Что чувствует человек, когда видит бога в первый раз? Страх? Надежду? А если он видит его в двадцатый раз? Божественность становится обыденностью, привычкой, пугающей только тех, кто живет иначе. Наверное, так произошло и с ней. Первая встреча с богом породила множество эмоций от радости и до ужаса. Сложно было даже поверить, а уж тем более говорить что-то при столь могущественной сущности. Теперь же, спустя столько времени, все это утихло, уступая приятному покалыванию в пальцах и спокойствию. Так быстро привыкнув к новому раскладу, она могла даже заснуть рядом с ним или положив голову на плечо, не считая это чем-то необычным.
Сегодня судьба распорядилась так, что Ада сидела уже напротив другого бога, смотрела в золотые глаза и на бесконечные иероглифы, которые он старательно выводил будто бы совсем не думая. Столько вопросов мелькало в её голове подобно змеям или угрям, которым тесно в бочке, и они извиваются, копошатся, не дают покоя. Она получит ответ на любой вопрос, что бог сочтет нужным, но это не означало, что он ответит на все. Воплощение мудрости прямо перед ней, а она даже сосредоточится не может. В памяти все крутится момент, когда наставник ударил её прямо в живот. Пускай сейчас она была жива и даже без шрама, но то ощущение, когда он провернул лезвие, раздирая кожу и органы было не забыть. Настолько отвратительно, что пальцами девушка едва касается места, где был кинжал. Это точно не бред. Бред не бывает столь реалистичным.
— Что тебя интересует больше всего? — его голос спокойный, ровный, но она все равно нервничает. Аш был похож на старшего брата, на друга, который не сильно пользуется титулом бога, а вот божество напротив наоборот имело так мало человеческого. Наверное, именно поэтому Тот, бог мудрости, и был одним из самых почитаемых. В нем чувствовалась отстраненность, его не волновал мир за пределами этой комнаты.
— Расскажи все, что знаешь про мое детство. Все, что я не могу вспомнить и почему я не помню, — она выпаливает на одном дыхании, а после замирает. Дыхание перестает ощущаться, лишь биение сердца означает, что все это реальность. В попытке расслабиться глаза невольно высматривают мелкие детали помещения, в котором она сидит. Глиняные горшки на полу, несколько кувшинов с вином и хеком на столе чуть подальше. Больше всего внимания привлекал шкаф, заполненный пергаментами.
— Твои родители не были богатыми. Создавая семью, они лишь хотели уйти от невзгод, постараться забыться друг в друге, — он на мгновение прикрыл глаза, будто выдергивая воспоминания из омута памяти, пока девушка сверлила его любопытным взглядом, — однако твой отец был горд и амбициозен, готовый идти на любые меры, лишь бы жить счастливо со своей женой. Так он и заключил сделку с богом, что обучил его ремеслу некромантии и ценой этому стал ещё нерожденный ребенок. Это единственное, что у него было.
Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, сминая ткань платья. Ада ожидала многого, но то, что отец, даже не увидев её, отдал свою дочь ради денег божеству, что славилась жесткостью. Вопросов становилось больше, но злится ещё рано. Если это только начало, значит явно будет что-то ещё.
— Твоя мама была решительной и через один лунный месяц после твоего рождения готовилась сбежать из Египта, но случилось несчастье, и ты умерла через три недели после родов, — пока он отпивал вино из своей кружки, Ада получила столь необходимый секундный перерыв, в который пыталась переварить услышанное, — твой отец, побоявшийся гнева Сета за сорванную сделку, скрылся, а мать, разбитая горем стала искать способы что-то сделать. Безутешный родитель готов отдать все ради своего дитя. Так она и нашла ритуал, хоть и страшный, но обещавший ей воскресить ребенка. Твое маленькое тело напоминало пустой сосуд и ритуал вселил бы жизнь в этот сосуд, но эту жизнь нужно было откуда-то взять. Однако не так хорошо образованная женщина сделала ошибку и вместо кровавой жертвы обратилась к богам. Ритуал пошел иным путем и вселил в тебя демона из Дуата. Амат, что пожирает сердца не прошедших суд Осириса. С тех пор в твоем теле смешалось две сущности: девочка, что хотела любви и яростная божественная сущность, желавшая свободы. Ярость с годами утихла лишь потому, что две составляющие тебя с годами начали сливаться. Сначала ты помнила лишь то, что было твоим как человека, но, когда брала верх Амат ты погружалась в забвение. Со временем ты полностью придешь к балансу, вспомнишь все, что с тобой происходило, ведь сейчас ты уже не две противоположности, а одно целое.
