скоро рассвет

i am human and i need to be loved

just like everybody else does

После их возвращения Леон был помещён обратно в свою квартиру. Ему нужен был отдых, и желательно длительный, после всего этого. Луиса определили под его ответственность просто потому, что не знали, куда ещё его деть. В конце концов, он был связан с созданием паразитов, знал слишком много, и его дом был разрушен до основания. Они не могли просто так его отпустить. А Леон был тем, кто при первой встрече сообщил о нём, поэтому, без лишних раздумий, Леону навязали Луиса. Не то чтобы он был сильно против. Просто у него не было выбора.

Конечно, после всего пережитого Леон не может спать. В лучшем случае ночью он спит по два часа, а остальное время тратит на бумажную работу. Это блестящий отвлекающий маневр для своего мозга, который он выучил ещё во времена "то, что было после Раккун-Сити, и то, о чем мы не говорим (но постоянно думаем)". Если бы он не нашёл способ загрузить себя чем-то, кроме обрывочных мыслей и ошметков пылающих воспоминаний, он бы уже был не в ладах с головой. В одну из таких бессонных ночей Леон неожиданно обнаруживает у себя на пороге Луиса.

— Зачем пришёл? — резкий тон можно списать на позднее время, в которое так бессовестно заявился Луис. Они какое-то время стояли молчаливые и вымотанные – по Леону это скажешь сразу, а вот Луис умел и всё ещё был в силах скрываться получше – по разные стороны, отделяемые лишь дверью. Ни здравствуй, ни как дела. Оба понимали, как это работает. Сразу к делу.

— Не спится.

Это всё, что он отвечает. Но Леону достаточно этого, чтобы понять его. Он позволяет ему зайти, как и позволил бы любому, просто потому что понимает, насколько это невыносимо — каждую ночь мучиться от кошмаров увиденного. Он научился справляться с этим и теперь думает, что сможет пережить что угодно. Но Луис — другое дело. Он действительно не хочет оставлять его в одиночестве, наедине с кошмарами, в чужой стране. Луис переживает такое впервые, и у него нет никого, кто мог бы утешить или хотя бы понять. Просто побыть рядом. У Леона тоже не было. Он лучше взорвётся, чем позволит Луису чувствовать себя так же. Это даже почти злит. Почему такой хороший человек, как он, должен так страдать? Леон уже давно перестал считать Луиса своим врагом. Они нашли хрупкое понимание, если можно так сказать.

Когда ты остаёшься так долго наедине со своими мыслями, волей-неволей в голову приходят те, что ты так старательно избегал. У Леона было более чем достаточно времени подумать о Луисе. В конце концов он пришёл к тому, что перестал отрицать, как его тянет к Луису. С другой стороны, Луис в этом разобрался, похоже, уже чуть ли не с первой встречи. Именно потому, что он всегда был таким, Леон боялся, что он со всеми себя так ведёт. Леон слишком боялся ошибиться. И вот у них снова есть только два часа ночи, и они, сидящие в тишине по разным углам комнаты. Тишина между ними бывает комфортной, но в данной ситуации скорее костыль в их отношениях.

— Итак, у тебя кошмары? — Леон, как всегда, задавал вопросы в лоб. Он вырвал Луиса из раздумий, и тот недоверчиво посмотрел в ответ. — Что тебе снится?

— Это очевидно. — Луис слегка заёрзал на стуле, и Леон вспомнил, насколько его квартира на самом деле была неприспособлена для комфортного существования человека. На мгновение ему даже стало жаль. В следующее мгновение он уже вспоминает, что Луис тут, вероятно, надолго не задержится. Никто не задерживается в его квартире долго. — Все ужасы тех дней. Обычные жители, обезображенные чумой. Не было ни дня, чтобы я не думал об этом и не чувствовал вину. Знаешь, иногда мне в голову приходят мысли: может быть, мне следовало умереть там? Просто может быть.

— Луис. — Леон непроизвольно начинал злиться, но даже не понимал, за что. — Не смей такого говорить. Я знаю, что ты не хотел всего этого. Я был там.

— Спасибо, Леон. — После недолгого молчания Луис прикрывает глаза и тихо отвечает. — Я это и хотел услышать.

