буревестник

Лучше синица в рукаве, чем журавль в небе – так принято говорить, вот только у Аллена в рукаве пачка сигарет, а в небе какая-то серая муть, да и ловить ему там, в сущности, уже давно нечего.

Он даже не курит – и пачка не его, а чужая, но он её трепетно так бережёт: открывает, как шкатулку с драгоценностями, сентиментально сжимает в ладони и прячет поближе к сердцу. Она уже вся помятая и почти разваливается, и Кроссу она наверняка не нужна – засмеёт, но Аллен безнадёжно упрям: хранит и всё.

Если приключится и они не смогут найти его останки, Аллен красным маркером на этой пачке напишет его имя – жирно так, крупно и со злобой: вот он, твой прах, у меня у сердца, у меня в руке. Никакого тебе надгробного камня.

Порой Аллен надеется, что Кросс умрёт от болезни лёгких, или от цирроза печени, или от сифилиса, или от всего сразу – как обычный человек. Но с Кроссом никогда не бывает «просто» или «обычно», да и Аллен сам далеко не прост – он уже умирал, но как-то не получилось, как-то не задалось, и мокнуть под ливнем без гроша в кармане, оказалось, очевидно важнее.

Аллен вздохнул: не то чтобы впервые.

Может быть, бог где-то ошибся – и Аллен даже готов великодушно его за это простить: ничего, старина, со всеми бывает. Может быть, он тоже должен был скончаться от болезни лёгких. Никакой помпезности, никакой драмы, никакой морали – и бороться не за что, даже если бы и хотелось.

А так приходится – и много за что.

Аллен ищет глазами птицу – а находит грозу.

* * *

У Аллена много секретов, и он скрывает их с грациозностью лжеца: в движении глаз, в движении губ, в учтивом молчании и благосклонном кивке. Аллен услужливый мальчик – он никого не беспокоит и никого не разочаровывает, и, конечно же, никто никогда не знает, что у него на уме. Должно быть, что-то благородное, как…

– Аллен-кун?

– Где последний раз видели генерала Кросса?

Слишком нервно. Комуи выглядит обеспокоенным и совсем немного сбитым с толку; поправляет очки на переносице. Возможно, он думает, что понимает – ошибается.

– Неделю назад он был в Женеве.

– Я вернусь через дней пять. – И добродушно машет рукой на прощание.

Комуи смотрит за его удаляющейся фигурой и решительно ничего не понимает.

* * *

Аллен и сам не знает, в какой момент в нём произошла столь резкая перемена. Возможно, война сгладила углы, разрешила ненужные разногласия – а, возможно, наоборот. Возможно, углы всё ещё острые, а Аллен всё ещё глуп и по-детски не хочет отпускать ничего – даже когда болит. Он всё ещё не научился прощать и забывать, и вряд ли научится.

Кросс не даёт обещаний – не потому, что не сможет их сдержать, а потому, что боится. Аллен понимает – со всеми своими идеалистическими стремлениями и непоколебимой верой в будущее, он понимает. Аллен ведь тоже боится – хоть и сам забывает иногда.

Он действительно находит Кросса в Женеве – редкий случай, но на то и был расчёт: времени остаётся переждать одну ночь, а затем нужно отправляться обратно. В Ордене без него как без рук – порой даже раздражает.

– Что-то больно ты проворный стал. Надо скрываться лучше.

– А ты хочешь? – Аллен подходит вплотную, улыбается хитровато. Кросс не сбежит, но загонять его в угол будоражит.

– Честно? Нет.

– Так и знал.

– Много о себе не думай, малец.

Аллен остервенело тянет на себя ворот его рубашки, вынуждая опуститься – Кросс едва сдерживает довольный смешок. Взгляд Аллена пронзительный, откровенный: у него на руках все карты, и на их маленьком поле боя Кросс чувствует себя заведомо проигравшим.

Аллен горячо выдыхает Кроссу в губы и по-хозяйски запускает руку ему в волосы. Начал с козырей, подлец.

– Скажи ещё, что не скучал.

Кросс почти инстинктивно хочет избежать ответа, – старые привычки умирают с трудом – но решает, что Аллен заслуживает знать, сколько он значит. А значит он несоизмеримо много.

– Скучал. Обратно могу не отпустить.

Он целует Аллена до беспамятства, как тот любит – потому что забыть и в самом деле хочется о многом, но только не о нём, господи, только не о нём. Аллен крепче сжимает волосы Кросса на затылке и самозабвенно улыбается, когда тот издаёт приглушённый стон.

– Уже завёлся?

– Чёрт бы тебя побрал, мелкий.

– Ты очень даже на него похож.

Кросс сжимает запястье его левой руки, пальцами поглаживая крест на ладони, и Аллен запрокидывает голову, жмётся к Кроссу ещё теснее – он хочет больше, и он перед Кроссом слаб точно так же, как тот перед ним.

Кросс слегка оттягивает зубами мочку его уха, шепчет нарочито низко:

– Я выебу тебя, Аллен, и ты будешь просить ещё.

