«Рожденный в несправедливости справедливым стать не может», — именно такую фразу как-то, в одной из очень старых книг, прочла юная Принцесса от скуки. Читать она не то, что бы любила, но то было единственным из доступных ей здесь развлечений. Меньше она любила только вышивать: совершенно не понимала вдохновения и усидчивости тех женщин, что с таким упоением расписывали целые полотна. Счастливицы говорили, что каждая уважающая себя дама должна уметь творить красоту из обычных нитей. Что ж, видимо, Принцесса себя не уважала. И в целом была какой-то "неправильной" дамой. Злой рок поглумился над ее папенькой, о котором девочка часто вспоминала и на которого перекидывала незамысловатую строчку о "справедливости".
На туманном берегу стояла башня, утопающая в ночи, словно мрачная стражница забытых тайн. В ее сердце, как пленница среди теней, скрывалась именно она — Принцесса. Лицо ее, бледное от горьких слез, утонуло в кудрях темных, отдаленно напоминающих море во мгле полуночи. Правда, слезы королевская дочка лила часто, что с поводом, что — без. Бес попутал отца-короля, величественного в своем негодовании, запереть двери к покою единственной дочери. Что поделать, девочка не отличалась особой прилежностью, даже несмотря на то, что вокруг нее вечно толпились няньки. Или же тут будет правильнее сказать "благодаря чему"... Уж никто знать наверняка не мог. Настолько она тяжело всем далась, что по дворцу даже ходили забавные слухи, якобы настоящую принцессу убили или подменили еще во младенчестве. К сожалению или счастью, слухи так слухами и оставались: уж больно "самозванка" внешне на отца своего походила. Грудь того, томимая тяжелым грузом разочарования, волновалась в ритме безответных вопросов целые сутки после вынесения вердикта о заточении больно любимой дочурки, но ему удалось убедить себя в одном — так будет лучше. Для всех.
Только луна проливала свой бледный свет на башню, стенами которой отражались мучительные картины забытых обещаний и надежд. Причем взаимные, но никто не мог их выразить прямо — ни дочь, уж очень обидчивая и гордая, ни отец, об истинных мыслях которого оставалось лишь гадать.
Ну не. Девятилетней девчонке, жаждущей познать мир и покорить когда-нибудь океан, папочка точно справедливым не казался.
Узкие стены башни стонали под тяжестью молчания, словно хотели рассказать о скрытой боли и тоске, таившейся в сердце. Внутри тишина была настолько глуха, что можно было услышать дыхание утраченных мечтаний. Принцесса часто сидела у окна, взгляд ее скользил по безбрежной пустоте за стенами, словно искал ответы на неразгаданные загадки жизни. Ее ручки сжимали маленький платок, пропитанный пустой надеждой и пытавшийся впитать в себя тепло последних лучей уходящего света. А за окном море шептало тайны, пытаясь дотянуться до маленькой башни своими волнами, будто желая утешить душу заключенной вечным миром загадок и тайн.
Иногда она подумывала о том, что же будет, если она прыгнет. О смерти девочка не задумывалась. Скорее, ей казалось, что она станет русалкой, что морская пена с радостью примет ее, организует мягкое приземление и впустит в свободу... Только вот какая она — свобода? Принцесса о ней только читала, да не слышала. Похоже, в этом мире никто не свободен.
Каждый божий, ненавистный ей, как и сами боги, день отчаянно стуча в массивные двери, она надеялась услышать ответ хоть от кого-то из стражников, чьи шаги ранее регулярно раздавались по коридорам башни. Но лишь, подобно мертвому, молчание сопровождало ее усилия. Со временем нетерпение уступило место игривости. Девочке пришлось проделать над собой усилие, чтобы снять с лица пленку капризности и признать ее бесполезность. Ей все равно никто не отвечал, так чего ей было терять? С того момента она и начала придумывать шутки, загадки, предназначенные для тех, кто стоял за той дверью, невидимый и недосягаемый. Порой она сочиняла на ходу, порой — повторяла то, что ей запомнилось из прочитанных книжек, немного видоизменяя на свой лад, коверкая, играясь со словами. «Почему стражи в башне как тени? Потому что они так и не нашли своего света», — с улыбкой она шептала, зная, что ее слова теряются в пустоте, но все же надеясь, что кто-то, хоть иногда, слышит их и улыбается в ответ.
Время текло медленно, словно река в замерзшей стуже, и принцесса продолжала забавляться своими играми, предлагая стражникам загадки и рассказывая истории из своего воображения. По настроению она называла стражей то лоботрясами, повторяя за часто раздраженной чем-то кухаркой, то забытыми друзьями, которые слушали ее безмолвно, но, как казалось, с интересом. Ее маленький островок в мире был исполнен теплоты, даже в самом сердце тьмы. И хотя стражи оставались молчаливыми, принцесса верила, что их невидимые улыбки отражали ответы на ее шутки. Этот необычный союз в свое время стал источником ее надежды в трудные времена.
Только вот трудным временам требовалось нечто большее.