Между ними снова повисает тишина. Леон почему-то чувствует себя виноватым. Он не знает, за что, и не хочет с этим разбираться, поэтому игнорирует. За все эти годы он хорошо научился это делать. Тем временем Луис оценивающе окидывает взглядом квартиру. Абсолютно ничего лишнего, только нужные и базовые вещи. Он бы даже сказал, что слишком мало вещей. Как будто здесь люди и не живут, а лишь приходят переночевать или вроде того. Хотя Луис был уверен, что последние ночи Леон занимался тут чем угодно, но не спал. Это заставило его вспомнить о собственном доме. Об этом ему хотелось сейчас думать меньше всего. Как минимум потому, что его дома уже не существует, и он не знает, существовал ли он на самом деле когда-то вообще. Это слово — дом. Всё, что ему оставалось, — надеяться, что он когда-то его обретёт. Но Луис, к счастью, был безнадёжным оптимистом. Чего не скажешь о Леоне.

— А ты как справляешься с кошмарами?

Леон не справлялся. Всё, что наносит ему вред и что он не может контролировать, он предпочитает игнорировать. Эмоции и чувства — туда же. Ему не обязательно было выключать свет каждую ночь, ведь он не спал. Никого не было рядом, кому бы он мог помешать, но он гасил свет каждую ночь, только потому что так делают люди. Только чтобы не чувствовать себя так далеко от них, от обычной людской рутины. Ох, он действительно потерял связь с людьми за последние шесть лет. Последний раз, когда он проснулся ночью, он открыл для себя какое-то новое чувство. Он вдруг почувствовал себя таким маленьким и беспомощным, ему так смертельно хотелось, чтобы кто-то был рядом с ним и обнял его, и ему было до тошноты противно чувствовать себя так. Он никогда не сможет признаться кому-то в собственной слабости. Даже самому себе. Если это цена за сон, то он больше не хочет спать. Только бы не испытывать это снова. Он знает, что никто не сможет его понять. Он и не собирался никому рассказывать. Время утекает сквозь пальцы, незаметно наступает утро. Леон слышит пение птиц и отвлекается от работы. Они не знают всего ужаса этого мира. Мира, который Леон видел и запечатал в себе. Это так далеко от них, что и ему это кажется таким далёким. Он бы хотел быть таким же свободным. Он бы хотел петь так же, как они. Но он не умел. Всё, что у него когда-либо хорошо получалось, — влезать в передряги и спасать жизни. Хотя насчёт второго он никогда не был уверен.

— Кто тебе сказал, что я справляюсь? — Леон до боли ненавидит этот взгляд, когда он говорит что-то такое. Этот взгляд моментально наполняется жалостью. Оставьте её себе, Леону больше не нужна жалость. С него хватит. Луис, на удивление, выглядел не так. Луис выглядел так, будто ему действительно жаль, будто он хотел, чтобы всего этого никогда не случалось. Но оно случилось. И будет ещё хуже, Леон знал. — Не смотри так на меня, я привык не спать несколько ночей.

— Несколько ночей? — глаза Луиса округляются от удивления, и Леон понимает, какую глупость он сейчас сказал. — А потом что?

— А потом меня просто отрубает. А что? Ты за меня беспокоишься? — защитная реакция Леона в таких ситуациях всегда была одна — пошутить. Его это обычно и спасало, ведь никто не волновался за него по-настоящему. Сначала это было больно понимать, потом он привык.

— Да, беспокоюсь. Какого чёрта, Леон?

Это в любом случае было чем угодно, но не тем, что он был готов услышать. Он не думал, что когда-то вообще услышит такое в свой адрес. Он понятия не имел, что делать со всем этим прямо сейчас. Само собой, он волновался за всех, с кем имел дело. Но зачем кому-то думать о нём самом? Леон всегда справлялся сам. Прямо сейчас он просто не хотел, чтобы Луис так глупо отчитывал его.

— Не твоего ума дело. — это обычно работало. Если не разговаривать с людьми, они от тебя отстанут. Если сказать что-то грубое, они уходят. Луис был первым, с кем не сработало одно. Следующее не работало с ним прямо сейчас. Возможно, Леон в скором времени просто сойдёт с ума от этого человека, который почему-то не действует так, как другие обращаются с ним.

— Хорошо. — Луис даже не выглядел злым или разочарованным, только слегка расстроенным. Он не злился, и Леон не знал почему. Было бы проще, если бы он начал кричать, какой Леон херовый. По крайней мере, он имел с этим дело. — Я не буду допытываться, если не хочешь. Просто знай, что я тут и я готов выслушать тебя, понял? Мы нужны друг другу. Кому как не нам знать, через что мы прошли?

Это ломает что-то внутри Леона. Это ощущается как конец чего-то. И конец не в плохом смысле. Это страшно, ведь Леон конец пока только с чем-то плохим ассоциировал.

— Почему... ты не злишься? — Леон выглядит неуверенно и жалко. Он знает. Он игнорирует.

