Чёрным бывает кофе и небо, Адама Бог задумывал другим

В какой момент всё сворачивает не туда? Если бы каждый человек мог ответить себе на этот вопрос, жизнь становилась бы значительно проще. Так прекрасно и просто — заранее точно знать и понимать, чего хочешь, осознавать, к чему стремишься и какие знаки на жизненном пути следует считывать, чтобы вовремя свернуть на нужную тропу, которая несомненно приведёт тебя к нужному результату. Вот только… Как узнать, что это нужно? Что это именно то, чего ты желаешь?

От подобных мыслей Мисоно обычно предпочитал отворачиваться, с головой пропадая в работе. Если твоя голова забита повседневными обязанностями, а тело измучено настолько, что возвращаясь с работы ты только и можешь, что провалиться лицом вперёд в кровать и моментально отключиться то думать о тревожных вещах времени не находится. Мысли могут лишь вяло течь в голове время от времени, но они быстро отгоняются, стоит ему вспомнить, сколько документов ему предстоит подготовить для завтрашнего дня. И так по кругу, без каких-либо изменений, ведь у него нет даже какой-то цели вроде повышения — о каком повышении речь, если он буквально начальник? Будучи наследником, Мисоно, конечно, старался доказывать, что своё место получил не только из-за наследственности, но ещё и благодаря собственной компетенции и прекрасной подготовке, на которую он потратил кучу сил и времени. Далось ли ему всё просто так? По факту рождения? Лишь отчасти.

Но его наследие так же было сродни цепям, удерживающих Мисоно на одном определённом месте. У него, как бы, есть выбор. Он волен решить, где сегодня выпить кофе после очередной ночи, проведённой в офисе, волен решать, какой костюм надеть, но… Волен ли он был выбирать, хочет ли он занимать место главы компании? Изначально ведь всё обязано было сложиться иначе. Микуни у руля, Мисоно — поблизости, в качестве поддержки и правой руки.

Вот только как-то так вышло, что права выбора у старшего наследника оказалось больше, чем у младшего, хотя казалось бы, груз ответственности в большей степени давил на старшего брата. Ведь он обязан занять то место на вершине, управлять работниками, приумножать величие и влияние компании, а также её филиалов, сохранять прекрасную репутацию в медиа-пространстве, чтобы другие охотно сотрудничали с ними. Но как же так вышло, что в итоге всем этим занимался Мисоно?..

Микуни идеально подошёл бы на эту должность, быть управляющим, быть контролирующим всё и вся, быть на шаг впереди — это у него в крови, просто часть его сущности, основа его души. Но что сделал Микуни за месяц до того, как обязан был перенять все обязанности их отца на себя? Сбежал. Не оставив после себя ничего, кроме записки, где ясно давал понять, что возвращение не входило в его планы. Ровно как и быть ответственным наследником.

Наверное, в этот миг всё и свернул не туда. Микуни запустил цепочку событий, которая до сих пор всё туже затягивалась на шее Мисоно, душа его с каждым новым днём всё больше. Напоминая, что что-то пошло не так. И вообще, было ли всё изначально правильным?..

Это либо бессонная ночь, проведённая на работе, либо кофеин, ударивший ему в голову. Иначе зачем ему снова вспоминать о тех событиях? Прошло уже несколько лет, Мисоно пора бы перестать беспокоиться, ведь многие вещи уже стали совершенно обыденными. К своему месту он привык. Делал свою работу хорошо. И не так важно, что он порой топил себя в этом, лишь бы не возвращаться домой, где мало что отвлекало его от тревожащих мыслей. Мыслей о том, что всё почему-то ощущается неправильным. Сюрреалистичным. Порой ему казалось, что всё происходящее, всего лишь затянувшийся сон (или скорее кошмар), из которого у него никак не выходит сбежать.

Пожалуйста, кто-нибудь, разбудите его. Дайте вырваться из клетки жутких видений и чужой жизни. Не могло же всё сложиться именно так в реальности.

Но думать сейчас о сне нельзя. Мисоно напоминает себе об этом, пустым взглядом уставившись в чашку кофе перед собой. Напиток давно уже остыл, ведь больше чем в кофе, сонный Мисоно топил себя в мыслях, выныривать из которых не всегда получалось сразу.

Ему не хватало концентрации сейчас, когда всё окружающее расплывалось, а голову клонилась вперёд, лишь бы уткнуться куда-нибудь, наконец найдя опору и уснув.

