1
Если бы Джисока попросили рассказать, что произошло той ночью, он бы, вероятно, закрыл рот и затупил. Потому что на этом моменте мозг стабильно выдаёт ошибку обработки информации, да и вообще, какая ситуация? Ничего не было.
Настолько ничего не было, что он себе поклялся больше никогда втихую не красться на кухню среди ночи. И обязательно проверять пустые на первый взгляд помещения.
Ладно, на самом деле всё было так: он просто хотел найти чего-нибудь перекусить. Сон не шёл, в планах переделать ещё уйму дел, часть из которых можно начать вот прямо сейчас, а следующим днём предстоял выходной, во время которого его точно никто не станет будить рано утром. По крайней мере, в его фантазии.
И, видимо, он был слишком поглощен мыслями о предстоящем отдыхе, что даже не заметил, что на кухне он совсем не один. Но и крался так тихо, что его тоже не заметили. И не заметили бы, не открой он холодильник.
Картина маслом в желтоватом свете лампочки: О Сынмин и Ким Чонсу, отскочившие друг от друга как ошпаренные. Джисоку жаль свои глаза и тот факт, что он всё же увидел, чем они тут занимались. Уж лучше бы они втихую курицу трескали, или соджу напивались, или вообще всё что угодно, но не целовались.
Он правда старается сохранять самообладание.
— Э-эээ, — длинное и непонимающее выходит как-то само собой. Сынмин и Чонсу напротив испуганно хлопают глазами. Наверняка оба красные, как варёные раки: жаль, при таком свете это не проверить. — Я ничего не видел, — выдаёт Джисок, вслепую суёт руку в холодильник, вытаскивает оттуда первую попавшуюся бутылку и, с шумом захлопнув дверцу, уносится в свою комнату. Ну, как свою? Его и Сынмина.
Уже там, за запертой дверью, создающей иллюзию безопасного пространства, сидя на кровати и обнимаясь с той самой бутылкой, Джисок задаётся примерно миллионом вопросов. И он не думает, что хочет знать ответы на большинство из них, на самом деле. Наверное, это действительно не его дело, а Сынмин с Чонсу уже большие мальчики и сами разберутся, с кем им целоваться. В этой ситуации же главное не попасться камерам, менеджерам и далее по списку. Хотя, Джисока несомненно приводит в замешательство тот факт, что двое его одногруппников так просто целуются на их общажной кухне. Возможно ли, что они такое проворачивают вообще не в первый раз? А может и более того, встречаются? Но тогда он в некотором роде обижен на Сынмина, как тот посмел не поделиться с ним такой новостью?
Он грустно смотрит на бутылку в руках. Это оказывается ненавистный ему апельсиновый сок. Кто, чёрт возьми, его вообще купил? Наверное, Гониль-хён. Джисок всё же делает глоток на пробу, но в тот же момент морщится от кислоты.
В том факте, что он остался без вкусного полуночного перекуса, он винит исключительно О Сынмина и Ким Чонсу.
2
Джисок некоторое время обдумывал увиденное, но ни с Чонсу, ни с Сынмином об этом, конечно же, не говорил, да и забыл спустя недельку или около того. В целом, это действительно не его дело. Если захотят, то сами расскажут. И, может, это вообще не серьёзно было. Что-то вроде: «Поцелуй меня, хочу проверить, привлекают ли меня мальчики». Ладно, звучит глупо, но он строил теории и это одна из них. Во второй Сынмин клялся Чонсу в вечной любви или что-то вроде. И вот эта почему-то казалась больше похожей на правду.
В любом случае, других поводов, чтобы вспоминать об этой ситуации, у него просто не было. Но он этому рад. Правда.
А сейчас у него небольшая передышка, если это можно так назвать. Он забежал в пустое общежитие после своего расписания, только чтобы переодеться и помчаться дальше по маршруту в компанию. Ему ещё в эфир выходить и строить перед фанатами максимально довольное, ни разу не уставшее лицо, говорить о том, как всё классно, хотя расписание его малость подзаебало уже.
Но… Да ну нет.
Ему послышалось, ведь так?
Джисок дёргается от пронзительного, даже какого-то жалобно-скулящего стона, раздающегося аккурат из его комнаты — его и Сынмина, но это уже детали. И дверь, чёрт бы её побрал, приоткрыта ровно настолько, чтобы он в эту щёлочку видел не кого иного, как Сынмина, судя по тому, как он запрокидывает голову назад, подставляясь под касания ладоней к талии и груди, ритмично поднимающегося и опускающегося на… И второй голос.
Блядство.
