— Это был сложный день, — устало выдохнул Авраам, усевшись у поваленной сосны.

— И не говори, — согласился Чарльз. — Тем не менее, мы его пережили.

День и правда выдался тяжёлым, и ближайшие месяцы не собирались ему уступать. Впрочем, как и последние пять лет. Хранителям во время войн всегда жилось несладко, а с начала этого века всё стало ещё хуже. В ушах до сих пор звенело от взрывов, хотя канонады к ночи стихли. Чарльз потёр виски и зажмурился. Его била мелкая дрожь. Неплохо бы на пару часов скрыться от человеческих взоров, сменить ноги на хвост и вернуться в родные воды, так удачно находившиеся к северу отсюда. Только сейчас было не до того.

— Как ты вообще, братец? — Авраам постарался звучать непринуждённо, но в его голосе сквозило волнение.

— Так же, как и ты, — хмыкнул Чарльз. — Какой Хранитель чувствует себя хорошо, когда его люди участвуют в самой кровопролитной войне за последние годы?

По ехидной ухмылке на веснушчатом лице было легко предугадать ответ.

— Если ты сейчас напомнишь о войне за твою независимость, я забуду про свою усталость и дам тебе подзатыльник. — Авраам лишь довольно улыбнулся на шуточную угрозу. — Ты прекрасно знаешь, что тогда в нашей семье было.

Естественно он знал. Они оба знали. Их отец, свято уверенный в величии и превосходстве англичан, был помешан на контроле и до последнего не желал признавать окружающих полноценными людьми. Единственным исключением был Чарльз: его отец считал достойным оберегать — точнее, контролировать — Британию и её колонии. Правда, главным всё равно должен был оставаться отец.

Авраам вырвался из этого порочного круга раньше, громко хлопнув дверью, и уже больше полутора веков наслаждался полной независимостью от семьи и Короны. Чарльз о таком мог только мечтать.

— Знаешь, я скучал по тебе, — он пересел ближе к брату, — и по нашим разговорам.

— Без «Оверлорда», я так понимаю, ты бы не нашёл повод признаться, — беззлобно фыркнул Авраам. — Я тоже скучал.

Чарльз чуть улыбнулся. Говорить об эмоциях и правда было не в его характере: сказывалось суровое воспитание. Но всё чаще хотелось выйти за установленные отцом рамки и начать полностью свою жизнь.

— Как думаешь, насколько этот мир изменится после войны? — спросил Чарльз, вглядываясь в ночное небо.

— Зависит от людей и нас самих, — пожал плечами Авраам. — А что? Хочешь устроить переполох?

Повисло молчание. Не то, чтобы Чарльз не подразумевал под своим вопросом именно это, но брат всегда хорошо угадывал его мысли. Переполох — звучит весело, оттого заманчиво. Чарльз с детства был обязан держать серьёзное лицо и выглядеть важно. Пора бы отыграться за это.

— Пожалуй, да, — он хитро улыбнулся.

День выдался тяжёлый, но первая победа союзников в этой войне стоила того. И первый шаг к чему-то большему, чем жизнь в образе эталонного английского джентельмена, — тоже.