— Слышишь?
Арлекино успела только ступить за порог. Тихий, тихий, но такой проницательный голос тут же поприветствовал ее.
...
Она промолчала. Нет, она не слышит. Даже чуть грудь скребет изнутри. Но это вовсе не плохо, уверила ее однажды Коломбина.
'Ха-ха, нам придется поработать над твоим слухом' — хохот, наклонилась ближе. Арлекино тогда глупо покраснела.
— Птицы волнуются.
Арлекино перестала удивляться тому, что Коломбина слышит птиц там, где они вымерли за километры. За каменными холодными стенами, в почти непроглядной темноте. Хоть так и не поняла до конца. 'Это... воспоминания?' — Да. Так романтично, наверное, уметь слышать воспоминания.
Она наконец подошла ближе. Обняла Коломбину сзади. Та так и не сдвинулась. Но Арлекино почувствовала... услышала ее улыбку. Мягкую, но готовую сорваться в любой момент, как весна. Не та весна, что в Снежной. Та, которая, возможно, еще где-то есть. Там, куда она отправляется, вероятно. Приятно ли встречать такую весну?
— Мне пора отбывать. — после нескольких секунд молчания.
Коломбина положила свои руки на ее, что красовались на плечах. Чуть сжала. Холодные, сухие.
Она тогда провела по ладоням пальцами. Еще когда в них было больше тепла, мягкости. Арлекино как-то по-девичьи влюбленно улыбнулась и непроизвольно дернула руками: щекотно.
Арлекино мерно вздохнула и наклонилась ближе. Она рассматривала все черты лица, снова. Она всегда это делала, как в первый раз. Они вообще менялись? Да, да. И Арлекино любила это искренне. Собственное лицо расслабилось, брови опустились, она наклонилась еще и опустила губы на ее скулу. Нежную, бледную и приятно прохладную.
Потом отстранилась, Коломбина тут же повернулась к ней. Теперь ее лицо видно полностью. Они обе потянулись и соприкоснулись губами. Мягко, трепетно и при этом так спокойно.
Их поцелуи всегда были долгими. Редко страстными, как огонь, как буря, как море горящих бабочек в том светлом небе. У них и не было такой нужды.
Отстранились. Но не сдвинули тела ни на миллиметр. Уткнулись носами и дышали так.
Через какое-то неизвестное обеим время Коломбина положила ладонь на щеку Арлекино. В каждом жесте обеих читалось громкое, всеобъемлющее 'я люблю тебя'. Всегда.
Да. Пора.
Арлекино отпустила ее, встала ровно, сделала пару шагов назад.
Они давно перестали прощаться.
Потому что... они всегда здесь. Друг с другом. Они не разлучались ни на сантиметр давно, незримо давно.
Арлекино развернулась и ушла. Коломбина опустила руку только когда стук каблуков был тих, как серый песок.
...
...
...
Холодная плитка врезалась в колени. Пятна, пятна — мешают взору. Интенсивно.
Интенсивность закралась и внутрь грудной клетки. Растормошила червей тревоги, паники.
Здесь холодно. Здесь очень холодно. Эта весна всегда была обманчива.
Она что-то говорит ей. Не слышно. Не разобрать.
Оболочке уже некуда спадать.
Греть начала собственная кровь. Больше не изнутри.
На что похожа кровь клоуна?
Нет, нет, нет.
Пожалуйста...
Она вообще дышит? Сложно понять.
Все тело... такое тягучее, как болото... до мерзости.
— Сейчас тебя... не настигла... расплата... но она обязательно...
Тяжело-тяжело-тяжело. Нет, нет, еще несколько секунд. Еще немного.
— Ничто... не остается... без последствий...
И это ее последние слова? Черта с два, да она же все равно не поймет, пока не столкнется лично. Зубы сжались от раздражения.
Нет. Ничто такое никогда не стало бы ее последним словом. Зубы разжались обратно. Лишь двое могут знать...
...Ты слышишь меня сейчас?
...
...
...