Олег ждет его дома, как самый хороший мальчик. Сережа слышит, как он скулит, когда вставляет ключ в замочную скважину, нарочно долго возится с замками. Он знает, как Олегу слож-но. И это нравится ему, нравится, что Волков выбирает сложности, но рядом с ним, чем легкость где-то еще.
— Ну все, все, хороооооший, — Сережа поправляет лямку рюкзака правой рукой, левой – ерошит волосы на затылке Олега.
Тот смешно по-песьи подпрыгивает вокруг, отталкиваясь от пола плотными резиновыми лапами.
— Хороший мальчик… соскучился… — Сережа любуется Волковым, поглаживает его по спине, чешет за ушком, проводит подушечками пальцев по шее.
Волков красивый, особенно красивый, когда стоит перед ним на коленях, когда на его шее красуется ошейник, когда его торс плотно обнимает кожаная портупея, а между ягодиц свисает серый пушистый хвостик, который должен щекотно касаться его яичек.
Сережа не знает, как это ощущается изнутри, но надеется, что ахуенно, потому что член Олега стоит, твердый и гладкий.
— Мне нужно помыть руки, ну куда ты лезешь? — он смеется. — Олег трется лицом о его промежность, и Сережа чувствует как заводится не только от картинки, но еще и от этого, от того, как Олег далеко высовывает язык и, поднырнув под его футболку, проводит языком по горячей коже живота, а потом прикусывает ее же.
— Успокойся, – повторяет Сережа и легонько шлепает Олега по губам, разворачиваюсь в сторону ванной комнаты.
Он заходит туда ненадолго: вымыть руки и освежиться, но плотно закрывает за собой дверь, чтобы снова послушать, как Волков скребется с той стороны.
Сережа знает, что должен проверить, насколько его “лапы” надежно зафиксированы на запястьях, а еще — вставить Олегу кляп, потому что в пылу возбуждения он почти наверняка будет слишком громким и едва ли сможет контролировать слова, которые будут рваться из его груди.
Он разглядывает свое лицо в зеркале: пожалуй, под глазами залегли слишком глубокие синяки, но он не мог работать меньше на этой неделе. Ничего, сегодня они с Олегом помогут друг другу расслабиться, а завтра будут спать весь день. Нужно только продержаться еще немного, прежде чем дать ему все то сладкое, чего так хочется Волкову.
– Вот так, умница. Служить! — Сережа ждет, пока Олег поднимется, опершись о жесткий пол только коленями. Эти синяки на ногах особенно заводят его: на коленях, заднице и бедрах, везде, где Сережа пожелает их оставить. А Олег примет, с благодарностью и послушанием.
— Вот так, умница, — повторяет он. — Теперь сидеть… Лежать…
Последний приказ Всегда дается Волкову с некоторым трудом: вытягиваться на холодном полу неприятно, но именно так Сережа может как следует разглядеть застежки на его “лапах”. Конечно, затянутые недостаточно туго, чтобы подарить Олегу ощущение полной потери контроля.
Он становится сверху, зажимает ребра Олега ногами и наклоняется над ним, чтобы перетянуть ремешки, плотнее обхватывая его запястья.
Дыхание олега становится громче, Сережа чувствует короткий, вопросительный скулеж и чувствует, как Волков прикасается языком к его предплечью.
— Все хорошо, волчонок! Ты умница… ты старался… — он вонзает зубы в плечо Олега, пока тот не содрогается и не издает болезненный стон. Лишь после этого Разумовский разжимает зубы и позволяет себе полюбоваться контуром собственного красного укуса. Позднее на этом месте непременно появится свежий синяк, но еще не сейчас.
— Сейчас пойдем в спальню за твоей любимой косточкой.
Он перехватывает портупею на спине, тянет Олега за собой в сторону спальни, заставляя того ползти чуть быстрее, чем тому было бы комфортно.
— Сидеть, — Сережа сажает Волкова на ковер возле постели и озирается в поисках нужного предмета. Иногда они забывают кляп на видном месте: тумбочке возле кровати или комоде. Но сегодня определенно не этот случай.