Вообще, у него сегодня должен быть выходной. Но о каких выходных может идти речь, если завтра назначена важная встреча, к которой они обязаны подготовиться. Мисоно не может оставить всё только на своих сотрудников, ему нужно лично проконтролировать каждый этап, чтобы всё прошло гладко. Так ведь поступают хорошие начальники? Они ведь засиживаются у себя в офисе всю ночь, чтобы потом выползти на улицу только ради получения кофе в ближайшей забегаловке?

Устало выдыхая и расстёгивая пару верхних пуговиц рубашки и ослабляя уже давно душащий галстук, Мисоно смотрит на остывший кофе, размышляя о том, станет ли когда-нибудь лучше. Если сейчас он пепел, оставшийся от Феникса, был же ведь шанс на возрождение? Вот только казалось, что пепел оставшийся от Мисоно давно остыл, ровно как и этот дрянной чёрный кофе. Если долго смотреть в бездну, в какой-то момент та посмотрит на тебя в ответ. Но он предпочитает отводить взгляд, опасаясь того, какие всё-таки монстры и потаённые мысли хранятся на дне этой бездны. Сомнения. Ведь где-то на дне этой чашки-бедзны хранятся его сомнения — действительно ли всё сложилось правильно? И может, в его прошлом было слишком много лишних поворотов?

«Чёрт, Мисоно, прекрати так думать. Это всего лишь кофе», — одёргивает он сам себя в мыслях, невольно хмурясь.

Как часто он хмурился? Наверное, до неприличия часто. Последние годы не были особым поводом для улыбок или смеха, а как следует отдохнуть или расслабиться Мисоно позволял себе лишь рядом со старым другом, Махиру (их пересечение друг с другом на линии судьбы определённо было странной вещью, ровно как и сама их встреча, но как бы то ни было, итоги вполне его устраивали), который к его великому сожалению полгода назад переехал от своего дяди и теперь жил буквально в трёх часах езды от тех мест, где обычно мог быть Мисоно. Конечно, если во время деловых поездок у него получалось оказываться вблизи той префектуры, где жил Махиру, он старался заглянуть. Хотя бы на полчаса. Просто чтобы получить отдушину и отдых, почувствовать, что где-то его искренне рады видеть, а ещё намерены накормить и позволить просто сидеть на стуле, не давая встать даже ради того, чтобы дойти до оставленного в кармане пальто телефона. Сам того не подозревая, Широта становился почти для каждого в своём окружении фигурой заботливой матери. Наверняка не до конца осознавая, насколько он на самом деле этим помогает.

Но визиты не могли быть частыми. Мисоно большую часть времени занят работой, работой и ещё раз работой. А три часа времени, требующиеся для поездки, должны быть заняты проверкой всех документов и спорами (читать как «переговорами»), дабы выбить условия получше и адекватнее.

Чувствовал ли он нехватку тепла? Возможно. Уже начало весны, а как-то теплее не становилось. Даже кофе горячим не был, о чашку не выходило погреть пальцы, а пить эту холодную жидкость не было никакого смысла.

Пора уже уйти отсюда, отпустить остатки тепла в помещении небольшого кафе, вернуться на улицу и подставить лицо прохладному ветру, упрямо пытающегося сорвать шарф с его шеи. Но сонное сознание сопротивлялось даже идеи о подобном, ему хотелось скорее свернуться клубком прямо на этом стуле и попросту уснуть (стараясь не думать, насколько это унизительно, что он в самом деле мог бы поместиться в таком положении здесь).

Однако мысли о том, чтобы найти себе временное пристанище на стуле в небольшой кафешке, были прерваны шумом. Или это Мисоно из-за своей работы уже настолько не воспринимает людей за людей, что их голоса начали восприниматься им исключительно как мешающий белый шум, а не только как бесполезная информация или поток воды, направленный лишь на то, чтобы снизить его внимание и получить из этого выгоду. Если с ним общались не коротко и по делу, у Мисоно чаще всего начинал дёргаться глаз и только невозможность послать всех прямо, удерживала его от импульсивных слов и поступков. Хотя порой ему так хотелось…

Но он же взрослый. Осознанный, вроде как. Глава компании, наследник. Ему не пристало вести себя опрометчиво и необдуманно. Всегда нужно было помнить об определённых рамках, которые нельзя разрушать. Пусть эти рамки уже и напоминали ему какие-то непреодолимые стены. И дело далеко не в том, что у Мисоно даже через небольшой заборчик с трудом удалось бы перелезть, а его костюм вряд ли пережил подобное приключение. Поэтому вот он, Мисоно Алисэйн — не в состоянии перебраться через внутренние стены, чтобы при этом и костюмчик не запачкать, да самому не пораниться.