— Почему я должен? — Луис выглядит так ненапряжённо в отличие от самого Леона, и он не понимает, как тому это удаётся. Так легко, что Леону становится легче, когда он просто смотрит на него. Облегчение. Комфорт. Чувство, которое он забыл, как испытывать. Леон всё ещё уверен в этом разговоре меньше, чем в чём-либо.

— Потому что... все...

— О, Леон. Я – не все. — Луис поднимается со своего места и неспешно подходит к Леону. В его голосе слышится такая осторожность и нежность, какую Леон не думает, что способен вынести. — Их там даже не было. Что они говорят? Я был там с тобой. Мы оба знаем, через что прошли, да?

Леон прекрасно знает. Он никогда не забудет все эти бои. Все лица заражённых жителей деревни. Ужасающие крики Эшли. Его падение с высоты. То, как взорвался весь остров. То, как он убил своего наставника. И даже то, что было после этого. Он действительно старался не думать об этом. Но это было.

Луис подходит и осторожно садится на кровать рядом с Леоном. Это настораживает его меньше, чем он привык.

— Скажи, как давно тебя обнимали? — Луис тихо шепчет откуда-то сзади и слишком близко. Сердце Леона пропускает удар. Он не станет говорить, что, вероятно, почти все люди, которые его обнимали, уже мертвы. Теперь он и сам избегает этого, как огня. Он скорее проглотит пулю, чем позволит себе лишнее прикосновение к кому-то.

— Я не помню. Давно. Прошли годы. Что ты-

Луис медленно и осторожно кладёт руки на талию Леона и придвигается ближе. Пока это прикосновение невесомо, и Леон благодарен этому. Луис был до отвратительного нежен. Этого вообще-то стоило бы ожидать. Но Леон не хотел, чтобы о нём так беспокоились. Он вдруг вспомнил, как Луис со злостью закрыл зажигалку после слов Леона, чтобы он не беспокоился о нём. Тогда он подумал, что ему показалось. Теперь у него в голове начало что-то складываться. Он бы просто не вынес этой всепоглощающей нежности, его сердце бы не выдержало. Он не думал, что когда-либо будет к этому готов. Он не думал, что когда-либо заслуживал такого отношения к себе.

— Всё нормально? — Луис продолжает его обнимать, теперь уже более настойчиво. Но Леон всё ещё чувствует, что к нему относятся так, будто он фарфоровый. — Ты можешь просто сказать, и я прекращу.

Меньше всего на свете Леон бы хотел сейчас, чтобы это прекратилось, чем бы оно ни было. Это было так успокаивающе и так нужно ему. Леон смертельно хотел касаться Луиса, но запрещал себе всё по тем же причинам. По крайней мере, Луис брал всё в свои руки.

— Нет. Только не сейчас. — Леон не доверял своему голосу, и правильно делал, ведь сейчас он подводил его. Он даже не знал, почему звучал так, будто был готов заплакать. Он не был. Он просто позволил себе минутную слабость.

Луис, судя по всему, воспринимает это как зелёный свет. Он мягко целует Леона в шею сзади, и тот начинает дрожать.

— Ты такой чувствительный. — Леон ощущает дыхание Луиса кожей и думает, что готов взорваться. Вообще-то, черт бы побрал всё это. Он готов отпустить себя единственный раз в жизни и упасть в руки Луиса. Довериться. Он может позволить себе и не минутную слабость.

— Долгое время никого к себе не подпускал. После событий Раккун-Сити не чувствовал себя достаточно чистым, чтобы прикасаться к кому-то. Чувствовал себя лишь разбитым, испорченным. Не знаю, использованным. Неправильным каким-то. В конце концов, я решил, что мне это больше не нужно.

— Леон... кто внушил тебе это? — укоризненно шепчет Луис, перекидывая ногу, чтобы зажать между ними Леона и ненавязчиво начинает забираться руками тому под футболку, пока что невесомо касаясь. Леон начинает дышать сквозь зубы. — Ты самый потрясающий человек, которого я встречал в этом мире, и я сейчас не только о внешности. Я бы хотел быть хоть вполовину таким же хорошим, как ты.

— Ты и есть, — Леон поворачивает голову, чтобы поймать взгляд Луиса и придать своим словам ещё большей силы. — По крайней мере для меня. Среди всех, кого я знаю, ни у кого нет такой чистой души.