Сережа лезет в ящик с игрушками. Кляпы Олегу никогда не нравились, заставляли чувствовать себя чудовищно беззащитным, не имеющим возможности даже сглотнуть избыток собственной слюны и все, что ему остается, это наклонять голову вперед, позволяя ей свободно стекать на грудь.
Волкова это раздражает. Он и сейчас приседает на задницу, когда видит, как Сережа приближается к нему с кляпом, а затем, аккуратно прогладив губы с внутренней стороны, плотно вставляет металлический каркас, фиксируя его пасть распахнутой.
Первоначально они и правда использовали кляп в виде черной резиновой кости, но Сереже хочется иметь доступ к горлу Олега и не хочется, чтобы резина глушила его сладкие, горячие стоны, когда Волкову становится по-настоящему хорошо.
— Ну же, Волчок, потерпи немного, ты же знаешь, что потом тебе будет хорошо. А теперь место… давай…
Олег смотрит на него неодобрительно, трясет головой, как самый настоящий пес, но все равно покорно идет к клетке. Поставить ее в спальне было дерьмовой идеей, Сереже не очень нравится, что зона, где они “играют” и отдыхают — совпадает, но пока так. Вот заработает чуть больше денег, и они смогут позволить себе помещение попросторнее.
Другой вариант — заниматься этим в Башне, но на такое Олег бы никогда не согласился. Там он начальник его личной охраны, а вот послушным Волчком может быть только дома.
Прежде чем закрыть клетку, Сережа протягивает руку, чтобы погладить Олега по затылку, снова почесать за ушком, а потом просунуть два пальца под кожу ошейника, чтобы проверить, что он не перетянут. Все же сейчас Олег слишком уязвим, чтобы позволить себе не проконтролировать такую важную составляющую безопасности, как свободный доступ кислорода в легкие его парня.
— Мне нужно переодеться и подготовиться. Потерпи немного, я постараюсь не слишком затягивать.
Олег в клетке — гребаное произведение искусства, такого не написал бы Ботичелли. Высота клетки не позволяет ему стоять на четвереньках в полный рост, и Олегу приходится стелиться грудью по полу, вытянув лапы, задрав и отклячив задницу назад так идеально, что, тугая, поджарая задница его парня вжимается в рабицу клетки. Сережа уже давно думает о том, чтобы закрепить с внешней стороны клетки дилдо и обеспечить Волкову приятное времяпрепровождение в ожидании оргазмов,
Сережа позволяет себе ненадолго задержаться, помять пальцами так обожаемую им задницу Волкова, а заодно легонько прощупать его сфинктер, туго сжимающий пробку с хвостом. Туговато, значит Олег не стал заниматься дополнительной растяжкой, и это вполне отвечает потребностям Сереже проконтролировать его на всем пути от растяжки до достижения оргазма сегодня.
— Ты гораздо более хороший мальчик, чем я думал, — хвалит он, успевая отметить, как Волков опускает взгляд вниз, краснея скулами. — Его потрясающий мужчина все еще стыдится своей податливости, как мальчишка, но это только сейчас, пока Сережа не начал его ласкать.
Он избавляется от уличной одежды, переодевшись в домашнее. Мог бы остаться голым, но зачем, если можно растянуть игру? Только она, сладкая и острая, имеет значение.
Сергей достает распорку для ног Олега. Сегодня ему хочется зафиксировать Волкова во вполне конкретной позе. Для этого приходится вытащить мягкий ковер на центральную часть комнаты и уложить распорку сверху.
Но сюда им еще только предстоит переместиться, а для начала придется заняться задницей Олега как можно более тщательно. Разумовский выкладывает на тумбочку тюбик со смазкой и несколько дилдо, просто чтобы размять Волкова как следует. Он ведь не хочет порвать своего хорошего, к тому же Олег сегодня определенно заслужил возможность получить удовольствие, вон как изводится лежа на подстилке в своей клетке, старательно дыша носом и позволяя слюне оттекать по губам.
Сережа ведь знает, как непросто ему терпеть такое. Но Олег терпит, и это важнее всего на свете.
Зажимы на соски и тонкая цепочка для утяжеления - обязательная часть почти любой их игры. До них не всегда доходит дело, но видеть, как Олег сдвигает брови на лбу, когда зажим соскальзывает с его влажного от слюны соска — отдельный вид удовольствия, и Сереже не хочется лишать себя его.