Может, он сам виноват в своих проблемах?..

— Будешь моей музой? — Звучит так по-глупому и так неожиданно, что Мисоно кажется, словно он пропустил половину реплик и подключился к разговору только сейчас. Но нет, это буквально первое, что ему говорит незнакомец, севший напротив и смотрящий так пристально и так обыденно, как будто бы и не было ничего странного в озвученном вопросе.

«Чего блять?» — проносится в мыслях Мисоно.

— Что, простите? — Вслух произносится куда более вежливый вариант. Мисоно же взрослый. Осознанный. Серьёзный. Он не будет ругаться просто из-за дурацких вопросов от чудаковатых незнакомцев. Не будет же?..

И ожидая ответа, он невольно рассматривает нарушителя собственного спокойствия (у него правда было какое-то спокойствие, честно-честно, Мисоно вовсе не на грани срыва из-за бесконечных переработок, стресса и внутренних неурядиц), что наводит в его голове только больший беспорядок. Он смотрит на эти растрёпанные, и явно выкрашенные в голубой цвет волосы со слегка виднеющимися корнями другого оттенка, на глаза, кажущиеся такими пустыми на первый взгляд и на мешки под этими самыми глазами, пытаясь собрать весь образ воедино в своей голове и не потеряться во множестве деталей. Ещё и чёрный мех куртки отвлекает, привлекая некоторое внимание. Интересно, мягкое ли?..

Человек выглядит так, что Мисоно по своей доброй воле вряд ли с ним заговорил бы. Такой растрёпанный, такой небрежный на вид, что его руки едва не чешутся от желания всё поправить, чтобы выглядело аккуратно. Он и куртку наверняка эту застегнул бы до конца, намеренно при этом прищемив замком тонкую кожу под подбородком. В отместку за то, что его отвлекли, когда он уже планировал покинуть это место.

— Спрашиваю, будешь ли ты моей музой. — Простое повторение, сопровождаемое пожиманием плечами. А в глазах мелькает… Какое-то странное озорство. Отголосок эмоции, который Мисоно с трудом улавливает. Неприлично ведь пялиться в чужие глаза, но тут как будто бы сама ситуация вынуждает его искать зацепки где угодно и какими угодно способами, даже если правила приличия и сдержанность твердят об обратном. Нужно отвести взгляд. Не смотреть так прямо. Но Мисоно не может, его буквально поставили в тупик. И скорее всего незнакомец это замечает, когда хмыкает и улыбается самым уголком губ. А так же добавляет: — Куро.

Немногословный чудак со странными просьбами. У Мисоно сегодня удачливый день, если ему «повезло наткнуться» на него. Он хмурится, смотря на того, кто представился как Куро и не понимает, что ему с этой информацией вообще делать?.. Желательно убежать, прихватив с собой вещички, но что-то останавливает.

— В таком случае, Куро, нет, вашей музой я не буду. И не приставайте с такими просьбами к людям, это странно. — И Мисоно уже планировал встать, чтобы забрать своё пальто, как его останавливает одна «незначительная деталь». Совершенно бессовестно, чудак протягивает руку, тыкая кончиком указательного пальца между его бровями.

А на чужое замешательство отвечает только:

— Тебе не идёт быть хмурым.

Казалось бы, страннее быть не может, но вот они здесь. Мигом отмахнувшись от руки Куро, Мисоно хмурится только сильнее, уже действительно начиная испытывать некоторое раздражение. И снова, уловив это достаточно быстро, чудак убирает руку подальше, а так же начинает говорить до того, как это сделал Мисоно.

— Стой, погоди, цветик. Прежде чем прогонять меня или убегать самому, ответь мне всё-таки на вопрос. — Интересно, это наглость или какая-то форма сумасшествия?.. Пора ли ему вызвать медиков?.. У Мисоно уже голова кругом от всей ситуации, но пожалуй, его нервным клеткам и умению держать себя в руках следует только позавидовать, учитывая, что он ещё в состоянии вести диалог и терпеливо отвечать. И это учитывая, что его глаз буквально задёргался от нелепого прозвища «цветик». Почему цветик, а?

— Я уже сказал нет. — Устало вздохнув, повторяет он, надеясь, что Куро убедит двойной отказ. Однако не выдержав, Мисоно всё-таки тихо спрашивает: — И какого чёрта «цветик»?

