the cur(s)e

острый, резкий, хаотичный — вот и весь тилл в глазах тех, кто знаком с ним не больше пяти минут. агрессивный, яркий, импульсивный — шепчутся за спиной те, кто краем уха слышал о тилле.

иван знает тилла дольше и лучше всех. тилл — мягкий, как плюшевый медведь, тёплый, как майское солнце, нежный, как лепестки мимозы. но окружённый колючками и шипами, сильно протыкающими тонкую кожу непрошенных рук. закрытый от всех, прячущийся от чужого внимания.

но даже мягкий тилл безжалостно режет и метко стреляет прямо в сердце острыми словами.

сердце ивана давно уже решето, дырявая тряпка, дышащая на ладан.

тилл не сводит взгляда с улыбающегося лица мизи. её глаза искрятся, на щеках ямочки от задорной улыбки, а в жёлтых, как расплавленное золото, глазах отражается суа. тилл ничего не видит, смотрит лишь на мизи, на её светлое лицо, на пряди розовых, как цветущая сакура, волос, на солнечные блики на её очках.

в мире тилла лишь одна мизи.

в мире тилла не существует ивана.

иван шепчет чужое имя, мягко касается плеча, скрытого за тканью серой футболки. не стоит даже пытаться дозваться, ведь в зрачках тилла одна лишь мизи.

для тилла существует одна мизи. и пистолет, чей магазин всегда заряжен патронами, раз он не глядя отправляет пулю прямо в сердце ивану.

когда на рекламных щитах и экранах появляется выступление тилла, иван всё понимает верно. тилл слишком очевиден, до смешного прост — песня о мизи, песня для мизи, по-другому и быть не могло.

мизи — цветок любви. цветок, до чьих лепестков не добраться. цветок, что кажется так близок к тиллу — протяни только руку, — но слишком далёк, как звезда на темнеющем небе. мизи всегда рядом, что в прошлом, что в настоящем. они выросли вместе, в одном саду; вместе его и покинули. мизи была рядом, когда тилл внезапно отпустил руку ивана, вырвался из крепкой хватки, передумав сбегать. мизи же схватилась за ладонь, быстро теряющую чужое тепло, потянула обратно в сад анакт.

мизи всегда рядом. она не хотела, не собиралась, уж точно не желала, но цепи болезненной, обречённой привязанности в её руках. возможно, стоило бы ненавидеть за это малышку мизи, думает иван, пока на губах осаждается привкус грустной улыбки.

сердце сжимается корнями любви, за столько лет проникнув в самую глубь никчёмного органа. ивану больно, но лучше так, чем отказаться от собственных чувств и вырвать их с корнем.

«твои слова оставили шрамы на мне», — выводит иван на белом листе рядом с нотным станом.

«но всё в порядке, если это ты», — звенит в тишине, крутится в голове ивана, остаётся на кончике карандаша так не перенесённой на бумагу каплей.

когда мизи пропадает, пропадает и тилл. вместо него кто-то другой, лишь похожий на тилла. в его зрачках пустота, привычный блеск мутных изумрудов размылся под чёрной пеленой. и в пении нет обычных резких нот, лишь хриплый, надломленный след настоящего голоса.

и снова песня о мизи. это могло быть насмешкой, но иван знает, тилл всегда был искренним. он честен в своих злости, печали и любви. протягивает на дрожащих руках свои чувства к мизи и швыряет горькую правду прямо в лицо ивану.

тилл честен, даже когда решает пропустить свой куплет. музыка уплывает дальше, секунды стремительно бегут, и нужный момент безвозвратно упущен.

микрофон падает на платформу, прямо в лужу.

мелодия бежит, накрывая всех печалью и чужой болью, пока цифры на табло беспорядочно скачут.

ладони обхватывают чужое лицо. щёки тилла холодные, глаза потухшие и утонувшие в тёмных синяках. будто уже свыкшиеся с мыслями о смерти, будто уже принявшие жестокое решение.

иван сокращает расстояние, чувствуя на себе взгляды тысячи существ. под его ладонями тилл кажется куклой, сломанной и отброшенной. губы ивана касаются чужих, сухих и потрескавшихся. он напирает, прижимает к себе, не выпуская, ломая все попытки вырваться.

иван отстраняется, а цифры скачут, не определившись в собственных значениях.

«этого мало», — и руки ивана сжимаются на шее тилла, захватывая её в кольцо пальцев. он давит несильно, но ощутимо. сжимает недостаточно для объятий смерти, но тилл закрывает глаза, покорно отдаваясь ивану.

тело пронзает острая боль, и белое пальто окрашивается в красный. больно, но терпимо. недостаточно больно, чтобы отпустить того, кто крепко привязал к себе ивана.

слишком больно становится, когда пуля прошивает сердце. и иван разжимает руки, оставляя фантомное тепло на чужой шее. он улыбается — печально и нежно, будто прощается. а в глазах тилла разливается паника.

и всё-таки это жестоко — быть убитым на глазах тилла. слишком жестоко оставлять его один на один со страшным миром, где больше нет никого. но тилл сильный, каким бы слабым не пытался казаться. тилл сможет выжить в мире без ивана. да и без мизи, если быть честным.