Уж точно не сегодня.
Он проверяет все еще раз, открывает тюбик со смазкой, чтобы не заниматься этим позже, одевает на левую руку тонкую латексную перчатку: смазка густая, и ему пиздец как не хочется смывать ее со своей ладони, а перчатку можно вывернуть наизнанку и выбросить. Ноль проблем.
Он возвращается к клетке и открывает дверцу, цепляет пальцами портупею на спине, помогая Олегу выползти наружу, Олег начинает “ служить”, без приказа, трется о его бедра, заглядывает в глаза, издает влажный, клокочущий слюной звук своим горлом и почти тут же опускает голову вниз, чтобы дать слюне стечь.
— Умница, — хвалит Сережа. Ему важно, чтобы Олег в такие моменты не закрывался, чтобы принимал происходящее, чтобы тоже получал от него удовольствие. — Ты все делаешь правильно, сейчас я помогу.
Он аккуратно вытирает избыток слюны с подбородка Олега рукой в перчатке, вставляет два пальца в прорезь в кляпе, надавливает на корень языка.
Олег привычно сопротивляется, не может расслабить язык сразу, и Сережа нежно поглаживает его по затылку левой рукой, а затем снова надавливает пальцами, заставляя Олега подчиниться себе.
— Все хорошо, — напоминает он. — Ты умница… Ты умеешь брать куда больше и куда глубже, но это потом. Сначала хочу посмотреть, какой ты у меня красивый. Служить, Олег.
Олег неловко держит неуклюжие, резиновые “лапы” перед собой, — Сережа слегка разводит их в стороны, проводит ладонью по груди Олега, поглаживая едва заметные и совсем свежие бурые полоски шрамов на его теле. Сережа садится на край постели, и Олег подползает ближе на коленях, наверняка стирая их об пол. Но это не столь важно.
Когда Олег — хороший мальчик, его прерогатива быть послушным, стоять на коленях и терпеть. И Олег это прекрасно знает.
Сережа гладит его по спине, прихватывает левой рукой за ошейник, заставляя выше поднять голову, наклоняется к его груди и требовательно прикусывает его сосок, оттягивая на себя до внятного, шумного, скулящего звука. Толика боли и море удовольствие. Сережа знает, что два этих ощущения тесно переплетаются в его теле.
Сережа выпускает его сосок, тут же сжимая оба между большими и укательными пальцами обеих рук, слегка натягивая, чтобы Олег подался за его ладонями, выпускает, а затем поочередно шлепает их сверху вниз, заставляя Волкова дернуться назад и вниз, оседая на задницу.
— Служить! — снова командует Сережа, и Олег моментально выпрямляет спину, возвращаясь в правильное положение.
Разумовский тянется за зажимами. Олег нетерпеливо и в предвкушении повизгивает, глядя, как Сережа неторопливо играет с цепочкой, как примеряется к крупным соскам Волкова, а потом зажимает сначала правый, а затем левый соски потуже, чтобы стимуляция грудь была постоянной.
Волков дергает бедрами и прогибается в позвоночнике, прикрывает глаза.
Сережа видит испарину на его висках и представляет, с каким возбуждением его Волчику приходится иметь дело, но тот, умница, ворча и хныча, ло лязгающих звуков кусая кляп, распахивает глаза снова.
А может дело в том, что Сережа, искусный музыкант и талантливый программист, не менее искусно и талантливо натягивает цепочку, соединяющую зажимы, чтобы поочередно натягивать то левый, то правый сосок, то короткими, дергающими движениями, мучить их оба, заставляя Волкова взрыкивать в унисон своим движениям, подаваться навстречу.
Олег скулит, скулит красиво, вкусно, рычит тоже совсем как настоящий пес. Это по началу с проявлениями таких “животных” эмоций были сложности. Олег стеснялся лишний раз застонать или как-то особенно нежно вздохнуть, а теперь вот вживается в роль его Волчика и позволяет себе прогибаться в пояснице и шире разводить коленки для устойчивости.
— Хорошо, Олеж. Служить! Еще служить!