А Куро реагирует так, что Мисоно едва сдерживается от того, чтобы взять поднос у проходящей мимо официантки и врезать им прямо по этому наглому, ухмыляющемуся лицу. Ведёт себя наглее кошки, не иначе.

— Мне хватило одного «нет», так что я не про музу тебя спрашиваю. Ты не дослушал, цветик, — Теперь прозвище произнесено точно намерено, зная, что реакция на него имеется. — Что бы ты делал, если бы знал, что завтра наступит конец света? А говоря о том, почему ты цветик… Очевидно же. — И снова руки с ловкими пальцами тянутся вперёд, хватаясь за кончик торчащей на макушке пряди.

Последняя капля. Это была последняя капля.

Если до этого Мисоно знал, что терпения у него хватило бы ещё на пару таких реплик, то теперь он крайне сомневался. В самом себе и в своём умении сдержаться, не вскочить и не потянуть Куро к себе за проклятую куртку с мехом, чтобы со всей силы врезать. Вдох. Выдох. Вдох. Представлять подобную картину было чем-то терапевтическим. Выдох. И с Мисоно всё в порядке, если такие картины в голове успокаивают его лучше любого ромашкового чайка.

Резким движением отмахнувшись от чужой, такой же наглой как и её обладатель, руки, он уставился на чудака, всё ещё сидящего напротив и смотрящего на него так, словно ничего необычного не случилось. Интересно, у Куро в порядке вещей вести себя так бесцеремонно с другими, а после не иметь в глазах ни капли раскаяния или вины? Ничуть не лучше своенравного кота, считающего, что его простят за любые проступки просто из-за красивых глаз и прелестных мягких подушечек лап. Потрётся же о ноги и его сразу простят за любые шалости, верно?

Хотя Мисоно не хотелось представлять чудака в подобной позиции. Сидящего у чьих-то ног и на молящий манер трущегося щекой о ткань брюк, жалко цепляясь за них пальцами. Не хватает лишь звука мурлыканья на фоне для полноты образа. Фу. Нет, он точно такое не представляет. И пора бы ему избавиться от подобных ассоциаций с котами, иначе злиться по-настоящему за странную выходку у него не получится.

И он уже было хотел начать возмущённо спрашивать, что наглец себе позволяет, как остановился, заткнув себя на полуслове. Из-за заданного Куро вопроса. Суть которого до Мисоно дошла с таким же опозданием, с каким обычно приходит общественный транспорт к нужной остановке или его подчинённые в утро понедельника, когда вся жизнь ощущается исключительно невыносимой и проклятой всевозможными богами.

Бессонная ночь. Его нельзя винить сейчас за низкую скорость мышления и работы нейронных связей в мозгу. Там сейчас пробки не хуже, чем в час-пик.

Но правда заключается в том, что Мисоно вряд ли сразу ответил бы на такой вопрос, даже если бы он как следует выспался в мягкой и тёплой постели, а с утра, вместо не вкусного кофе, поел бы горячей домашней еды, приготовленной специально для него.

Ответа у него нет. И это, пожалуй, самое страшное.

Какие вещи Мисоно ценит настолько, чтобы действительно озаботиться о них до того, как наступил бы конец света? Конец всего? Какими бы он хотел видеть свои последние часы жизни? Как сейчас, когда он совершенно уставший, вымотанный, в глубине души ненавидящий свою работу, но продолжающий тянуть эту лямку, потому что вместо него больше некому? Или вернее, есть кому, но взывать к совести старшего брата казалось невозможной задачей, ведь той самой совести у него нет. Мозги, хитрость, сучность — всё при нём, кроме совести.

Куро не торопит его с ответом. Кажется, только рассматривает внимательно, с каким-то любопытством. Или пониманием? Словно сам варился в том же осточертевшем болоте из непроглядной тьмы, когда кажется, что смысла пытаться изменить что-то нет. Исход же всё равно выйдет плохим, сделает положение вещей ещё хуже, да и вообще, зачем пытаться, если в жизни у тебя есть нечто стабильное и понятное, нечто, что не вызывает у тебя страх перед неизвестностью. Но разве такая предсказуемость… Не является такой же страшной? Словно должен быть какой-то баланс, чтобы не существовало двух этих крайностей.

— Согласен.

Пару секунд Куро с недоумением смотрит на него, явно ожидая развёрнутого ответа, а не… Этого. Одно слово, которое Мисоно выдавил с тем ещё трудом.

— На что?

— Быть музой.

И как будто ему даже не нужно объяснять чудаку, почему он вдруг так резко согласился. Снова это понимание, чьи корни неизвестно откуда растут.