В голове был хаос, реальность колесом вращалась перед глазами и увидеть что-то одно, выцепить фрагмент было нереально. Ада слышала звуки, осознавала их, но не могла понять или принять. Это все походило на дурной сон. Амат, ритуал, её мама, смерть. Пазл не складывался, он отдельными кусками повис в воздухе.
— Что было дальше? — её голос обычно уверенный и спокойный теперь звучал подавлено. Отчего-то на душе в отличии от головы было совершенно пусто. Одно дело было слушать все это как старые байки, а другое осознать, что это произошло с ней в прошлом. Обняв себя руками, Ада хотела кричать и молчать одновременно. Её рьяное желание узнать прошлое исполнилось, но рада ли она? Неизвестность сейчас казалась даже лучше.
— Твоя мать не могла позволить отцу найти тебя, поэтому дала другое имя. У неё была подруга, с которой они в юности вместе воровали, чтобы раздобыть средства на пропитание. Они были достаточно близки и на твой день рождения эта девушка подарила тебе амулет, но в скором времени её не стало, и твоя мама дала тебе другое имя в память о ней. И имя это Хатшепсут. Она сама вырезала на амулете её имя незадолго, как той не стало, чтобы ты никогда не называла свое настоящее имя. Так твоя мама надеялась уберечь тебя от отца. В прочем, она знала, что рано или поздно отец узнает о ритуале, узнает о том, что ты жива и спустя шесть лет так и произошло, — пробуя вино на вкус, он смакует его с внимательностью критика, поглядывая на девушку, снова давая ей пару минут на обдумать, — он нашел её в Фивах. Ты и сама знаешь, чем закончилась для тебя эта встреча.
— Я очутилась посреди пустыни, — в голове невольно всплыли те воспоминания, тот храм посреди песков, — спешу предположить, что мать усадила меня на лошадь и отправила в столицу, но по пути что-то случилось и я оказалась в пустыне, далеко от Мемфиса.
— Ты способна на многое, хоть и не знаешь этого. Возможно, поэтому, все то, что было скрыто от тебя, так долго оставалось тайной и для других. Когда ты хочешь быть одна ты становишься незрима, потому что боги ищут людей, но мало замечают себе подобных, — мужчина проводит по странице, пальцами касаясь засохших чернил, и губы его трогает кроткая улыбка, — твоя ярость может стать прекрасным оружием, если её обуздать. Ты не умеешь этого делать, но всё приходит с опытом. Знаешь ли ты, что три дня назад ножом ударил тебя твой собственный отец?
Он показал на свой живот, намекая на рану, что была нанесена наставником. Ада смогла лишь усмехнутся. Её не было обидно, потому что она знала лишь горе от потери родных, но сейчас глаза начинало щипать точно так же, как когда она плакала от нахлынувших эмоций.
— Он узнал меня, когда я маленькой увидела ритуал в храме? — с поникшей головой она по осколкам собирала свое детство как разбитое стекло, режущее её руки. Именно стеклом был её собственный мир, и она сама — хрупкой и разлетевшейся на куски, как глиняные горшки не выдержавшие удары судьбы.
— Верно. Когда отец узнал о ритуале он хотел его повторить, но твое рождение было чудом, порожденным упорством твоей матери. Он же преследовал лишь цель избежать долга перед богом. Как думаешь, узнай Сет правду, как он поступил бы? Что испытал? — его вопросы словно вытаскивали её из собственных мыслей, заставляли думать, а не сильнее зарывать себя в сомнениях.
