

— С каждой минутой время, оставшееся для совершения столь глобальных изменений, становится всё меньше. Глупо было с моей стороны полагать, что моя истинная форма сможет долго продержаться. В конце концов, я должен быть мёртв. — Сукуна положил свою руку себе на грудь. Его душа и изменяла свою форму и становилась слабее. Она начала напоминать жалкие души людей. Его существование в форме проклятия и правда подходило к концу. — Мы должны действовать быстро, чтобы этот план сработал.

Создание нового мира разительно отличалось от призвания территории. Однако основной принцип был похож. Его главной целью было дать Юджи ту жизнь, которую он потерял. Его Демоническая гробница была физическим воплощением души Сукуны, она стала основным местом обитания Сукуны. Каждая деталь в его территории была там только по его воле. Если он хочет создать мир, в котором счастье Юджи стояло превыше всего, то ему понадобится душа парня. Только душа Юджи знает, что обезопасит и осчастливит Юджи. Придётся дорого расплатиться за его душу.

Другими словами, ему придётся убить Юджи.

Смехотворным был факт, что когда ему больше всего нужно было убить парня, Сукуна не хотел этого делать. Но он знал, что иного пути нет. А даже если бы был, у Сукуны не было времени размышлять об этом. Он выпустил Юджи из крепкой хватки. Мальчик сел на землю, опустив руки на колени. В отличие от прошлого раза Юджи не дрожал, он улыбался. Слова, которые Сукуна хотел произнести, застряли в его горле. Он поднял левую руку из верхней пары в воздух. Он оцепенел.

Итадори положил свою голову на руку Сукуны. Во взгляде его золотых глаз было лишь тихое принятие. Подросток кивнул замершему проклятию.

Юджи уже знал.

Собирая остатки решимости, Сукуна пересилил себя и крепко прижал свою ладонь ко лбу мальчика. В своих чертах он пытался показать как можно больше уверенности. Надежда на второй шанс была слишком сильна, чтобы они оба могли её проигнорировать. Сукуна выдохнул и закрыл глаза, не зная, что Юджи сделал то же самое.

Между ними воцарилась минута молчания. Юджи был полностью расслаблен и выглядел умиротверённей, чем Сукуна когда-либо его видел. Сукуна глубоко вздохнул и подготовил свою проклятую энергию.

Один удар и Юджи был сражён.

Сукуна поймал безжизненное тело мальчика. В центре его лба была дыра и из неё вытекали ручейки крови. Мучительная жизнь подростка была прервана безболезненной смертью. Даже после убийства мальчика, который так неожиданно изменил отвратительное существование Сукуны, он вынужден был сделать что-то ещё более ужасное. Ему нужна была душа подростка, не тело.

Языки пламени начали поглощать тело мальчика, которого Сукуна заставил так страдать. В отличие от других случаев, когда он сжигал своих врагов, в этот раз не было слышно ни криков боли жертвы, ни смеха Сукуны. Пламя принялось за персиковые волосы Юджи. Каждое подрагивание пламени ласкало покрытое шрамами тело мальчика. Его кожа не таяла так мерзко, как привык Сукуна. Вялое тело Итадори просто обратилось розовыми искорками. Яркость, которой был известен парень была более буквальной, чем метафорической. Сукуна не мог сдержать улыбку, думая об этом.

В конце концов от Юджи остались только ярко-розовые искры. Они сформировались в большую сферу с несколькими завитками. У каждого завитка были особые черты. Искорки принимали различные формы и цвета в зависимости от предмета на завитке. На одном, например, были розы, а на другом — клочья теней, оба защищающе обвивались вокруг выбранного завитка. Был ещё завиток обмотанный в пятнистую ткань. Другой был объят кровью и фиолетовым шарфом. Самым ярким был завиток с чёрными и белыми кольцами и голубыми пятнами. Кольца переплетались так, что напоминали непробиваемый щит. Было ещё множество завитков, которые представляли из себя самые странные  предметы. Дождевой червь в форме человека, очки в фиолетовой оправе. миниатюрный автомат патинко и даже миниатюрная пара рук, которые, кажется, хлопали.

Этого мальчика действительно любили многие. Сукуна не мог понять, кого представляет каждый завиток. Он полагал, что тот с переплетающимися кольцами принадлежал Шестиглазому магу, а тот, с клочьями теней принадлежал обладателю Десяти Теней. Хотя он и знал имена этих конкретных магов, он чувствовал, что больше не имеет права произносить их имена. Не важно, ему не понадобиться это для осуществления плана.

Сукуна взял душу так осторожно, как только мог. Душа Юджи была столь хрупкой, а Сукуна не привык держать такие нежные вещи. Как только он коснулся души, его встретило тепло. Некоторые завитки отстранились, а другие заняли нападающие позиции, которые были похожи на поведение злой змеи. Сукуна знал, что с его нынешней силой он мог творить вещи взмахом руки. В дополнение он призвал всё, что хотел в свою территорию. Единственным способом, который Сукуна придумал, оказалось желание создать новый мир с помощью души Юджи. Это должно сработать. Должно.