Может, согласие было тупейшим решением в жизни Мисоно. Но ему хочется побыть смелым хоть раз, отпугнуть собственные сомнения на один день и отпустить тревоги, неустанно преследующие его из-за работы и того, как она постоянно давит ему на плечи, придавливая к земле. Да и это… Самостоятельное решение. Его личное.

Поправляя галстук и пытаясь сладить с воротником рубашки, он так же недовольно поглядывает на собеседника, думая, что от него стоит ожидать. По крайней мере Мисоно уверен, что если его поведут куда-нибудь подворотню, он не согласиться. Ещё ножа в печени ему не хватало для полного счастья, ага, конечно.

— Эй, ну что ты такой кислый? В жизни нет смысла, нам нечего терять. Поэтому не переживай, побыть музой может пойти тебе на пользу. — Если это было попыткой приободрить его, то у Мисоно уже готовы опуститься руки. Однако он шумно выдыхает, считает мысленно до десяти, дабы успокоиться и постараться посмотреть на Куро не с таким заметным раздражением или сомнением.

— Так… Твой вопрос про конец света как-то связан с моей задачей быть музой?

— Зришь в корень, цветик, — Куро кивает, выглядя почти довольным тем, как Мисоно сразу перешёл к делу. — И ты мне не дал ответа. Что, совсем ничего в голову не приходит? Должно же быть что-то, что ты хотел бы сделать перед тем, как всё закончится. Твои последние часы. Представь, какими бы ты мечтал их увидеть, прожить? Возможно, есть желание что-то исправить, совершить безумный поступок или…

Дальше Мисоно уже не особо вслушивался. Ну, была у него как минимум одна вещь, которую он действительно хотел бы исправить. И было что-то, постоянно откладываемое из-за его занятости, что он хотел бы сделать. Наводящие слова Куро сработали отлично, подцепив в его сознании нужное.

Возможность на один день представить, словно завтра его не ждёт серьёзная и важная встреча, к которой он, по хорошему, должен продолжать готовиться. Частичка мимолётной свободы. Всего один день. Никому же не повредит, если Мисоно на это время позволит себе делать просто то, что хочет?

— Хотел бы кое-кого навестить. — Вот оно. Слова вырываются из него до того, как он успевает сам же их как следует обработать в своей голове. Вот так, импульсивно, захотеть поехать и сделать это.

Ему на секунду кажется, что уголок губ Куро приподнимается, но довольно быстро его лицо возвращается к выражению скучающего кота, рассматривающего глупых людишек за окном и не понимающего их суеты.

— Тогда поехали. Я довезу. — И встаёт из-за стола, не планируя чего-то ждать, отчего Мисоно приходится в кратчайшие сроки разобраться со своими вещами, накинуть на себя пальто и постараться как следует обмотать шарф вокруг шеи. Снова заболеть просто из-за дурацкого холодного ветра его совсем не тянет. Его здоровье и иммунитет оставляли желать лучшего.

Мисоно не берётся гадать, что там у Куро не уме. Хочет понаблюдать за кем-то со стороны? Изучить чужие желания, страхи, жизнь? Такая муза ему нужна? Наверное, ломать голову с догадками смысла нет. Особенно, когда он уже согласился и уже вполне добровольно садился на пассажирское сиденье машины, продолжая кидать на чудака подозрительные взгляды. Тот даже свою куртку не застегнул, стоило им выйти на улицу, только капюшон на голову накинул.

Назвав адрес, Мисоно позволил себе на пару мгновений расслабиться. Куро не выглядел так, словно собирался вести с ним светские беседы. Или он вообще не выглядел как фанат активных разговоров. И это кстати. В тишине порой нуждаешься и сейчас он осознаёт, как оказывается истосковался по ней. Истосковался, когда всё спокойно, не нужно торопиться и постоянно работать, не давая себе передышки, ведь у него нет права подвести семью и провалиться.

У него имелось целых два часа, чтобы вздремнуть. Ну, если Куро не будет нарушать ограничения по скорости, но тот казался спокойным водителем, исходя из того, что видел сам Мисоно. Даже за руль он держался с какой-то особой ленцой, словно крутить его совсем ничего не стоило и от одного лишнего поворота не так их жизни оказались бы на грани.

И сон накрывает его быстро, голова заваливается набок. Ощущалась она как тяжёлый валун, не способный сопротивляться гравитации. Мисоно в самом деле устал. Сильно. Настолько, что мгновенно отключился в машине почти у полного незнакомца со странностями. Ладно. Случись конец света в самом деле, он без сомнений пару часов потратил и на отдых со сном.

