Глава 4, в которой загадки бывают очень полезны

Молчание тягостно разлилось по комнате, заполонив и душу, и мысли. Дождь стучал в стекло. Начало темнеть. Одхран сидел передо мной и, прислонившись к стене, дремал. Я запрещал себе закрывать глаза изо всех сил, но очень хотелось спать. День и без этого был трудным. От сытного ужина тепло разливалось по телу. Ничего так сильно не хотелось, как лечь и заснуть.

Нельзя.

Я поднялся и в который раз обошёл каждое помещение мельницы. Я осмотрел жернова, что как могильные камни были холодны и молчаливы. От скуки пересчитал сложенные мешки с мукой. Моë внимание привлекли белые следы на полу. Я наклонился. Прошёл по комнате и убедился, что линии, в некоторых местах стëртые, замыкаются кольцом.

Я кивнул затаившемуся Фаелану и вернулся в кухню. Одхран тихо посапывал.

Стоило мне сесть, как раздался стук в дверь. Я мгновенно вскочил и тут же одернул себя: суета делу помеха. Стук повторился и, как мне показалось, стал настойчивее. Когда постучали в третий раз, Одхран наконец продрал глаза и заспешил к входной двери.

– Лонан, братец твой, порасторопнее тебя был, – раздался голос водяного.

Он хлюпал с каждым словом, причмокивал губами и шумно вздыхал, будто здешний воздух шёл к нему в грудь с неохотой.

Я внутренне напрягся. Мне ещё не доводилось лично встречать хозяина реки. Всё, что я знал, было взято из услышанных баек да песен менестрелей. Я вопреки своей воле коснулся перстня на пальце, проверяя на месте ли он, и, казалось, только сейчас осознал всю опасность затеи. Перейти дорогу водяному – всю жизнь сторониться рек и озёр в страхе, что тебе помогут утонуть. 

В кухню ворвался запах тины и рыбы. Такой резкий, что его могли бы вынести лишь коты, рыбаки да их жëны. В дверном проëме возник пучеглазый старик, сложивший руки на довольно большом животе. Вода стекала с него крупными каплями, заливая пол и распространяя сырость по всей комнате. Борода и усы его, опутаные тиной, отливали зелёным цветом. Гость обернулся. 

– Это кто? 

– Бран-путешественник, – как договаривались, представил меня Одхран. – Идёт в Юзлипфорд, ищет работëнку по силам. 

Водяной хмыкнул. Прошёл к столу и уселся на стул, напротив окна. 

– Ты б, малëк, шёл спать, – пробулькал речной дух, глядя мне прямо в глаза. 

Я с трудом заставил себя выдержать его взгляд. Те долгие мгновения я ощущал, словно надо мной нависает толща воды, а воздух выходит из моих лёгких. Дыхание моё напряжениëнно замедлилось. 

– Малëк – не малëк, а без глотка пива и сон не идёт, – выдавив улыбку, проговорил я. 

Водяной недовольно причмокнул.

– И то верно, – поддержал мельник. – Отведай, гость дорогой, пива свежего.

– Можно, – согласился тот, и сунув руку в карман жилета, выудил кружку вдвое больше тех, что были у Одхрана.

Я на минуту поражëнно застыл. Чудо-жилетка, видимо, была хорошо зачарована. За всё время моих странствий, я встречал подобные вещи лишь трижды. Руки зачесались, а в голове уже пролетали десятки способов, как с её помощью можно проворачивать воровские делишки. Я постарался угомонить ход мыслей. Не сейчас. Всё внимание следует обратить на противника, иначе будет худо.

Тем временем Одхран поставил на стол три кувшина, и как мы договаривались, разделил меж нами. Водяной с удивлением выслушал всё и оценил гостеприимство. Гость сам налил себе пива и залпом выпил кружку. Тревожная игла кольнула моё сердце, когда я не заметил и малейшего возмущения на бледном лице водяного. Тот лишь провёл рукой по зелёным усам и крякнул.

– Слушаю тебя, Одхран, – произнёс он. – Что надумал ты? В ладу будем с тобой али в ссоре?