Леон уже давно не мнил себя человеком, достойным хоть одной буквы в слове "хороший", Леон убивал и далеко не всегда избегая невинных. Он прекрасно знал, что Луис тоже приложил руку к чудовищному инциденту, оставившему самому Леону травму, он не собирался игнорировать тот факт, что Луис тоже убивал, но ему было как-то.. всё равно. Два сапога – пара, хотя Леон всё ещё по каким-то причинам считал Луиса чуть ли не святым на фоне остальных своих знакомств. Но это было искреннее чувство, и он слишком устал для попыток разбираться, откуда оно взялось. Он бы охотно принял всё, что Луис бы ему дал. С его же стороны, сам Луис был готов отдать Леону целый мир, и только одному Леону, но тому мир был без надобности. Всё, в чём он нуждался – Луис. И Луис это прекрасно чувствовал. Он читал просьбу в глазах Леона, которую, как они оба знали, он бы ни за что не озвучил. Аккуратно придерживая, он мягко сталкивается губами, и Леон тут же целует его глубже. Это невольно заставляет вспомнить их первый поцелуй, тогда они ещё не смели и надеяться, что после того, как весь этот ужас закончится, они хотя бы встретятся ещё раз. Луис весело думает, что сама судьба свела их снова, будто они не могли существовать друг без друга. Будто они были предназначены друг другу.

— Ты вообще в порядке? — отрывается от чужих губ Луис, чтобы глотнуть воздуха, и чтобы быть тем, кто ещё контролирует себя, потому что, смотря на Леона, он убеждается, что тот уже нет.

— Заткнись, — с этими словами Леон резко толкает Луиса и, когда они падают на кровать, переворачивает их, оказываясь зажат под Луисом. — Когда-нибудь думал, что окажешься со мной в такой ситуации?

— Ага. Сплю и вижу, — отвечает Луис, умело пользуясь юмором, как защитой в неловких ситуациях, зеркаля Леона, который почему-то уже терял свою смелость. В таких сценах всегда есть едва уловимое чувство какой-то неизбежности, и хотя Леон был уверен в том, что они всё же могут в любой момент остановиться, он не хотел.

— Я думал, ты во сне видишь труп Краузера.

— Ну, только если то, как я хочу завалить тебя рядом с этим трупом.

Оба мгновенно краснеют. Луис не впервые в жизни жалеет о своём длинном языке, думая, какую глупость ляпнул. Испортил ли он всё только что?

— Тогда сейчас пожалуй лучшая возможность, — тихо произносит Леон, боясь смотреть в глаза. Он бездумно зажимает Луиса между ног, видимо опасаясь, что тот может вдруг ужаснуться и сбежать. Может, он передумает? А может, Леон вообще всё не так понял?

Между тем, Луис молча наклоняется, чтобы украсть ещё один поцелуй, вырывая Леона из лихорадочных мыслей, пока они не поглотили его. На самом деле, такое происходит с Леоном не часто, и он забыл, когда такое случалось последний раз. Возможно, лет шесть назад, когда мир казался другим, люди смотрели на него не так, и собственная самооценка болталась несколько.. ниже. Леон давно уже избегал навязчивые мысли, перегружая себя работой, просто не давая себе на них времени. И сил. Лучше сделать хоть что-то полезное, чем впустую жалеть себя.

Луис, казалось, мог залечить все его раны, потому что его слова и прикосновения словно были выкованы подстать их формам. Возможно, он просто прекрасно знал, что делает. Луис был осторожным, медленным и заботливым, Луис постоянно шептал что-то на родном языке, но Леон был совершенно не в том состоянии, чтобы уловить смысл, хотя по тону было ясно, что это что-то такое же нежное, как его прикосновения. Леон боялся, что если начнёт переводить, он просто взорвётся от переполняющих чувств. Он этого всего не заслуживал. Никто раньше не обращался с ним так, и он был уверен, что так будет до конца жизни.

Леон почувствовал, что готов заплакать от такого отношения. Не так. Леону хотелось, чтобы Луис заставил его забыть обо всём. Чтобы вытеснил собой всё остальное и осталась только мысль луислуислуис, бесконечно повторяющаяся в его голове и резонирующая со стуком собственного сердца. Он не вздумал бы просить Луиса отдать своё тело, он бы только попросил поделиться живым жаром, что волнами несётся от его естества. Оплести клеткой любви и нежности – это он умел, Леон не сомневался. А ему бы только вспомнить, каково это – быть живым и дышать свободно.

— Не будь нежным. Я хочу чувствовать, что ты здесь.

— Но я действительно здесь, мой дорогой. Я никуда не уйду.

Но все уходили. Это обращение, это отношение заставляли Леона поверить в то, что что-то изменилось. Луис был готов сцеловывать хрустальные слёзы с его прекрасного лица, только бы не быть их причиной. Луис считал его драгоценностью, и если Леон был с этим не согласен, он может заткнуться.