Вряд ли ему что-то успело присниться. Хотя, когда Мисоно чувствовал чьё-то прикосновение на своём плече, пытающиеся расшевелить его, он чувствовал себя в ловушке бессвязных образов из детства. Неудивительно. Кошмары ему может и не снились, но вот сны о прошлом нередко преследовали. Словно мозг старался найти в прошлом ту самую роковую ошибку, которая привела его к крайне никчёмному существованию.

— Мы приехали, — звучит почти у самого уха и Мисоно дёргается от того, как кожу закололо там, где тёплое дыхание соприкоснулось с ней. Распахнув глаза и прикрыв ухо рукой, он несколько секунд провёл, пытаясь прийти в себя и отогнать пелену сна. Не то чтобы жалких двух часов хватало для отдыха. Чувствовал себя он всё так же хреново, после сна мозг отказывался функционировать, а тело требовало добавки.

Однако любые мысли о сне исчезли, стоило ему посмотреть в окно машины и увидеть знакомый район. На этой улице проживает Махиру. Значит, действительно приехали.

Сквозь сонливость сразу же пробивается намёк на воодушевление. Когда он в последний раз видел Махиру? Месяц назад, когда у него был редкий свободный день. Но месяц воспринимается как целый год. Не хватает ли Мисоно живого дружеского общения? Он старается не подавать вида, что ответом скорее всего послужило бы «да».

Он не успевает заметить, что Куро уже вышел из машины и выжидающе поглядывал на него. Пора выбираться на улицу, хотя его тело и протестующе ныло. Два часа в одном положении не способны положительно сказаться на нём, конечности затекали и слезая с пассажирского сиденья, Мисоно не мог удержаться от того, чтобы слегка размять шею.

Глянув на Куро, он понимает, что тот молчаливо ожидал, куда же его поведёт Мисоно. Как он говорил? Нечего терять? Поэтому настолько безразлично относится к тому, что ему придётся идти за незнакомцем, которого он подцепил в кафе? Совсем не боялся. Или научился преодолевать страхи.

Подождав, пока закроют машину, Мисоно поправляет пальто и шарф, проверяет, остался ли телефон на месте и не выпал ли из кармана. И когда они оба готовы идти, то он достаточно быстрым шагом направляется в сторону нужного многоквартирного дома, надеясь, что сейчас Махиру дома и что тот не станет слишком суетиться из-за неожиданного визита.

Надежда оказалась тщетной. Но чего следовало ожидать от человека, способного сначала удивлённо посмотреть на гостей, пригласить зайти, а потом слегка ворчливо говорить о том, что следовало предупредить, у него же ничего не готово даже. Ничего не готово — преувеличение, в доме Махиру еда водилась постоянно.

Он не стал вслух спрашивать про Куро, зная, что если Мисоно захочет, то расскажет сам. Наоборот, в конце концов вполне дружелюбно подталкивал к гостям свежую выпечку и горячий чай. Трудно было не заметить теплоту в карих глазах. Взгляд согревал, прогонял усталость и пусть в начале Мисоно только кивал на рассказы друга, внимательно слушая и косясь на Куро, явно увлечённого едой куда больше (или делающего вид, он был достаточно внимателен, чтобы замечать ответные мимолётные взгляды), всё-таки разговорился и сам. Отчасти потому что слушать новости про жизнь Сакуи его не тянуло — как бы Махиру не старался свести двух своих друзей, они не поладили с самого начала. И Ватануки виноват сам, честно, не стоило лишний раз дразнить из-за роста. Мисоно ни капли не стыдно, что он тогда придавил чужую ногу каблуком ботинка. Ну, может самую малость и стыдно, когда он вспоминает про обеспокоенные глаза Махиру.

И всё чудесно. Ему наконец тепло и не только из-за кружки чая в руках и… Куро, отчего-то устроившегося у него под боком. У Мисоно создавалось впечатление, что тот мог бы вполне невозмутимо забраться к нему на плечи и сидеть там как ни в чём не бывало. Даже мех его куртки слегка щекотал кожу на шее, настолько близко чудак сидел к нему.

Тепло благодаря разговором, так ему не хватавших из-за загруженности на работе и кучи обязанностей, сваливающихся ему на голову ежесекундно. Проконтролируй то, проконтролируй это и, ах, да, будь добр, отправку посылки на какой-нибудь Марс тоже проконтролируй. Доходило до абсурда, в самом деле. Мисоно не удивиться, если однажды всё в самом деле дойдёт до налаживания связи с пришельцами и попытками построить рабочий план на сотрудничество с ними.