— Ярость и желание оторвать ему голову, зная Аша, — от чего-то его имя вызвало тепло внутри, вызывая то самое воспоминание, как он держал её за руки над пропастью в два этажа, а потом представила его, будучи пьяной. Эти мысли все ещё выбивали из колеи, но хотя бы помогали не уходить в отчаяние, — возможно, я буду даже рада ему в этом помочь. Отец учил меня выживать, сам того не зная. Я соврала ему, когда рассказывала про детство, высветлила волосы, стараясь избавиться от себя прошлой, а из забитой маленькой девочки превратилась в мстительную и жестокую, узнавшую, что такое война. И всё же ощущала страх рядом с ним.
Пальцы разжали ткань, теперь они лишь выводили иероглифы на полу, отвлекая её. Любящие родители дают ребенку базовые знания о мире, помогают не только жить, но и учат выживать в суровых условиях пустыни. Теперь уроки её наставника, а точнее отца, выглядели забавно. Возможно, так жестоко обходясь с ней он видел в Аде свою дочь, не зная, что это она и есть, а возможно видел в ней отражение своей жены, кровь которой была у него на руках.
— Твои силы ещё не восстановились, — мужчина покачал головой, обрывая все желание Ады броситься в бой прямо сейчас, — клинок, что держал в руке твой отец был ритуальный, но вместо того, чтобы убить тебя, он соединил тебя в одно целое. Чтобы из двух слитков металла получить клинок, для начала их нужно растопить, а после превратить в одно целое. Подобное и делает этот клинок с такими как ты: разрывает напополам, но помогает прийти к единству. Ты не раз слышала, что вера людей важна, вот поэтому Нил не просто священная река. Вера людей в связь багровой воды с божественной кровью помогла тебе восстановиться быстрее, напитав твое тело. Сегодня ты возродилась, наконец-то став полностью единой. Сейчас тебе нужно отпустить все и позаботится о себе. Твои друзья живы, хоть им и приходится скрываться, твой отец в бегах, твой покровитель пытается узнать то, о чем сам ещё не помнит. Твоя попытка мести сейчас закончится лишь новой травмой и будет абсолютно бессмысленна.
— Я умею драться и смогу крепко держать клинок в руках, — она не любила спорить, но в данный момент она делала это в качестве защиты. Бог видел её как открытую книгу, знал о ней больше, чем она сама. Каждым новым словом он лез ей под кожу, вызывая желание отвернуться, уйти отсюда и больше никогда ничего не слышать, но Ада не могла. Сейчас исполнялась самая давняя её мечта. Ответов было много, вопросов ещё больше, — что ещё мне нужно?
— Ты уже доказала сама себе, что твоих навыков недостаточно даже чтобы победить не самого подготовленного человека, — ему не нравится упертость, но Тот прощает её за это. Он давал ей горький яд правды вместо амброзии, а ей приходилось пить его большими глотками. Все же он мог облегчить её страдания. Сухое тело поднимается из-за стола, чтобы разлить отвар по двум чашкам. Это все ещё было забавно: столь старый мужчина не горбился, ходил достаточно быстро, а писал так, как Ада бы никогда не смогла. Не объясняя ничего, он протягивает чашку девушке, пока та задумывается, принюхивается и смотрит на него с подозрением, — мне незачем тебя травить. У меня уже не раз был шанс прервать твою жизнь.
— Ваша правда, — приходится смириться и отпить, но проглотить не выходит. Жидкость на вкус похожа на кровь вперемешку с землей и тиной. Все мысли отобразились на её лице отвращением, что насмешило мужчину, пьющего эту дрянь вполне спокойно. Дело привычки или нечувствительность к вкусам — она знать не хотела.
— Полезные отвары редко бывают вкусными, со временем к этому привыкаешь, — он осушает чашку в пару глотков, а она едва проглатывает лишь малую часть, кривясь. Все её естество против, но спорить с богом не выйдет. Раз он предложил — отказаться Ада уже не сможет. Сейчас было бы в пору извиниться за комментарий к той еде, что приготовил Исса. То, что она пила сейчас явно было в десятки раз хуже переваренного мяса.
