Ханамаки жил в столице. Точнее, в том, что от нее осталось в это военное время. Он мог позволить себе жилье даже в самом центре города, но предпочитал ютиться в уютной квартирке на окраине. Несомненно, там было опаснее, оттуда было долго добираться до всех его периодических подработок, да и многие клиенты отказывались переться в такую даль, что иногда лишало его честного заработка. Тем не менее, парень был влюблен в свое обиталище. По темно-синим стенам таинственными отблесками плясали редкие солнечные зайчики, которым удавалось пробиться сюда сквозь плотно занавешенные шторы. Подоконники были украшены многочисленными горшками с цветами, о которых, и это было видно сразу, заботились трепетно и нежно, со всей возможной любовью. В трех небольших комнатах пахло землей, цветами, краской, железом, антисептиками и мазями - убийственное, но тем и очаровательное сочетание. Половицы в коридоре слегка поскрипывали, мебель была не очень новой, но добротной, и здесь всегда царил идеальный порядок.
Макки был тату-мастером. Точнее, он любил называть себя именно так, хотя на самом деле являлся специалистом широкого профиля. Он мог прокалывать уши, делать пирсинг, протягивать тоннели, и очень любил креативить со стрижками и цветом волос. А по образованию он вообще был фармацевтом, так что пару-тройку раз в неделю, скорее от скуки, чем от необходимости, подрабатывал в центральной аптеке столицы. Но больше всего он любил делать татуировки. Руки у Макки были золотые - он мог набить что угодно, от микроскопической снежинки с идеальными линиями, до огромной цветной картины во всю спину, мог перекрыть любой шрам, а самое главное, все его работы заживали просто отлично (конечно, если клиенты соблюдали минимальные правила ухода).
А еще Ханамаки Такахиро откладывал деньги, пряча их в небольшую шкатулку в потайном отделении шкафа, и мечтал убраться как можно дальше от этой страны. Уехать. Ну, например, в Австралию. Макки читал, что эта далекая островная страна была одной из немногих, что не были затронуты Третьей Мировой. Австралийцы отказались поддерживать любую сторону конфликта, а еще были так малы и находились так далеко, что все махнули на них рукой и решили, что совершенно невыгодно гнать через половину земного шара истребители для запугивания и перетаскивания на свою сторону каких-то аборигенов, чьи основные успехи заключались в крутом серфинге. Хиро вполне логично предполагал, что его искусство будет там цениться гораздо больше, нежели в Японии, ведь эти веселые ребята любили хвастаться своими телами на пляже. Он частенько представлял, каково будет ему жить там, размышлял о том, насколько разнятся предпочтения в тату у людей с другого полушария, насколько они выше и мускулистее, жарче ли там, чем в Японии летом, как часто идут дожди и можно ли будет забрать с собой все свои любимые цветы. А потом он горько вздыхал и возвращался к работе, прекрасно понимая, что никогда никуда не уедет. И дело было даже не в баснословной стоимости переезда, Ханамаки копил на это уже многие годы, чуть ли не с самого детства, так что через пару-тройку лет вполне мог бы себе позволить уехать, но прекрасно знал, что не сделает этого. Потому что больше татуировок, больше своих цветов, больше этой квартиры и больше своей мечты об Австралии Ханамаки любил только одно. Точнее, одного - своего парня.