“Пожалуйста, блять, сработай”, — промычал про себя Сукуна. Он запустил руки глубже в душу со скоростью, которой могла позавидовать черепаха. Когда он почувствовал, что хватка на столь неосязаемом объекте стала крепкой, он начал растягивать душу нижней парой рук. Он собрал проклятую энергию во всех четырёх ладонях. От дополнительной энергии душа начала сиять ярче, возвращая силу своей колеблющейся форме. Сукуна убрал верхнюю пару рук с осторожностью. Алые очертания проклятой энергии Сукуны окружали проклятье. Он поднял душу в воздух.

Солнечный пляж потемнел, а волны застыли на месте. Душа Юджи была такой светлой, что солнцу больше не нужно было освещать мир. Сукуна заметил затемнение неба и замирание воздуха. Несмотря на уничтожение всей жизни на Земле, Сукуне всё ещё казалось, что за ним наблюдают. Было иронично, что Юджи заставил весь мир замереть, а не Сукуна. Что осталось от природы наблюдало за душой парня. Сукуна закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на душе Юджи, которая теперь начала пульсировать. Он глубоко вдохнул несколько раз, пока не вошёл в лёгкий транс.

Разум Сукуны объяло спокойствие, позволяя всем ненужным мыслям и отвлекающим факторам оставить его. Его руки повторяли движения морских волн, вперёд и назад и вправо и влево. Каждое движение побуждало душу Юджи расти шире и выше. Закончив с движениями океана, руки Сукуны начали напоминать вращающиеся ветра. Нижняя пара рук завернула вверх вправо, а верхняя — вверх влево. Пары рук попеременно двигались вправо-влево. От этих движений душа начала закручиваться в водоворот, пока не стала напоминать портал. Проклятье прекратило циклические движения, когда поняло, что душа Юджи была подходящей формы. Час настал. Он собрал всю, до последней капли, силу и волю, что у него остались. Ему осталось только сказать, чего он хотел. Так это всегда и работало.

“Пусть этот мир начнётся сначала. Пусть жизнь вернётся на свет. Жизнь, которую я отнял”, — Сукуна почувствовал, как стремительно сила начала покидать его тело, как только он произнёс эти слова. Без ведома Сукуны, чьи глаза всё ещё были закрыты, отметки на его теле начали угасать.

“Пусть Юджи будет счастлив. Пусть он будет под защитой. Пусть он будет любим, как он того заслуживает”, — Сукуна почувствовал, как его накрыло ещё одной волной слабости. Его колени начали несильно дрожать. Он закусил губу и продолжил, — “Я хочу быть с ним, чтобы поддержать, но знаю, что ничем не заслужил второй шанс. Пусть его семья и друзья получат этот шанс.”

Позади Сукуны образовались шесть пустот разного цвета. Справа налево их цвета были: голубой, жёлтый, чёрный, оранжевый, фиолетовый и красный. Из пустот начали появлятся покалеченные конечности вместе со странными щелчками и шипением. Сукуна решил проигнорировать звуки, пытаясь преодолеть слабость, расползающуюся по каждому сантиметру его тела. Его нижняя пара глаз полностью исчезла. Татуировки, которые были на нём с тех пор, как он стал проклятьем, быстро пропадали. Остались только тату на запястьях и подбородке.

“Пусть всё родится заново. Пусть появится новая временная линия, а эта будет забыта.”

Нижняя пара рук Сукуны исчезла. Портал становился всё больше, а из центра души разлилась уйма цветов. Каждая сущность из пустот теперь явилась миру в полной форме.

“Пусть этот мир подойдёт Юджи.” Сущности вошли в портал без сомнения.

Тату на запястьях и подбородке исчезли.

“В аду и на земле лишь я один не достоин.” Сукуна слегка усмехнулся от коверканье печально известной фразы обладателя бесконечности. Дрожь, что началась в его коленях, распространилась на всё тело. Он начал  задыхаться и потеть, пока использовал остатки своей проклятой энергии, чтобы воплотить всё, что пожелал. Мир потемнел для проклятья, пока его божественная форма вернулась к телу человека.

Он больше не был огромным проклятьем, которое могло сразить миллиарды, он был простым человеком средних размеров, которому не хватало лишних частей тела и татуировок.

Итак, Король Проклятия пропал.

Рёмен стоял перед сверкающим порталом. Он открыл свои глаза медового цвета и ласково взглянуть в воплощение существа своего сына. Оно излучало тепло, которое его мальчик дарил всем, вокруг себя. Окружение молодого человека начало разлагаться. Буйные порывы ветра толкали его вперёд, к странному порталу. Рёмен не собирался игнорировать намёки, так что он пошёл вперёд с нежной улыбкой.

“Не могу дождаться нашей встречи, мой тигрёнок.”