Каждому своё

— Это опасно, Кроули! И безрассудно! И совершенно лишено какого-либо смысла. — У Ангела даже кудряшки подрагивали от возмущения. — Чего ради, скажи мне?

— Это весело, Ангел. — чёрный автомобиль агрессивно высверкивал алыми всполохами на хромированных боках. Красавчик. Кроули опёрся об открытую дверцу, поглядел на комкающего подол жилета ангела поверх тёмных очков. — Старый добрый человеческий адреналин. Мы просто немного развлечёмся с этой малышкой, покажем смертным класс. — Автомобиль, с которым, во имя её сохранности, Кроули намеревался изменить своей Бентли, каждой деталью излучал норов и непокорность. Договариваться с ним так просто не получалось — но оттого затея обещала быть лишь более интересной. Всё-таки неплохая была задумка наделить человечество соревновательным духом.

— Это же… — Ангел вскинул пухлую ладошку. — С тех пор, как мы в немилости… разве не понимаешь? Нового тела тебе ни за что не получить, следовательно…

— Это уравнивает меня со смертными. Гм. — Кроули обезбашенно усмехнулся, отчего Азирафель понял, что почти готов совершить одно-единственное чудо — сродни тому, которое применил давным-давно в Лондоне, значительно ускорив разложение свежего трупа. — Не вздумай, Ангел. Даже не вздумай. Испортить машину — это так не по-ангельски.

Он бы и не стал, впрочем, и Кроули прекрасно был об этом осведомлён — потому даже не попытался накрутить на болид каких-нибудь заклинаний. Ангел на то и ангел, чтобы прибегать к любым методам убеждения, кроме откровенно насильственных. Возможно, именно это и отличало данного конкретного ангела от всех прочих, верхних, делая Азирафеля, с сугубо демонической точки зрения Кроули, единственным настоящим ангелом.

— Ладно, что ж, дело твоё, — Азирафель нервно оправил жилетку — почти новую, ещё и трёх сотен лет не ношенную, затертую лишь у ворота и по краю — там, где по привычке сминал и одёргивал, и всячески теребил плотную мягкую ткань. — Но знай, — он повысил голос, — что если ты свернёшь там шею, или, вообще… Я не буду с тобой разговаривать! Тысячу лет не буду! Понятно?

— Гкхм.. — А в угрозах ему, однако, нет равных. Кроули поёжился. — В этом заезде ни одна змея не пострадает. — И вообще никто не пострадает. Разве только самолюбие смертных, да, возможно, пара автомобилей. Но смертные знают, что такое спорт, и должны уметь достойно проигрывать, а болиды именно для этой цели и создавались — короткая, яркая, жаркая, ревущая жизнь.. Как вспышка проносящейся кометы.

— Я буду следить.

Азирафель сцепил пальцы, поджал губы и отвернулся. Это ведь самое трудное — позволять другому оставаться собой. Даже если не одобряешь, даже если не понимаешь, даже если считаешь совершенным безумием — не вмешиваться, не пытаться перекроить, навязывая собственные привычки и взгляды. Хочет лихачить — пускай. А Азирафель присмотрит — на то он и ангел. Сегодня, по всей видимости, хранитель. И, самое забавное, что Кроули это знает — что всё будет в порядке, что за ним присмотрят. Они, в конце концов, уже шесть тысяч лет друг за другом присматривают: и в крупных неприятностях, и вот, в подобных… самостоятельно спровоцированных, рисковых мероприятиях.

— У тебя квартальный лимит на чудеса, ангел. — Кроули зашвырнул в салон расчерченный пылающими змейками шлем, туда же отправились замшевые перчатки. Бессмысленно напоминать. Если потребуется, Азирафель не только лимит, но и блокировку обойдёт. Это только касаемо собственного спасения у него что ни день — то лапки. — Прокатить тебя с ветерком?

— Благодарю, мне и так предостаточно стресса. — Пошарив в карманах, Азирафель сунул за щёку малиновый леденец. Человеческая тенденция к заеданию разного рода негативных переживаний была не чужда и в конец отуземившемуся ангелу. Наблюдая, как Кроули забирается в свой жуткий, агрессивный даже на вид одноразовый автомобиль, Азирафель очень осторожно выпустил крылья. — Я буду сверху.

Двигатель взревел, Кроули как-то двусмысленно хмыкнул, сверкнул улыбкой. …

— Не разбрасывайся обещаниями, ангел. — И дал по газам, бросив напоследок ехидно: — не отставай.