Джисок вылетает из общежития в тот же момент, возможно, слишком громко хлопает дверью, раскрывая, что он вообще там был.
Блядство, блядство, блядство.
Его не должно волновать, с кем там трахается О Сынмин, даже если он его сосед по комнате. Даже если он его друг, не посчитавший нужным рассказывать об этом. Джисок в принципе не осуждает: личная жизнь и всё такое. Он уже смирился, что ему не рассказывают. Но Чонсу-хён тоже его друг. И он всё ещё слишком хорошо помнит, как застукал этих двоих целующимися на кухне. Кажется, что вот он ответ: именно с Чонсу Сынмин и был в комнате, всё логично, все счастливы, кроме Джисока, который снова стал свидетелем некоторого дерьма, и, не будь ему так неловко, он бы наверняка потребовал компенсировать затраты на психолога, ведь у него психологическая травма.
Но есть загвоздка.
Руки на Сынмине принадлежат не Чонсу. И голос тоже. Он точно проводит время с хёном, только вот совсем не с тем, с которым должен, по мнению Джисока. И это настоящий пиздец.
3
Джисок думает. Много думает. Сцена, к его огромному сожалению, не выходит из головы. И О Сынмин становится его персональным кошмаром. Особенно если учесть тот факт, что живут они в одной комнате, Сынмина он видит примерно постоянно, как и Чонсу, но Чонсу всё же реже.
Он даже на трансляции в тот день не говорит, что был в общаге, мол сразу после расписания к своим любимым виллэнс пришёл. Но в глаза смотреть не может ни Чонсу, ни Сынмину.
Ну за какие грехи ему всё это, а?
Он даже за советом подойти ни к кому не может. К Джуёну? Нет, совершенно точно не стоит. К Хёнджуну? Тоже отчего-то так себе вариант. Кажется, что идеальным решением будет подойти к самому старшему, к лидеру, но блять, Гониль — именно тот, с кем в тот день трахался Сынмин.
Эй, хён, как думаешь, что стоит делать, если застукал, как твой друг изменяет своему-возможно-парню с лидером нашей группы?
Пиздец, хоть к хёнам из агентства не иди, но это он себе ещё хуже представляет. Приходится самому вариться в размышлениях, что вгоняют в депрессию.
Есть Сынмин. Сынмин всё ещё его хороший друг, он всё ещё волен делать то, что захочет, если это не противоречит законодательству и их контракту. Но Сынмин, как ему кажется, изменяет своему возможному парню, а это противоречит моральным установкам в голове Джисока. Он не хочет его осуждать, но невольно осуждает.
Есть Гониль. Гониль — уважаемый лидер и самый старший хён. Гониль — тот, с кем изменяет Сынмин. Сначала Джисок действительно хотел пойти к нему и узнать: хён, что за хуйня? Но есть вероятность, что Гониль не в курсе про Чонсу. Ведь, как говорится, в измене виноват не тот, с кем изменяют, а тот, кто изменяет, да? Может, так никто не говорит, но это мелочи. В общем, Гониль вроде как не виноват, он, может, вообще жертва обстоятельств.
Есть Чонсу. Чонсу тоже его хороший друг и хён. И за него, наверное, обиднее всего, если Сынмин правда сотворил такую хуйню. Чонсу, объективно, этого не заслуживает.
Из этого всего Джисок делает два вывода: первое, он демонизирует образ Сынмина в своей голове; второе, у него есть один вариант, при котором эта ситуация приобретает адекватность. Если Сынмин и Чонсу не встречаются. Или расстались. Или тот поцелуй вообще был какой-то игрой, а какой-нибудь Сынмин просто пытался понять, может ли ему нравится Гониль или что-то в этом роде.
В любом случае, своими размышлениями, накручиваниями и бессонными ночами, которые он себе заработал благодаря этой не святой троице, он никому легче не сделает. Ведь этот утопичный вариант имеет столько же права на существование, как и вариант, в котором Сынмин изменяет хёну.
Поэтому спустя неделю Джисок не придумывает ничего лучше, кроме как пойти искать ответы у Чонсу. План в голове есть, чётко вызубренный и продуманный. Мягко напомнить про ситуацию месячной давности. Спросить про отношения с Сынмином. И, исходя из ответа, спокойно выдохнуть или рассказать про Сынмина и Гониля, которых он застукал. А дальше пусть Чонсу решает.
Всё. Именно так. Полный решимости, он идёт в комнату Чонсу. О том, что сейчас слишком рано и Чонсу может ещё спать, он не думает. Главное, что Сынмин им не помешает, так как ещё спит в своей кровати, но стоит Джисоку дернуть ручку, чтобы успеть приоткрыть дверь, как он слышит:
— Доброе утро, солнце.