Мельник перевёл взгляд на меня. Я медленно моргнул.

– В мире, я полагаю, – не торопясь, ответил мужчина.

– Меня радует, что ты идëшь мне навстречу, – пробулькал водяной и забарабанил пальцами по столу. – Помнишь ли ты мои небольшие пожелания, дабы сотрудничество наше стало успешным?

– Напомни.

– На каждую полную луну – по кисету табаку. На чëрную луну[1] – по бочонку пива. А как красная луна[2] зальëтся – череп лошади подай, будь добр, – гость растянулся в поганенькой улыбочке.

Казалось, я слышал, как заскрежетали зубы мельника. Несмотря на то, что разговор явно не предполагал моего вмешательства, я попытался вклиниться. Иначе всё дело шло не по тому руслу, которое я уже подготовил.

– Да... Красная луна чудеса творит, – протянул я. – А слыхали ли вы исторю, как на кровавую ночку старик продал чëрту дочку?

Водяной поморщился. Наше положение становилось всё опаснее. В первую же попытку я выбрал неудачную тему. Видно, дух реки не в ладу с чëртом. Я бросил взгляд на мельника, тот тоже нахмурился.

– Слыхал, – сухо откликнулся гость. – Байка не нова и не ко столу.

– Ты слыхал да не ту, – быстро перебил я, на ходу меняя сюжет. – Та дочка жениху подстать: рогата и молока может дать.

Одхран хмыкнул. Ситуация наконец-то изменилась. А вот водяной сидел с немного озадаченым видом.

– Откуда же у неё рога?

– От матери.

– Так значит её мать корова? – начал догадываться гость.

– Не корова и не овца. А нарядили в платьица, лент вплели в волосá и пустили у крыльца. Свадьбу летом сыграли, когда вся земля белым укрыта.[3]

Мельник слегка улыбнулся, но вид его оставался растерянным. Речной дух почесал лоб и наполнил свою кружку новой порцией пива. За столом воцарилось молчание. Уболтать просто обывателя было гораздо проще. С духами приходилось действовать деликатно.

Водяной осушил кружку. И наконец рассмеялся.

– Речистый гость у тебя, – он хлопнул мельника по плечу и обратился ко мне. – Чëрта за козу... Вижу, язык у тебя подвешан, карасик. Дай и я тебе шутку загадаю.

Смех водяного прерывался бульканьем. Пара мутноватых глаз гипнотизировала. Взгляд духа вызывал где-то в груди тянущее чувство ожидания какой-то опасности после безмятежного затишья.

– Собрался рыбак на охоту. В лес зашëл, привычной тропой прошëл. И ни день, и не ночь, а так, луна с солнцем переглянулись и разминулись. Видит из-за куста уши торчат. Он удочку зарядил, крючок закинул и ждëт. Выпрыгнули из-за куста два зайца: старый слеп да глуп, а молодой больно резв. Какой заяц попал в улов? – растянулся в улыбке водяной. [4]

Одхран нахмурился. Растерянность читалась на его лице. Мельник буравил меня взглядом также, как и водяной. И оба ожидали ответа. А я почувствовал, будто проглотил кусок льда. Намëки я понимал в четырëх из пяти случаев.

– А не тот ли это молодой заяц, что из другого леса прибежал? – поинтересовался я.

– Из другого, из другого, – подтвердил гость. – Да никто его в лесу и не ждал. Но коли в котелок мясо нужно – два зайца не хуже одного.

– Таким крючком двух зайцев не ухватить. Тем более заяц ведь знаком с лесной кошкой, – хмыкнул я, стараясь не показывать в голосе волнения.

Водяной на мгновение замялся. Он приоткрыл и закрыл рот несколько раз, и в тот момент необычно сильно был похож на рыбу.

– Лесной кошкой? – переспросил речной дух.

– Да, – почувствовав себя более уверенно, кивнул я. – Лесной кошкой. Такой, что выше зайца, но ниже рыбака. Бурой да лохматой.

– И что же?