Держать равновесие непросто, он извивается всем телом, красиво резко дергает бедрами. Напряженный волковский член почти вертикально прижимается к животу, и Сережа почти уверен — по такому проведи ласково разочек, и Олег истечет спермой, как мальчишка. Именно поэтому он его пока игнорирует. Хочется, чтобы первый оргазм у Волкова был ярким, незабываемо прекрасным, чтобы Волков с ним как следует расслабился.
Олег вскрикивает, когда Сережа с силой дергает цепочку, срывая зажим сначала с левого соска, а потом, толком не дав ему отдышаться, еще и с правого. Олег кричит так громко, так невыносимо прекрасно, что Сереже хочется расцеловать его прямо сейчас, только с кляпом все равно не получится так вкусно, как ему надо.
А потому он только прижимает обе ладони к груди Волкова, помогая ему унять боль и зуд в растревоженных сосках, а затем зовет его к распорке.
— Ложись, мой хороший. Запястья вниз, к ступням.
Раскладывать Волкова с высоко вздернутой наверх задницей — одно сплошное удовольствие. Ноги на расстоянии держит распорка, к концам которой крепятся ремни, фиксирующие щиколотки, сюда же, к фиксаторам, цепляются и колечки на запястьях его песьих “лап”, и Олегу остается только лежать на полу на груди и ключицах, высоко задрав свою идеальную задницу.
Ковер потом придется отстирывать от слюны и, если Олежа постарается, спермы, но это мало волнует Сережу.
Куда больше — вид Волкова, обездвиженного, покорного, не способного даже толком повернуть голову. Он переносит игрушки и смазку ближе, закрепляя дилдо перед лицом Олега на липучке у основения.
Он мягко играет ладонью с серым хвостом Олега, чуть потягивает пробку у основания, видя, как Волков тут же прикладывает усилия, чтобы вытолкнуть е совсем. ведет кончиком хвоста вдоль подтекающего предэякулятом члена Волкова под его скулеж и нервную тряску бедер, прижимает щекотный, мягонький ворс к мошонке, упиваясь разгоряченным, встревоженным стоном Волкова, которому так нужно БОЛЬШЕ прикосновений к своему телу, чтобы наконец-то кончить.
— Ты сегодня даже толком не готовил себя, растянул наскоро под пробку, — не то спрашивает, не то утверждает Сережа, захватывает металлическое основание пробки и плавным движением выкручивает ее, откладывая хвост в сторону.
Он трогает чуть припухшие края ладонью в латексной перчатке, проверяет, что Олег не поранился, что задница хотя бы немного подготовлен к дальнейшим ласкам, хотя, конечно, одной только пробки мало, чтобы Волкова можно было считать готовым к сексу с проникновением полностью.
— Вот так, — Сереже нравится приговаривать что угодно, изучая задницу Волкова пальцами изнутри, чувствовать, как он едва ли осознанно на пальцы пытается насадиться, потому что его тело прекрасно знает, как может быть хорошо, если Разумовский вставит ему поглубже.
— Сейчас смажем тебя как следует и потянем, ладно?
Он раскрывает Олега на два пальца, не широко, но и этого достаточно, чтобы вязкая смазка протекла глубже. Одной порции определенно не будет достаточно, но для начала нужно хорошо обработать его на глубину двух фаланг, а с дальнейшей растяжкой и подготовкой поможет игрушка.
Сережа обхватывает правой рукой горло Олега, слегка придушивая его, а левую понемногу погружает в его анус на три пальца, чувствуя, как мышцы позволяют сделать это на входе, но туго и трудно пускают на глубину. Вот минус неглубокой пробки: Олег может ходить с ней сколько угодно долго, но это никак не поможет ему подготовиться к сексу.
— Я поищу тебе хвостик с пробкой поглубже, — обещает Сереж. — Я же чувствую, какой ты тугой, детка.
Волков лишь громко и сипло дышит ему в ответ широко раскрытым ртом, заставляя Сережу прислушиваться к каждому новому вздоху: ему ведь нравится? он ведь получает удовольствие? ему ведь хорошо?
Хорошо, дыхание учащается, становится более поверхностным, Олег то и дело дергает головой, словно пытается сбросить с себя тугую застежку кляпа, благо он затянут хорошо, не как в дешевой порнухе, где девочки запросто выталкивают бестолковый резиновый мячик у себя изо рта. Нет, Сережа затягивает кляп так, чтобы Волков не смог избавиться от него без посторонней помощи, а с пристегнутыми к щиколоткам руками, он и вовсе лишен какого-либо маневра.