Голосом Гониля. По отношению к Чонсу. А в приоткрывшуюся щель он видит, как всё тот же Гониль целует сонного Чонсу.
Да ёб вашу мать!
+1
Возможно, он выругался вслух. И раньше ему бы наверняка стало стыдно перед хёнами — нет — за такие ругательства, но сейчас… Объективно, он заебался от этих загадок и несостыковок, он уже ничего не понимает и отказывается дальше думать. Не мог же Гониль за эту неделю расстаться с Сынмином и начать встречаться с Чонсу? Или мог?
Его запалили, а он, в общем-то, и не собирается прятаться, теперь уже молча охуевая с происходящего. И снова мозг выдаёт ошибку обработки информации. Он больше не пытается выкупить этот прикол.
Гониль и Чонсу, напуганные его неожиданным, возмущённым вскриком, чуть ли не отпрыгивают друг от друга. Смотрят сначала на него, с замешательством и испугом, потому друг на друга. Чонсу притягивает Гониля к себе и что-то шепчет на ухо. Тот кивает и — зачем-то — затаскивает к ним в комнату всё ещё не переставшего охуевать Джисока. Может, они просто хотят избавиться от свидетеля?
— Джисок, — каким-то слишком серьёзным голосом говорит Чонсу. — Надо поговорить. О том, что ты видел.
Гониль зачем-то выходит из комнаты, оставляя их вдвоём.
О боги, неужели Чонсу тоже изменяет Сынмину с Гонилем?
— Я… притвориться, что я ничего не видел, уже не получится, да? — мямлит Джисок. Мда, вот и его отточенный план рухнул за одно мгновение.
— Это важно! — хмурится Чонсу. — У меня только одна просьба: никому об этом не говори, слышишь?
— О том, что ты изменяешь Сынмину с Гонилем? — зачем-то выпаливает Джисок и тут же закрывает себе рот руками. Зря, очень зря. Ну, хотя бы он не сказал про Сынмина.
Вспомнишь солнце, вот и лучик. Дверь в комнату снова открывается, внутрь входит Гониль и заспанный Сынмин.
Error 404.
— Изменяю? О чём ты? — Чонсу только сильнее сводит брови к переносице и смотрит на Гониля и Сынмина. Те, обойдя Джисока, садятся к нему на кровать. — Подожди, ты думал, что кто-то кому-то изменяет?
— Ну да, — отвечает Джисок. Для него это звучит как само собой разумеющееся. А для всех остальных, видимо, смешно. Кроме Сынмина, но он, судя по всему, ещё не проснулся и планирует доспать положенные минуты на плече у Гониля. — Вначале я увидел тебя и Сынмина. Неделю назад Сынмина и Гониля. Что ещё мне оставалось думать?! А сегодня вы двое!
— Неделю назад… — задумчиво тянет Гониль, пытаясь вспомнить, когда именно Джисок мог их спалить. До Сынмина видимо доходит быстрее, если делать вывод по тому, как сильно покраснели его уши, а сонливость куда-то пропала. Он теперь смотрит на Джисока ещё более испуганно, чем в тот день несколько месяцев назад, когда Джисок только-только застукал их с Чонсу. — Ох, блять…
Да, не часто услышишь, как их хён матерится. А Чонсу только бьет себя ладонью по лбу.
— Так, ладно. Во-первых, я всё ещё прошу никому об этом не распространяться, — говорит он. — Во-вторых, никто никому не изменяет. Мы в отношениях. Все трое.
Error 404.
— Это как…
— Вот так вот, взяли и начали встречаться втроём, что за глупые вопросы? — ворчит Сынмин.
— То есть… — Нет, связь с реальностью окончательно потеряна, он даже мысль сформулировать не может. — Для вас вот такие взаимодействия, вдвоём, отдельно от кого-то третьего, — это норма? — Все трое кивают. — Ага… Что ж, ладно, могу наконец-то избавить себя от домысла, что Сынмин — изменщик. Я могила, никому ничего не скажу, клянусь сырным рамёном, можно я пойду, мне ещё надо переварить эту информацию?
— Джисок, — зовёт Гониль. — Никому. Даже Джуёну и Хёнджуну. Они пока не знают.
— Да, да, ладно.
— Иди.
Он вылетает из комнаты в тот же момент, снова оказывается на кровати, за закрытой дверью, дающей иллюзию защищённости. Вот это, конечно, охуеть новости. Но ему стало жить чуточку легче. Наверное.