— Как я вообще появилась в Ниле? — Ада не спешила пить. Как только тошнота уходила она делала новый глоток и ждала. После двух она все же сдалась, зажмурилась и выпила отвар залпом, как крепкий алкоголь. Приложив ладонь ко рту, она едва не согнулась в кашле.
— Ты помнишь, как Аш мог пропадать и потом снова появляться? Это то малое, что мы умеем делать. Пусть тебе подобное почти не подконтрольно, но все же в тебе есть божественное начало, что рвётся к жизни и использует все возможное для спасения. Оно — твоя ярость в битве, твое упорство в безысходности, твой здравый рассудок в хаосе событий, но это было бы ничто, если бы не твое человеческое желание жить ради цели, творить поистине безумные вещи и доверие к тем, кто стал твоими союзниками. Две половины тебя, одна из которых Амат, а вторая Ифресет и сделали тебя такой, какая ты есть сейчас. Ты божество постигшее человеческое горе и радость, злость и доброту. Быть может, двойственность дала тебе преимущество перед богами, что давно забыли все человеческое. Когда-то мы были подобны людям, были как ты, но после ушли с этой земли, уступив человечеству в обмен на их веру в нас.
— За столько лет я уяснила одно — никто не делится информацией из доброты душевной, так какие же цели у тебя? — наконец-то она смотрела ему в глаза прямо и с вопросом, что читался в глазах так ясно. Привыкшая быть исполнителем она искала в любых существах причину контакта с ней. У каждого своя выгода.
«Так что я должна сделать?»
— Ты все такая же прямая и упрямая, — Тот смотрит не на неё, лишь на закат, любуясь багровым Нилом, в котором утопает огненный диск, — у каждого в этом мире свое предназначение будь то боги или люди. В конце нашего пути всех ждет забвение и как бы Аш не страшился того, что боги исчезнут… это всё равно произойдет. Но до заката ещё сотни и тысячи лет, пускай для бога это и не так много. Я не смогу сказать, какова твоя роль. Не могу сказать, что ты должна сделать. Судьба не ясна и каждый наш шаг, каждая попытка противится уже была предначертана, тогда к чему знать сразу все? Сейчас мы лишь путники в миром забытой лачуге и раз я здесь в одной время с тобой, значит так было нужно.
— Самый мудрый бог, что не знает собственного будущего, — она задумчиво трет край чашки, — с другой стороны если ты бы знал, то все равно следовал бы по предначертанному, иначе оно им бы не являлось. Знающий, что умрет через несколько часов так сильно будет пытаться избежать смерти, что сам невольно приведет себя к ней.
— Ты думаешь в правильном направлении. Люди хотят знать все: когда они умрут, когда они найдут свою любовь, когда родятся их дети, но была бы тогда радость и злость? Была бы столь удивительная свойственная людям надежда в их жизни? Трудно печалиться за историю, конец которой тебе известен, — в помещении становится темно и только отливающие золотом глаза виднеются все сильнее. Тот был как отец, рассказывающий историю мира ей, совсем юной по меркам богов, а она лишь слушала, не смея возразить, — на сегодня достаточно. Тебе стоит выспаться и восстановить свои силы, перед тем как научиться жить заново.
— А что будет завтра? Расскажешь что-то ещё или предложишь другой напиток, ещё более горький, но полезный? — её губы тронула легкая усмешка, которая была скорее трещиной в её спокойствии, выдающей весь шторм, что был внутри. Колкие шутки были спасением, защитной реакцией, которую мужчина чувствовал.
— Это мы узнаем только завтра, — ответ ожидаем, но он отзывался спокойствием внутри. Неизвестность пугает, но сейчас все мысли были заняты прошлым, поэтому думать о завтрашней неизвестности было даже приятно. Это возвращало её в реальность.
— По крайней мере оно обещает быть чуть лучше, чем вчера, — возможно в ней зародилась та самая надежа или мысли на секунду остановились, от осознания, что всего не знают даже боги. Такой расклад вещей снимал с неё часть ответственности за все то, что она не помнила и не знала. Просто этому ещё не пришло время.