Аллен впивается в его плечо и стыдливо прикусывает нижнюю губу – конечно, он будет. Кросс целует его в шею, крепко держит за талию, чтобы ненароком не упал, и всё ещё не отпускает руку – Аллен начинает тихо скулить, зовёт его по имени жалобно:

– Мариан…

Кросс откликается:

– Прости, прости. Перестарался.

Аллен, наконец, находит немного воздуха в лёгких, хотя всё ещё слегка дрожит, поглаживает Кросса по щеке нежно.

– Кресло выглядит… удобнее.

Кросс коротко смеётся, умилённый его непринуждённостью, и действительно садится в кресло; Аллен – на колени между его ног. Сам расстёгивает ремень, сам спускает с Кросса брюки и нижнее бельё. Кросс наблюдает за ним из-под полуприкрытых век почти заворожённо – Аллен такой старательный и деликатный, и Кросс не в силах сдержать стон, когда тот проводит языком по всей его длине, – ещё раз, и ещё – а затем останавливается и ласкает головку. Аллен держит его за основание левой рукой и вбирает почти целиком – у него во рту жарко и очень, очень хорошо, и Кросс непроизвольно толкается глубже. Аллен послушный мальчик, он позволяет вульгарно схватить себя за волосы, позволяет грубо вдалбливаться в свою глотку и с упоением слушает слова похвалы. Собственный член уже давно болезненно ноет, но Аллен терпеливо ждёт, когда Кросс достигнет предела – тот толкается ещё пару раз и выходит. Аллен смотрит на него почти разочарованно.

– Ещё рано, родной. Ты сделал папочке очень приятно.

Аллен прячет глаза, смущённый, но Кросс приподнимает его лицо за подбородок, заставляя взглянуть на себя, говорит:

– Иди сюда, – и Аллен идёт, неважно куда, неважно зачем, он всегда идёт за Кроссом.

Аллен хочет, чтобы он забрался ему под кожу и остался жить там, хочет сберечь его тепло в своих ладонях, хочет знать, что это навсегда и что они достаточно сильны, чтобы побороть смерть – Кросс придерживает его за бёдра, и Аллен насаживается на него сам.

– Вот так, малыш, не… дёргайся…

Кросс входит на всю длину, но двигается медленно – пока Аллен не будет готов. Аллен пальцами очерчивает его тонкие губы и острые скулы, усердно вглядывается в каждую черту его лица, но Кросс говорит:

– Не думай, – и он не думает, только чувствует.

Чувствует, как Кросс начинает наращивать темп – его хватка на бёдрах становится крепче, толчки – резче и глубже, и Аллену кажется, что он начинает задыхаться; Кросс накрывает его член своей широкой ладонью, и Аллен содрогается всем телом, но просит его:

– Быстрее… – и Кросс напрочь лишается самообладания. Он трахает Аллена, как самую дешёвую шлюху в своей жизни, но Аллен знает лучше: никто из тех, с кем когда-либо спал Кросс, не мог заставить его стонать так.

Аллен вцепляется в его затылок, останавливая лишь на мгновение, и говорит на последнем издыхании, в перерывах между толчками:

– Кончи… в меня.. М- ааах… М-Мариан…

Кросса не нужно просить дважды.

Они достигают пика одновременно, и Аллен неторопливо перебирает его красные пряди, пока Кросс утыкается ему в плечо. Аллен не может сдержаться от беззлобной шутки:

– Кажется, ты устал больше меня, – и Кросс так же беззлобно огрызается в ответ:

– Я бы на твоём месте молчал.

– На моём месте?

– Блять…

* * *

Аллен сидит в одном нижнем белье, заботливо накрытый плащом Кросса, – он ему почти до самых пят – и прислушивается к шуму дождя. Кросс курит в открытое окно, и Аллен поглядывает на него украдкой; ему нужно быть на железнодорожной станции уже через сорок минут. Кросс всегда курит перед его уходом, и ещё дольше – после.

Когда сигарета дотлевает, Аллен поднимается и обнимает Кросса со спины; Кросс накрывает его руки своими и тяжело выдыхает.

– Ты ведь знаешь, что всегда можешь найти меня, Аллен? – говорит он вместо я хочу, чтобы ты меня нашёл. Где бы я ни был, хоть в самом аду.

– Знаю.

Кросс поворачивается, чтобы посмотреть на него, и Аллен не может ничего сделать с разъедающей его сердце тоской.

Внезапно Кросс вкладывает ему в ладонь свою пачку сигарет. Аллен смотрит на него вопросительно, и Кросс говорит тихо, доверительно:

– Просто возьми. Я хочу, чтобы она… была у тебя. Чтобы у тебя было… что-то.

Аллен кивает: он понимает. Встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать его последний раз – и Кросс гладит его по щеке со шрамом бережно, ласково.

– Иди, – говорит он вместо останься.

* * *

Аллен возвращается в Орден и засыпает с распахнутым окном – позже Линали будет отчитывать его, но на всей земле лишь два человека знают, почему ему гораздо лучше спится, когда снаружи идёт дождь. Во сне он снова срывается на бег, и в самом конце его обнимают сильные руки Кросса.

Аллен никому об этом не говорил, но у него есть любимая птица.

Это буревестник.