Пальцы проскальзывают глубже, и Олег начинает поскуливать, чувствует, как Сережа продвигается в направлении простаты и очень хочет, чтобы его приласкали как следует, но ему придется потерпеть еще какое-то время.
Сережа старается, Сережа чувствует, как Волков ерзает, как пытается поднять задницу, вскинуться повыше, потереться о пальцы, а лучше — насадиться на них поглубже. Вместо того, чтобы дать ему искомое, Разумовский тянет пальцы назад и не дает Олегу принять их как следует, принять их так глубоко, чтобы ему понравилось. Хорошим мальчикам полезно немного терпеть.
Мышцы начинают поддаваться, и Сережа вынимает из Олега пальцы и снимает перчатку, заворачивая ее испачканной смазкой стороной внутрь. Выкинет потом. Сначала ему нужно помочь своему хорошему мальчику кончить. Слюна вытекает из раскрытого рта Олега, а его горло немного хрипит, когда Волчек снова и снова начинает поскуливать и мелко дергать бедрами.
Сережа отвешивает шлепок по его ягодице, немного успокаивая.
— Тише, ты должен вести себя хорошо, если хочешь сегодня кончить.
Он выбирает игрушку поуже, чтобы Олегу не пришлось ждать слишком долго. Он ведь видит, как болезненно распух его прилипший к животу член, как предэякулят течет по Олеговой груди, как ствол багровеет потемневшей головкой и напрягшимися венами.
Меньше всего он хочет, чтобы Волкову было плохо.
Несколько капель смазки на головку дилдо, и Сережа плавно начинает вкручивать его в приоткрытый после растяжки сфинктер Олега. Волков сильнее разводит колени. Волков будто пытается как можно более удобно подставиться под Сережины руки, и Разумовский довольно улыбается: это означает, что его мальчик хочет, хочет так сильно, что не может терпеть, не может делать вид, что ему все равно, не может сопротивляться собственному желанию.
Олег скулит и дергает задницей, сильнее прогибается в спине, и Сережа чуть глубже вставляет игрушку, слыша, как Волков клокочет избытком слюны в глотке, издавая что-то среднее между мычанием и стоном.
— Да, Волчек, вот так тебе нравится, я знаю. Вот так тебе будет хорошо, правда?
Слегка надавить, преодолеть сопротивление мышц, вогнать игрушку поглубже, как раз туда, где пульсирует лишенная ласки простата Волкова.
Трахать Олега — одно удовольствие. Под гладкой кожей перекатываются напряженные мышцы, а все тело двигается будто единый механизм, устроенный так сложно и так прекрасно.
Это на работе или на задании Олег напряжен до предела, сосредоточен и готов в любую минуту прикрыть его своей грудью, но здесь Разумовский чувствует себя сильнее Олега.
Волчек взвизгивает, и Сережа заносит свободную руку, отвешивая звонкий шлепок по его ягодице, заставляя сильнее поджать задницу. Олег вздрагивает и напрягает бедра, пытаясь толкнуться навстречу, ближе, пытаясь податься н резиновую игрушку в руке Сережи.
— Вот так… Вот так… — Сережа прикрывает глаза, но не до конца. Ему нравится чувствовать Волкова, нравится отвешивать шлепки по его ягодицам, нравится чувствовать, как он ускоряется, как пытается сжаться и вытянуться, но из-за распорки и зафиксированных рук и ног это получается так плохо…
— Еще немного, — он подгоняет Волкова, прикусывая его шею, прикусывая его ухо, чувствуя, как учащается дыхание Олега, чувствуя, слыша, как он начинает стонать громче, ощущая, как после шлепков по его телу проходит сильная дрожь.
Волков внезапно взвизгивает, дергается всем телом и сильно вздрагивает, он так крепко поджимает задницу, что Сереже приходится прикладывать усилия, чтобы продолжить трахать его игрушкой.
Он опускает свободную руку и кладет ее на член и живот Волкова. Олег влажный и напряженный, и, когда Сережа сжимает его член, кончает в его руку с громким, утробным воем.
Его хороший мальчик.