— Тебе стоит выспаться, — Тот снова уселся за стол, размешивая кистью чернила и вынимая из сумки чистый пергамент, — располагайся в соседней комнате. Кровать не самая удобная, но её наличие уже не так плохо. Мне сон не нужен, что не скажешь о тебе. Ступай и не беспокойся о будущем. Все будет так, как должно случиться.
Погрузившись в пергамент, он дал понять достаточно четко, что на сегодня их разговор окончен, а значит не было смысла ждать. Ещё пару часов назад ей казалось, что она очнулась в середине дня, а уже сейчас ей хотелось спать так, словно неделю она провела в пути. Учитывая, что Тот сказал про удар три дня назад, то она снова ничего не помнила. Быть может её божественные корни и в правду заставляли её бегать три дня без сна и перерыва? Этого она не знала.
Рухнув камнем на прохладные простыни, она невольно коснулась бедра, где раньше красовался тонкий и изящный кинжал, подаренный ей Сетом. Быть может сейчас он лежал на дне Нила или остался в том зале с ритуальным кругом на полу. Ярость разгоралась в ней от одной мысли, что этот кинжал наставник, или правильнее сказать её отец, забрал себе. С её стороны глупо было тогда выдать себя ответом про приступы. Если раньше он лишь догадывался кем именно являлась Ада, то теперь, поставив на кон все, точно знал, что она — родная кровь.
А ещё Ада думала про Иссу и Хему, которые не могли ожидать такого поворота событий. Интересно, было им так же горько, как ей когда-то? Возможно, они даже искали её тело, чтобы достойно похоронить, а может надеялись на то, что она жива, раз нет тела. Тот сказал, что они в бегах, значит они смогли убежать, а отец — скрыться. Слишком много всего произошло. Это чувство потерянности было таким родным и осточертевшим одновременно: она знала, что произошло, но из-за своей памяти не могла быть хотя бы в чем-то уверенна.
Девушка делает глубокий вдох, а после выдох. Сознание успокаивается стоит ей расслабить челюсть и мышцы лица, а затем и остальное тело. Рассудок должен прийти к спокойствию, иначе мысли просто не дадут ей уснуть. Чтобы отвлечься она позволяет себе лишь один маленький жест: коснуться своих губ пальцами, все вспоминая тот вечер. Кого она действительно хотела тогда целовать и хотела ли на самом деле? Быть может, это лишь попытка понять человеческие чувства? Но чувствовала ли она хоть что-то в тот момент? В прочем, для сравнения у неё есть и другие воспоминания. Старые, болезненные, когда она впервые была так близко к кому-то, но это было совсем другое. Тогда Ада целовала его не потому, что хотела. Это был лишь вопрос выживания, до сих пор отдающий чувством паники, с которым тонули не умеющие плавать. Её руки дрожали от отчаяния, но она испугалась настолько, что не смогла нанести удар. А если бы это был не он? Если бы ей попался обычный мужчина, достаточно обеспеченный, чтобы деньгами потешить свое самолюбие, смогла ли она вытерпеть этот позор? Смогла бы терпеть чужие руки, ненавистные, как воды цветущего Нила? Ответ был слишком очевидный. Тогда в Аше она видела спасение, хоть и боялась его каждой клеточкой своего тела. Слепая детская наивность, что он не навредил бы, а почему? Просто потому, что ей так показалось. В этом действии не было логики, только пресловутая надежда.