Небольшая кухня наполнена тихими голосами и даже смехом. А стены становятся свидетелями редких улыбок Мисоно, пусть он и старается прятать их за чашкой чая. Выходит плохо, если судить по пристальным и почти обжигающим взглядам Куро в такие моменты. Большую часть времени тот молчал, лишь изредка вставляя слегка саркастичные комментарии.

Только улыбка как-то сползает с его лица, стоит Махиру поинтересоваться — а как там Микуни?

О брате они говорили не часто. Раз в пару месяцев (да и личные встречи частыми тоже не назовёшь). Как будто бы его друг проверял, жив ли ещё старший Алисэйн или пора хоронить. «Ну, для отца тот уже давно мёртв» — порой хмыкает мысленно Мисоно, игнорируя горечь на кончике языка от подобного допущения.

Его общение с братом чаще сводилось к коротким перепискам, когда каждый не хотел поднимать тему серьёзнее, чем «надеюсь, ты там не загнулся» и «давай поиграем в онлайн-шахматы?» Он не помнит, сколько времени назад играл с братом в шахматы в реальности. В живую. Чтобы сидеть друг напротив друга, Микуни бросал хитрые ухмылочки, совершенно не выдававшие его мысли, а сам Мисоно порой едва не хватался за голову, выдирая из неё волосы, потому что братец любил загонять его в тупик и наблюдать, как он корчится, ища ход, способный его спасти от пытки.

Поэтому сейчас ответ на вопрос как и всегда остаётся довольно сухим. Где-то там живёт, где-то работает. Пусть Мисоно уже давно в курсе, где именно. Микуни прятался от неприятной ему ответственности и только в начале прятался от семьи. Сейчас только делает вид игры в прятки, а порой и в молчанку — некоторые сообщения могли висеть непрочитанными несколько дней.

Покидать квартиру Махиру не хотелось. Тут всё пропитано атмосферой настоящего дома — не особо роскошно, но настолько уютно, что ты не отказался бы даже ночевать у входной двери на коврике, лишь бы остаться. Но время проносилось незаметно и стремительно. Когда хорошо, секунды убегают гораздо быстрее. Мисоно не успевает за них как следует уцепиться и по-настоящему насытиться. Пусть и благодарен такой мимолётной возможности, подаренной ему…

Куро. Всё ещё выглядящего крайне спокойным, пока садиться в машину и поднимающего глаза на Мисоно. С явно горящих в них любопытством. Явно оказался чем-то заинтересован.

— У тебя есть проблемы с братом? — ощущается как удар прямо в лицо и сразу с последствиями в виде сломанного носа. Чёрт. Куро — чёрт, потому что задаёт ему слишком сложные вопросы и делает это слишком хорошо. Ставит в тупик не хуже Микуни.

Мог бы и догадаться, судя по вновь сведённым бровям и скрещенным на груди рукам, что отвечать ему не намерены. Но в Куро снова просыпается та же кошачья бесцеремонность, что и в кафе — тянет руки, чтобы разгладить пальцами морщинку между бровей Мисоно. На сей он даже не дёргается и не испытывает сильного желания ударить того по рукам. Вкусная домашняя еда и приятная компания его явно смягчили. Или вопрос слишком сбил с толку, заставив вновь задуматься об имеющихся в его жизни нерешённых трудностях.

— Давай, цветик. Ответь. Ты обещал быть мне музой и мне нужна информация, чтобы получить больше вдохновения, — звучит как оправдание. Однако Мисоно сдаётся. Излить кому-то душу, пусть и немного — не трагично, верно? У него же не спрашивают данные банковской карточки, а значит тут ещё можно пытаться верить в какую-то честность.

Рассказывать не тянуло. Личное. Настолько, что Мисоно предпочёл бы опустить тему и избежать неудобных вопросов. Как бывало на переговорах, когда нужно умело управляться с словами, давать в ответ слова, но не оставлять за ними слишком большого смысла. Или всегда можно слукавить. Совершить обманный ход, дабы сохранить более ценные фигуры.

Вот только Куро с ним не играет. Наоборот, он даже слишком прямой в том, что и как порой говорит. Отчасти грубовато, но честно. И наверное, Мисоно стоило попробовать ответить ему тем же. Тем более, он вроде как дал слово — быть музой.