– Молодой заяц кошку кликнет и в улов не попадëт.

Водяной налил себе кружку пива, но не отпил. Он погладил зелëную бороду, и вновь на лице его заиграла улыбка.

– Так значит только старый заяц попался?

Я с напряжением вслушивался, не слишно ли какого-то шума из той комнаты, где притаился Фаелан. Как назло, не доносилось ни звука. Мои приготовления не оправдали моих надежд: чеснок не причил водяному неудобств, а превращения Фаелана в медведя не случилось.

Я опустил руки и в прямом, и в переносном смысле. Нервно потерев кисти рук, я бросил взгляд на притихшего Одхрана. Вполне возможно, если он и не понял истинного значения наших чудных присказок, то почувствовал настроение за столом.

Мои холодные пальцы коснулись рубинового перстня. Пожалуй, у меня ещё есть одна возможность. И я повернул рубин.

– Отчего же рыбаку так захотелось зайчатины? – поинтересовался я.

Водяной отхлебнул пива и закашлялся. Лицо его скривилось.

– С чего бы зайцу захотелось знать, чьим ужином он станет? – прокашлявшись, буркнул он. – Волк ли, человек ли – всë одно... Прескверное пиво!

Речной дух хлопнул по столу.

– Довольно толочь воду в ступе, – пробулькал он. – Говори, согласен ли ты, Одхран, на такие подношения? Или мне покарать тебя и твою мельницу?

Одхран молчал, покраснев от злости и напряжения. Я почувствовал, что лучше было бы сейчас находится под проливным дождём, чем на мельнице за этим столом. Мельник встал.

– Это грабëж! – рявкнул он и ткнул пальцем в грудь речного духа. – С моего брата подношения реже брались.

– Ты выбрал свою судьбу. Не будет колесо крутиться без моей воли. Не да-ам! – взревел водяной, окружая себя тусклым свечением.

Все последующие минуты я помнил как-то смутно. Ду́хи. Как часто они любят применять внушение на своих жертв. Мы вышли из мельницы под проливной дождь, даже не задумываясь о том, почему следуем за водяным. Я зацепился за единственное не пропадающее ощущение – жжение в левой руке – весь остальной мир словно бы приглушился на это время. Я сделал усилие, чтобы запнуться, когда до воды оставалось не больше трëх шагов.

Водяной уже вошёл в реку. Одхран ковылял за ним. Когда я упал, речной дух обернулся. Я опустил пульсирующую руку в реку. Вода вокруг кисти начала закипать.

– Что ты делаешь?! – вскричал водяной.

Оцепенение спало. Мельник очнулся от воздействия и ринулся вон из реки. Он опасливо заозирался и бросился под крышу мельницы.

– Не оставишь нас в покое – я вскипячу всю реку, – зло проговорил я и сжал кулак, терпя ноющую боль.

Водяной издал крик полный ужаса. Вода вокруг него пошла волнами. Дух негодовал и боялся. Река вокруг моей руки медленно, но верно начала нагреваться.

– Хватит! Хорошо. Хватит! – крикнул речной дух. – Ты переморишь всю рыбу!

– Клянись сутью! – рявкнул я, не вынимая перстня.

– Клянусь сутью своей, что не причиню своими деяниями вреда этим людям, – протараторил он. – Доволен?

Я кивнул и пальцами второй руки повернул рубин под водой. Боль начала стихать. Водяной зло пробулькал что-то на прощание и с шумом ушëл на дно.

[1] Чëрная луна – название новолуния в этом мире.

[2] Красная луна или Лунное затмение. Затмение происходит, когда Земля проходит между Солнцем и Луной, блокируя свет Солнца и проецируя тень Земли на Луну.

[3] Имеется в виду тополиный пух.

[4] Здесь стоит отметить два момента. Во-первых, речные духи крайне мало интересуются миром вне воды, оттого и познания их о сухопутных обитателях крайне скудны. И во-вторых, каждый порядочный дух, не только речной, не может устоять при возможности загадать какую-то загадку или дать простому человеку какое-то каверзное поручение.