Наверное, потому люди выбирали не просто человека, а кого-то, кому доверяли и любили. Они искали другие прикосновения — медленные и приятные, а не наполненные страхом и отвращением. Такому человеку надо было доверять так же, как она теперь доверяла своему покровителю и даже больше. Это было что-то иное, когда без одежды люди чувствовали себя так же уверенно, как Ада ощущала себя лишь с оружием в руках. Наверное, прикосновения столь близкого человека расслабляли, поцелуи не вызывали отчаяние, они были приятными и желанными. К сожалению, она никогда не испытывала подобного. Ада пробовала, действительно хотела узнать каково это, но, когда она решилась переступить через себя, то почувствовала лишь разочарование. Это было противно. Она прекрасно относилась к тому человеку, с которым пробовала, хоть его имя уже стерлось из памяти. Одного раза было достаточно, чтобы понять — ей не нравится, когда её касаются везде, не нравится быть без одежды, даже если платье едва прикрывает бедра. Можно сказать, что это её панцирь, гарант хоть какой-то безопасности. В тот день она хотела содрать с себя кожу, лишь бы не помнить этих прикосновений. Ада терла руки и бока до покраснения, царапала ногтями, даже синяки от битвы подошли бы лучше, чем фантомные прикосновения. Подобное казалось чем-то стыдным, потому она даже не сожалела, когда этот человек скончался меньше, чем через год. Он унес эту тайну в могилу, а Ада смогла забыть это как страшный сон, но теперь она думала о другом. По какой причине тогда в подворотне она не нанесла удар? Просто ли это была судьба или все же что-то иное, нелогичное, но столь человеческое? Мыслей было много, но, на её счастье, сон брал свое. Ночь избавляла её от прошлого и настоящего, лишь насылала сладкие сны, такие желанные отчаявшейся душе.
Следующий день встретил её на удивление прекрасной погодой. Не так жарко, но без дождевых туч, предвещающих ливень. Такие дни были слишком редкими, чтобы к ним привыкнуть, от чего просыпаться было приятнее. Впрочем, в любую погоду её утренний ритуал включал в себя разминку, чтобы держать себя в форме, а заодно и завтрак. В доме Ады едой занималась Бенну и лишь изредка сама Ада, но в доме, где она и бог временно остановились вообще не было еды. Возможно, Тот решил этим заняться, раз в доме его не было. Пить вино на завтрак было себе дороже, поэтому девушка просто пропустила прием пищи, накидывая на себя более удобную одежду, оставленную около кровати. Спустя пару минут она уже была на улице, наслаждаясь отсутствием палящего солнца, но картина перед ней тоже была непривычной глазу.
О темный берег бились волны алого Нила, а вокруг него пустота, какая должна быть на грани миров: даже птицы не поют. Она лишь одинокая фигура среди нескольких заброшенных домов и красной воды. Привычка слышать шум города дала о себе знать, неприятно кольнув в сердце осознанием, как далеко она сейчас от дома. Подобное ощущение уже возникало у неё внутри и имя ему опустошение. Так было довольно давно, когда она впервые столкнулась с варварством и мародерством. В тот день она тоже осталась одна, потеряв нескольких друзей. Будучи более юной, она ужасалась от смерти, думая, что она идет за ней по пятам, теперь же она знала — это просто жизнь. Кто-то должен умереть, кто-то заболеть, кто-то родился, а она должна была продолжать жить и, после мести собственному отцу, найти новую причину просыпаться по утрам.
— Я думал, что ты проспишь до обеда. Ответы на вопросы столь утомительны? — Ада повернулась инстинктивно, невольно приоткрыв рот от удивления. Вчерашний старик теперь выглядел куда моложе, а точнее совсем молодо. Крепкий и подтянутый, со светлыми золотистыми вьющимися волосами и янтарными глазами. Научившись определять людей по одежде сейчас Ада скорее поставила бы на воина или охотника, но никак не на писца.
Она стояла около этого небольшого жилища, а все вопросы так и застряли комом в горле. Спросить прямо не очень тактично, а по другому вопрос просто не задать. Ада не видела, как боги меняют внешность, не знала могли ли они вообще так делать, потому как у Аша от встречи к встрече менялась только одежда. Думать ей долго не позволяют. Стоящий напротив нее начинает смеяться, потрепав её совершенно непонимающую по волосам, чем вызвал только недовольство.
— Видела бы ты свое лицо. Я Оан, — его улыбка искренняя и светлая, а янтарные глаза блестели от радости, пока он рассматривал такую маленькую на фоне его Аду, — иначе Акер. Такой же, как и ты.
Хватило бы и пары секунд для осознания, что они разные, как солнце и луна. Все же ответ парня вызвал выдох облегчения, достаточно громкий, чтобы тот снова улыбнулся своей шалости, пока Ада приводила волосы в порядок.