Недоразумение, в которое Хиро втрескался с первого же взгляда, звали Матсукава Иссей. Как-то, когда Такахиро еще жил практически в центре, Матсун пришел к нему на сеанс, слегка смущенный и явно не по собственной воле (позже Макки узнал, что это было на спор), и попросил сделать татуировку, только как можно меньше и как можно незаметнее, где-нибудь в районе поясницы, чтобы ее легко можно было скрыть одеждой. Он объяснял и объяснял, а Хиро молча пялился на него и упускал смысл всего сказанного. Потому что, о боги, ну просто нельзя, просто незаконно быть таким прекрасным и идеальным. Эти темные глаза, в которых Ханамаки готов был утонуть навсегда с первой секунды, эти прекрасные мускулистые руки, смешные брови и завитушки в волосах. А спина, черт возьми, эта гребаная спина Матсуна, от вида которой хотелось стонать, а от невозможности нежно провести пальцами по всей длине - выть. Макки сразу же понял, что попал. Очень надолго, если не навсегда. А еще он отчаянно и изощренно ругал себя на чем свет стоит. Нет, не потому, что вдруг осознал, насколько он гей. Понимание собственной ориентации пришло к умненькому Макки еще лет в 15, и он весьма спокойно принял этот факт. Нет, ругал себя он потому, что влюбиться с первого взгляда, да еще и в клиента, да еще и в того, кто вполне может оказаться натуралом (а то и женатым натуралом), нет, это было вершиной абсурда даже для Макки. Прикусив губу от усердия, он в тот день так сосредоточился на работе, что даже не заметил, как Иссей задумчиво скользит взглядом по коротким неестественно розовым волосам, изящным чертам лица и ловким длинным пальцам.
Ханамаки почти всегда был инициатором отношений, в которых состоял. Не сказать, что он был излишне импульсивен, однако признаваться первым было для него просто и как-то правильно. К сожалению, расставания всегда происходили наоборот, не по его желанию и не по его инициативе. Поэтому, когда Матсукава после коррекции тату предложил ему выпить кофе или что угодно, лишь бы просто Ханамаки пошел с ним, он выронил оборудование себе на ногу, заорал и покрыл Иссея таким потоком бранных слов, что брюнет, пару минут оторопевше смотревший на розовое скачущее на одной ноге чудо, злостно потрясающее кулаком в воздухе, не придумал ничего лучше, чем заткнуть его поцелуем.
Для Матсукавы все всегда было просто. Он не стеснялся говорить те вещи, которые могли вогнать других в краску. Он не раздумывал, если хотел поцеловать кого-то - он просто брал и целовал. Если он хотел заняться с кем-то сексом, то он открыто спрашивал об этом. И, пусть это и было совершенно неромантично, о чем Макки, конечно же, упоминал при любом удобном случае, он почему-то таял от этой простоты и был готов на что угодно, если это что угодно будет произнесено из губ Исеея, голосом Иссея и, конечно же, будет сопровождаться взглядом Иссея. Матсукава первым предложил съехаться. Он не очень настаивал, чтобы они переехали к нему, скорее наоборот, ведь все клиенты Хиро были в центре и он мог многих потерять, если бы перебрался в глушь. Но Макки, пару раз побывавший в квартире Матсукавы, влюбился в нее. Потому что все вокруг напоминало ему о его парне - начиная от цвета стен и заканчивая совершенно неизысканной, но очень практичной мебелью.
Матсун был программистом. Одним из лучших, да еще и состоял на службе у правительства. Он много работал и мог пропадать неделями, поэтому, когда Макки впервые надолго остался один, он порадовался, что настоял на своем и переехал к Матсуну. В его собственной квартире было бы гораздо сложнее переносить такое длительное расставание. Каждый раз, когда Иссей возвращался, он обязательно привозил Макки что-то в подарок. Это могли быть цветы, одежда, еда, или что-то незначительное, вроде случайно подобранного камешка необычной формы, но Макки бережно хранил буквально каждую вещь, которую ему дарили. А еще Иссей зарабатывал столько, что в военной стране, где не было возможности для излишних трат, им с лихвой хватало на двоих. Так что Хиро мог спокойно работать в свое удовольствие, не беспокоясь о деньгах и просто принося красоту в мир. И иногда лишь переживая о том, что они не смогут вместе уехать в Австралию, потому что Матсуну абсолютно точно не позволят переехать, ведь он был осведомлен о многих вещах, которые не мог рассказать даже своему парню. А без него... Нет, без него Хиро никуда бы не поехал. Потому что, как бы ни была прекрасна Австралия, без Матсукавы она не стоила ни гроша.