disgusting

Хуже всего из возможных состояний радио демон переносил скуку, и, к счастью, скучать ему в этот сумасшедший день не пришлось даже доли секунды. Ожидания представлялись более чем никудышными, и единственным интересным событием ему казалось только личное знакомство с Люцифером. Узнать, что из себя представляет известный и так презираемый жителями ада правитель, было любопытно. Крайне любопытно.

И кто же мог подумать, что всё пойдёт… через одно место. Да, жизнь не изменяет своим привычкам и в загробном мире: она умеет удивлять, а порой и вовсе больно врезать по лицу.

Её пощёчины болезненные, жгучие, внезапные.

Визит Люцифера закончился напряжённым столкновением, и после словесной перепалки и взаимных попыток унизить друг друга тот, недобро зыркнув на Аластора напоследок, более не обращал внимания.

Отмахнулся, как от мухи, пытающейся его доконать.

Такой исход Аластора не просто не удовлетворил. Он никогда ранее не ощущал (или же не мог припомнить) столь яркого и сногсшибательного наплыва злости и… азарта? Именно.

Он хочет всегда выходить победителем, возвышаться, демонстрировать своё превосходство, и любые другие варианты не принимаются им к сердцу. Сердце Аластора не воспринимает никаких нежных чувств, упрёков, он абсолютно, от кончиков ушей до подошв, бессовестный и невозмутимый, но гордыня ему вовсе не чужда.

Что же произошло? Его унизили, осквернили, втоптали в грязь, не предоставив возможности на подобающий ответ. Что ж, вызов брошен. Демон поклялся самому себе, что вылезет из кожи вон, но вернёт должок. И будет по весьма определённым причинам <i>очень</i> этому рад.

Унижать мелких грешников, любоваться, как сброд — в основном, полные ничтожества — пытается взобраться на вершину и достать заветный приз, превозмогая свою грязную грешную природу, доказать себе, что хоть что-то значит, и в конце концов падает в пропасть страданий, безусловно — настоящее удовольствие. Каждый раз будоражащее кровь чувство проникает в него, когда он видит, как они мучаются, разочарованные, сокрушённые, беззащитные перед самими собой.

Кто они по сравнению с королём ада? Ничто. Всего лишь пылинки. Требовать от них уважения или даже трепета перед своей персоной — это само собой разумеющееся, но быть свидетелем их падений и поражений не так… перспективно. Уничтожение слабых, неспособных за себя постоять, существ не имеет никакой ценности, и лишь победа над достойным оппонентом или тем, кто ещё могущественнее, доказывает, что ты здесь не пустое место.

Однако таковы дела не только в аду. Аластор постиг эту истину ещё при жизни, хотя, честно говоря, сам её не соблюдал, убивая лишь хрупких и беззащитных женщин. Смерть, в каком-то смысле, развязала ему руки. Теперь у него есть шанс применить свои знания на практике. Рано или поздно он преуспеет в схватке с владыкой — такой момент неизбежно наступит.

Совершенно очевидно, что речь не может идти о физической победе. Какой бы умелой ни была грешная душа, ей не дано противостоять ангельской силе. Психологический аспект вопроса гораздо интереснее.

Коротышка, называемый королём ада, вызывает острые чувства любопытства и пронзающей ненависти. Ненависть течёт ручьём едкой кислоты, она подобна скрежету зубов, удару под дых, побелевшим от напряжения костяшкам. Люцифер, странный, эксцентричный, как клоун из цирка уродов, зловонно дышит ароматом ванили. Мерзость во плоти. Так почему же его всеми фибрами души хочется сожрать целиком? Воплощение запретного, соблазна, который охватывает каждую клетку тела. Устоять невозможно. Магнетизм, исходящий от него, олицетворяет дуальность, чуждую радио демону. Отталкивающую и манящую, ненавистную и желанную.

Люцифер — искра, непринуждённо поджигающая пары керосина, и сегодня Аластор вспыхнул.

Он прекрасно знает, как резко всё может измениться. Как повелители, разбитые и обмазанные кровью, ползают, пресмыкаясь, как мелкие змеи, и плюются своим унижением, а некогда обычные люди возвышаются над ними. Эта мысль уходит корнями в земную жизнь, точно так же, как и прежнее наблюдение, но только когда он попал в ад, убедился в этом на личном опыте. Появление самого радио демона — яркий пример, несмотря на то, что сила пришла к нему в обмен на свободу.

Смерть развязала его руки — и передала судьбу в чужие, обвиваясь поводком вокруг шеи, точно удав.

Из груди Аластора раздаётся рваный вздох; ему трудно дышать, словно на него в один момент обрушиваются толщи воды и давят на тонкое тело. При одной лишь мысли о свободе ошейник затягивается сильнее, вонзаясь в горло шипами. Он судорожно расстёгивает верхние пуговицы рубашки, пытаясь избавиться от удушья, но оно лишь нарастает.

Проклятье. Нужно найти способ разорвать сделку. Если он, великий и могучий, конечно, не собирается влачить жалкое существование в качестве покорного пса вечно.

Чёрный дым окутывает фигуру демона, радиопомехи проникают в мирный щебет птиц. В бездне алых глаз тикают безумные стрелки. Аластор раздосадован и очень зол, в отчаянии хватается за голову, раздирая кожу до крови. Единственная эмоция, которая плохо поддаётся его контролю — унижение. Задетая гордость, клокочущая где-то внутри, саднит во сто крат сильнее свежих царапин на щеках. Как и любой садист, он редко сдерживает в себе порочное желание сыграть на беспомощности других и всем своим существом презирает ситуацию, обстоятельства, в которых оказался. Когда беззащитен он сам. Роль жертвы совершенно не подходит истязателю.

Да, сегодня по нему хорошенько прошлись.

Гнев горит в груди ликом пламени, беспощадным и готовым поглотить любого, кто встанет на пути. Гадкий, сладкий до рвотных позывов, образ ангела вновь всплывает в сознании. Даже в воздух, которым и так едва дышится, в каждую молекулу кислорода словно кто-то невидимый воткнул по кусочку слезоточивого смрада. Запах этого напыщенного франта невыносим, просто отвратителен. Аластор всегда ненавидел сладкое, а Люцифера теперь — ещё больше.

И всё же чувствуются в этой адской смеси какая-то приятная горечь и кислота подгнивших яблок. В этом есть весь Люцифер.

Аластор погибает от жажды. Никогда за всё существование ему ещё не хотелось так сильно, до изнеможения, до нервных конвульсий, впиться кому-то в глотку. Вонзиться зубами в белую кожу, рвать её на ошмётки и с наслаждением слушать, как тварь, опустившая его на глазах у всех, захлёбывается в крови, вдыхать бессилие и опьяняющую горечь. Но даже самый могучий грешник с такими намерениями не смог бы и близко подобраться к низкорослому гадёнышу, что правит адом, настолько тот силён. Ничего не остаётся, кроме как утопить его в той же трясине, в которую сегодня с головой окунули самого Аластора.

Врать очень плохо, и радио демон срать хотел с высокой колокольни на подобные выражения, но когда дело касается самообмана — это непростительная ошибка, которая может привести к катастрофическому исходу. И он бессовестно и губительно ошибся, если бы решил, что источник его желания — исключительно месть и ничего более. Что дело <i>только</i> в испытанном унижении.

Рукой, скрытой в перчатке, он ощупывает лоб, смахивая капли пота, и перебирает жёсткие волосы. Аластор снова убеждает себя, что его положение перед владыкой ада — всего лишь временное неудобство и, кажется, на время успокаивается.