Окруженная тьмой и горечью, Принцесса в отчаянии стучала в дверь, требуя, чтобы её услышали. Ей уже тринадцать, она уже, как считала сама, достаточно выросла для того, чтобы никогда более не возвращаться в это осточертелое — боги — место. Ее голос звучал злобно и хрипло, подобно разбившимся волнам о берег скелета башни. В тот день был шторм, в тот день было опасно даже приближаться к воде, в тот день она снова решила, что не значит для людей ничего. Она молила о простоте, о возможности хоть на мгновение увидеть своего возлюбленного, услышать его голос, но ее мольбы терялись в бесконечной пустоте. Ее сердце разрывалось от горя и обиды, и в этот момент она пожелала, чтобы те, кто ее унизил, познали ту же боль, что она испытывала сейчас. Ее слёзы становились каплями яда, окутывающими её душу темным облаком отчаяния.
Принцесса чувствовала, как внутри нее росла ненависть к отцу за его жестокость и несправедливость. Она отчаянно пыталась понять, как мог тот, кого она так хотела считать своей опорой, так безжалостно поступить с ней. Да ладно, еще только бы ее наказал, но он ведь и его отца уволил, и их семью из дворца выслал... И было бы, за что! Она ведь просто влюбилась, по-детски наивно, впервые. И что, что то был просто сын конюха? Это была любовь! Истинная, как в книжках! Неужели он не понимал? Он никогда не понимал. Ей одной оставалось страдать от этого непонимания, ее сердце разрывалось на части, и вместо любви оно наполнялось яростью. Принцесса чувствовала себя преданной, ведь ее желания стали причиной ее страданий.
Так кем же она была предана?
Дни стали для Принцессы затяжным маревом одиночества. Она проводила час за часом, утопая в своих мыслях, словно пленница не столько башни, сколько собственных страхов, мечтая о неизведанном. Отец, столь же гордый и непреклонный, как и она сама, не смог проникнуть сквозь толстые стены к сердцу своей дочери, забвенной в своей обиде и превозносящей свое одиночество в абсолют. В сердце Принцессы горел огонь надежды, что однажды она освободится от оков тени, окружающей ее, и наконец увидит небеса ничем не прикрытыми, свет, который так долго был для нее лишь отголоском прошлого счастья. Мальчишка тот забылся, а вот надежда осталась столь же непокорной и давящей.
Отношения с Королем остались затянутыми пеленой разочарования. Принцесса чувствовала горечь в каждом слове, обращенном к нему, и даже в его отсутствии он умудрялся незримо напоминать о себе, тяготить над ней. Она не могла простить ему то, что он отнял у неё самое драгоценное — возможность. В ее глазах Король превратился из просто строгого родителя в символ тиранства. И даже стража за дверьми не останавливала Принцессу в порыве слепых эмоций проклинать родного отца.
Сидя в уединении своей башни, Принцесса погружалась в раздумья. В шестнадцатилетнем сердце играл марш свободы, напитанный черным да белым. Вот оно, правда? Вот то, чего она так хотела ведь. Или чего она вообще хотела? Она уже и не помнила, на самом деле. Или помнила, но по какой-то причине собиралась забыть. Забыть, как и это место, забыть, как и эти двери, за которыми более никто не стоит. Погружалась в раздумья о судьбе, так не кстати постучавшейся во врата ее детства, Принцесса устремляла взгляд вдаль. Словно пыталась уловить мерцающие розы, танцующие в прекрасном танце из ее снов. Их язычки поднимались ввысь и нашептывали деревьям свои заклятия. Шипя друг на друга, как змеи, они охватывали королевство цветущими бутонами кровно-алого. Похожим образом разливалось в хрусталь красное сухое, так любимое ее отцом. Вино у него было столь же чарующим, как и те цветы, от которых так сложно оторваться именно сейчас, когда уже слишком поздно. Красота казалась ей эфемерной и недостижимой, как звезды, скрытые серостью в этот яркий день. Усеянный жизнью, он все же молил ее прыгнуть.
Внезапно за дверью раздался тихий стук, и девушка подняла глаза, ожидая появления посетителя.
— Уже пора?
Зашедший человек лишь молча кивнул в ответ. В этом молчании было что-то мрачное, непроглядное, что заставило Принцессу понять, что ее ждет давняя мечта. Изведать океан, чтобы никогда не вернуться. Она поняла, что эта башня больше никогда не станет ее убежищем, и что ее жизнь начнется заново в одном из миров — мертвых или иллюзорных.
В ее уме витали образы прошлого великолепия королевства — красочные картины пышных садов, разноцветных полей и сияющих дворцов, которые когда-то украшали земли ее отца. Но теперь эти образы казались ей как призраки прошлого, затоптанные, упущенные на века ею же когда-то. Вспоминая звон колоколов и смех детей, заполнявшие воздух в их дворце, музыку праздничных гуляний и мягкий шепот силуэтов, винила ли она себя в чем-то? Винила ли себя за белоснежное платье с бордовыми подолами? Винила ли то, что перестало быть частью ее мира?
Винила ли себя за то, что без вины была виновата в причине его падения?
Рожденный в несправедливости справедливым стать не может... А она была?