Когда Леон был младше, он искренне верил в людей и в доброту мира, но с возрастом этот мир показывал ему такие ужасы, из-за которых он вынужден был стать жёстче. Сейчас как никогда Леон сожалел, что растратил всю мягкость не на тех людей, оставив для Луиса гораздо меньше любви, чем он того на самом деле заслуживал, но Леон был готов отдать всё и даже больше – вырвать своё сердце и бросить к ногам Луиса, если потребуется.

Луис заземляюще целовал Леона, его лицо, каждый участок, до которого мог дотянуться, будто поклоняясь телу и душе. Это только больше распаляло Леона, он никогда не чувствовал такого удовольствия и желания, в котором тонул и совершенно не возражал. Это было открытие, но Леон догадался, что так бывает, когда ты любишь кого-то, а он любит тебя. Это успокаивало, но и наоборот, было причиной волноваться ещё больше. Леон отчаянно цеплялся за чужие плечи, притягивая к себе, чтобы слова случайно не сорвались с его языка. Он обязательно скажет всё, что он чувствует к Луису, обязательно, но потом, позже. Он обещает себе, что скажет.

В тот момент Луису казалось, что если он вдруг посмеет дотронуться до открытой души Леона, кончики его пальцев окрасятся в золото – ему казалось так всегда. Если кто-то когда-то и отдаст Луису своё сердце добровольно, то только для того, чтобы он сожрал его. Луис давно смирился с чувством вины, под тяжестью которого он был будто погребён все эти годы, не имея возможности хоть что-то исправить, изменить с завязанными руками. Он помнил, как рискнул спросить Леона, могут ли люди измениться, не говоря как ты думаешь, имею ли я право измениться? и Леон так пристально на него посмотрел, что этого было достаточно, чтобы его да не подвергалось сомнениям. Люди не могут изменить прошлое, как бы ни старались, но каждый держит в руках шанс изменить будущее. Есть только две вещи неподвластные людям – рождение и смерть, жизнь же – это весь миг между ними, где каждый день ты делаешь выбор.

Луис не был религиозным человеком, но иногда он действительно думал, Бог создал Леона для него, и наоборот.

Контрастируя с тем, как все обычно оставляли Леона наедине со своими мыслями и одиночеством, когда всё заканчивалось, Луис относит Леона в ванну, и тогда Леон понимает, что это никогда не закончится. Он никогда не перестанет удивляться Луису и никогда не перестанет краснеть от его действий.

Леон прикрывает глаза и наконец-то позволяет себе расслабиться, сидя в тёплой воде, а Луис рядом с ним гладит его волосы и обещает остаться, если только Леон захочет быть с ним.

Они спят в одной кровати в обнимку, прижимаясь друг к другу так отчаянно, будто если отпустят, планета взорвётся. Так близко, что каждый может слышать и чувствовать бешеное биение сердца другого, радуясь, что он не один такой.

Когда Леон просыпается на следующее утро, сначала он отмечает, что впервые за долгое время проснулся так необычно поздно для себя, потом — что он наконец-то выспался, и уже следом осознаёт, что кровать пуста. Не успев как следует распаниковаться, он находит Луиса на своей кухне, который что-то делает у плиты и напевает испанскую песенку себе под нос. Леону вдруг смертельно захотелось подойти к Луису сзади и обнять, но тот его не замечал, и он слишком стеснялся такого порыва. Это было на него крайне не похоже, и он боялся, что это уже слишком. Но каждая дурная мысль непреклонно требует своего воплощения.

— Дыру прожжёшь, Леон. — Пока он запутывается в своих мыслях, Луис обернулся и смотрел на него с такой безмятежной улыбкой, что на душе становилось так легко, и будто все тревоги испарялись. Леон молниеносно отворачивается, быстро краснея, словно пойманный с поличным. Утреннее солнце падало на лицо Луиса, играло в его волосах, из-за чего казалось, что они искрились, и Леон подумал о том, что хочет каждое утро целовать это красивое лицо. — Да ладно, иди сюда.

Леон нерешительно подходит сзади, заключает Луиса в объятья, обхватывая руками чужую талию, и кладёт голову на плечо Луиса. Он наблюдает за тем, что тот делает и рассеянно думает, как давно оставил всякую надежду, что однажды он проснётся в своей квартире и будет завтракать не один. Завтракать с Луисом, спать с ним в одной постели, с укором глядеть на очередную кружку кофе, пока тот работает – всё это в будущем. Может быть, они встретят ещё не один рассвет; может быть, они ещё не раз проводят вместе солнце на закате. Звучит как план, да?

Луис остаётся навсегда.