— Старик скоро вернется, — его энергии девушка даже завидовала. Он похож на собаку, радостно скачущую вокруг нового человека, показывая всем своим видом, как он счастлив видеть кого-то похожего на себя, — рад познакомиться, Ада. Наверное, чуть спокойнее, когда знаешь, что ты не одна такая, а? Тот позвал меня для тренировки с Амат, а это, как я понял, ты и есть. Надеюсь, ты хорошо дерешься? Я так давно хорошо не разминался. Тем более старик сказал, что у тебя крутой нрав, мне такое нравится.
У нового знакомого эмоций вагон, пока Ада едва отошла от вчерашнего. Сложно было признать, но ей было обидно, что только родная мать любила её настолько, что пошла на совершенно безумные затеи. В этом они были похожи. Девушка тоже не раз творила то, что другие не осмелились бы. Взять хотя бы тот случай, когда она украла коня у одного из охотников Фив, чтобы догнать мужчину, укравшего нужную ей реликвию. Пришлось на две недели покинуть Фивы, перед тем как завершить начатое. Можно было заплатить штраф, но Ада не искала лишнего внимания. Благо хоть лицо тогда закрыла первой попавшейся тряпкой, иначе стража бы знала, кого искать.
— К слову, ты и в правду безумная, — как-то хитро улыбнувшись он достал из походной сумки сверток, протягивая его Аде, — это от нашего общего друга. Должно быть ты и в правду не так проста, раз он лично попросил меня найти твою вещицу и вернуть тебе, пока он сам разгребает очередные проблемы, созданные его же шезму. Если ты хотела завоевать внимание бога, то твой выбор весьма интересен.
— Ничего я не пыталась, — в противовес её словам щеки невольно окрасились в алый, пока Ада разглядывала тот самый подаренный ей кинжал. Она была рада возвращению любимой вещи, сделав пару взмахов, но лицо горело от смущения. Показать его Оану — это обречь себя на новую порцию шуток, только вот парень разбирался в эмоциях явно лучше.
— Да буду я проклят оком Гора! Старик говорил, что ты одна из любимчиков Сета, но твой румянец подсказывает мне, что ситуация куда забавнее. Неужели наш загадочный друг тебе пришелся настолько по нраву? Смотри, Небет-Хет о нем весьма лестно отзывалась как о любовнике, — пока парень с искренним восторгом вгонял Аду в краску, та готова была под землю провалится. Её голову никогда не посещала мысль рассматривать Бога, что спасал её столько раз в романтическом плане. Это казалось каким-то неправильным, но все равно отзывалось этим нелогичным чувством стыда, словно Оан только что узнал постыдный секрет.
— Я н-не, — голос задрожал, но в этот раз уже не от смущения. Жар схлынул слишком резко, а голова пошла кругом, вынуждая Аду схватится рукой за стену дома. Так всегда начиналась потеря сознания перед тем, как она опять ловила приступ амнезии.
— Точно, ты же ещё не все вспомнила? Старик сказал мне, что ты только вчера очнулась, но я так удивился вашим интрижкам, что совсем забыл, — Акер подхватывает её под руку, помогая стоять на своих двоих, но после все же усаживает на скамейку, — ты ведь вчера пила настойку?
— По твоему оптимизму так и не скажешь, что ты тоже эту дрянь пил, — на усмешку даже сил не хватает, тело не слушается, обмякнув. Хочется подняться на ноги, но Оан держит достаточно крепко.
— Было дело. Лучше приляг, — он не беспокоится, будто бы зная, что будет дальше, — эффект будет не самый приятный, примерно, как когда песок в рот попадает, но это того стоит. Расслабься, я тебя в обиду не дам пока ты отдыхаешь.
— Отвратительно успокаиваешь.
— Ты привыкнешь.
Быть единственной не понимающей раздражает, но, когда звуки начинают пропадать, становится не до пререканий. Это похоже одновременно на обморок и на сон. От неё все равно сейчас ничего не зависит, так что выбор остается только один.
Она опять окунется в свои воспоминания.