ㅤㅤㅤㅤ— Госпожа Сасаки…
Голова кружится, в глазах мерцают звёздочки, а воздуха не хватает – Дазай чувствует себя выброшенной на берег рыбкой, но ему хорошо. По телу проходится дрожь, пока на спине чувствуются пальцы тонкие и ногти короткие, а потом всё ниже и ниже к самому хвосту. Движения мягкие и ласковые, но Осаму знает, к чему это приведёт: сначала помутнеет взгляд, сам будет ластиться под чужие руки, подставляя голову и хвост. И пока будет возможность дышать, с губ вновь сорвётся тихое, ненавистное Дазаем и любимое Нобуко:
ㅤㅤㅤㅤ— Мяу.
Нобуко будет медленно и аккуратно подводить его к краю – и жизни, и чужого удовольствия, — позволяя «коту» тереться об её ноги, просить большего и самого лучшего. Дазай любит это. Это касается и того, как она смотрит на него, нависающего сверху. Её взгляд всегда какой-то особенный, будто она видит в нём всё, что Дазай хочет скрыть от других. Сасаки смотрит в его глаза и улыбается – так, что хочется замурлыкать от счастья (впрочем, с переменным успехом и происходит), даже если это счастье и не несёт ничего хорошего. Они любят это. И это бывает так редко. Но когда бывает – они не могут остановиться.
Нобуко разрешает касаться груди и кусать за шею. Она заставляет мяукать на ухо, а он может слышать тихие дрожащие стоны, находясь между её ног; позволяет ему делать всё, чего он хочет – даже кусаться и царапаться. Он чувствует, как её бёдра сжимаются, и Нобуко зарывается пальцами в его волосы – она любит, когда Осаму лижет её. Ему нравится, когда она стонет, нравится видеть, как Сасаки выгибается дугой, дрожит и задыхается – это лучшее, что он когда-либо мог чувствовать. Потому что это откровенная и простая месть за удовольствие и эмоции.
Кот. Три буквы, три звука. Домашнее животное, которое заводят от большого одиночества и скуки, или чтобы отдать свою любовь кому-то преданному. Дазай хочет верить, что он второй случай, хотя совершенно не предан кому-то.
ㅤㅤㅤㅤ— Котёнок?
Осаму знает, что она хороша – её улыбка, её волосы и глаза. Руки, бедра и шея – Дазай хочет верить, что это всё принадлежит ему. Он любит стук каблуков по полу, любит её спокойный, отчасти уставший взгляд, и странный полувздох, когда «котёнок» ластится к ногам, трёт щёки и мурлычет. Осаму любит всё в ней: и то, как она поправляет волосы, и как садится на стул, и эти руки, и ноги. Ей нравится высокая обувь, а Дазаю – её кожа. Обидно, но интересней тянуть время, почти дрожащими пальцами расшнуровывать ботинки.
Нобуко красива. Она, может быть, даже любит Осаму, но не хочет показывать это. Она не говорит про любовь, не называет его «любимым», не смотрит так, как смотрят на него другие женщины. Она просто даёт ему всё, что нужно. И это обоих устраивает. Дазай чувствует, как внутри что-то обрывается, и он не может больше видеть этот взгляд: в нём нет любви, нет привязанности, нет желания. Только желание получить то, что Дазай может дать, а у него ничего нет, кроме себя.
ㅤㅤㅤㅤ— У меня для тебя подарок, котёнок, — Сасаки мягко улыбается, когда видит, как подрагивает кончик хвоста, а взгляд невинный, но заинтересованный. — На Новый год.
На тот Новый год Осаму подарил ей ежедневник для работы, а она – часы. Часы, которые не показывают время. Часы, в которых нет стрелок. Часы на руке у человека, который не считает себя человеком. Человека, которому не нужно время. С тех пор они всегда вместе, всегда рядом. Они не любят друг друга, но каждый чувствует что-то родное, исходящее от другого. Но Дазай любит её руки, тонкие пальцы, нежные поцелуи. Нобуко любит, когда он целует её губы, шею, руки. Они не знают, кто они друг другу, но знают, что они вместе. Каждый день, каждую ночь. Новогодняя не стала исключением.
ㅤㅤㅤㅤ— Это ошейник? — Осаму смотрит по-глупому, кривит губы и всем видом показывает, что принимать такой подарок не хочет.
ㅤㅤㅤㅤ— С бубенчиком, — с улыбкой кивает Сасаки, щёлкнув по колокольчику. — Наденешь?