— Вроде того. Пусть и трудно назвать это именно «проблемами». Так, некоторые недопонимания из-за его безответственности, — Мисоно в состоянии ответить только так. Коротко, избегая всей сути собственных семейных драм. А Куро, кажется, не настаивает, видимо догадываясь, что тут цветут как раз проблемы, а не какие-то мелкие недопонимания, как выразился Мисоно.

— Твой день перед концом света ещё не окончен. Мы можем навестить его. Тебе ведь нечего терять, помнишь?

Чёрт возьми. Мисоно едва сдерживается от того, чтобы не стукнуть Куро чем-нибудь. Говорит почти как Махиру, вечно твердящий, что не следовало ничего усложнять и просто поехать поговорить с братом уже нормально, дать понять, что несмотря на обиды, отрекаться от старшего дурака никто не намерен, как бы тот свою семью проступком не подводил.

Но… Его не отпускает мысль, что рискнуть следовало. Хотя бы разок. И так уже согласился и поддавался без серьёзных сопротивлений — так чего теперь отпираться и пытаться сделать вид, что его вся эта задумка только раздражает? В глубине же души, Мисоно даже отчасти благодарен Куро и заведённому разговору.

Думал ли Мисоно когда-нибудь начинать решать свои семейные проблемы с помощью незнакомцев? Едва ли.

А в итоге он всё ещё не выглядя особо довольным или по-настоящему согласным, кивает. Держать лицо в такие моменты, когда внутри у него всё распирает от нервов и беспокойства, стало уже слишком привычным. Вряд ли он производил нужное впечатление на работе, если бы позволял своим коленкам подгибаться.

Ему нужно быть решительнее, смелее. В конце концов, самым худшим исходом может стать только Микуни, который опять попытается как-то убежать и спрятать всё за пустыми или горькими улыбками, хотя таковыми они точно не задумывались. Пытается быть клоуном, но вместо этого попросту разводит театральную драму — ну что за неудавшийся актёришка.

Тихо пробормотав нужный адрес, Мисоно игнорирует слишком понимающий взгляд Куро и отворачивается к окну. Словно тот в жизни и ему самому приходилось восстанавливать с кем-то мосты, строя их едва ли не на самом жутком и уже давно холодном пепелище.

Дремать его больше не тянет, совсем нет. Он нервно перебирает варианты встречи, возможные реакции брата и ему даже искренне интересно, как тот отреагирует на Куро. Это всегда было той ещё забавой, наблюдать, насколько оценивающе Микуни сверлил взглядом любого нового человека в жизни младшего брата. Пожалуй, только отвлекаясь на всякую чепуху в голове, у него и получается пережить несколько беспокойную поездку, во время которой Куро всё так же молчал. То ли напрягать сильнее не хотел (или сам напрягаться), то ли давал время расставить всё для себя по полкам.

Мисоно всё никак не поймёт, считать ему Куро попросту ленивым или удивительно понимающим.

Толчок в бок заставляет его дёрнуться и вынырнуть из неприятных размышлений, Мисоно смотрит на Куро снова раздражённо. Не привык он, чтобы с ним обращались вот так. Не как с кем-то хрупким, без вежливости или её зачатков, а как будто… Мисоно самый обычный. На нём нет больше обязанностей, чем нужно, а с ним самим можно вот так бессовестно возиться — то за волосы трогать, то пихать локтем в бок, чтобы привлечь внимание.

— Нужно ещё время посидеть? Или предпочитаешь не отсрочивать казнь? Жизнь слишком коротка, чтобы наполнять её тревогами, знаешь ли.

Казнь? Куро подобрал не самое плохое слово. Правда едва ли он догадывается, что это скорее Мисоно своего старшего братца за все прегрешения казнил бы, нежели наоборот. Не он тут виноватый и не он убегал без единого честного разговора.

Порядок действий до смешного простой. Выбраться из машины, пройтись немного и постараться не отмахиваться от руки Куро, взъерошившей ему волосы и даже слегка улыбнуться на его тупое «цветик» (очевидно, старался отвлекать свою музу и не так уж плохо помогал идти дальше, заставляя отбрасывать сомнения и страхи назад, оставляя их где-то позади), постоять пару минут, вспоминая, в каком именно здании жила его головная боль, пробраться внутрь, проехаться на лифте, слушая раздражающе-спокойную и однотипную мелодию, подойти к двери с нужным числом и… Засомневаться, когда рука уже занесена над звонком.

Сомнения в план не входили.

Видимо так решает Куро, когда берёт его руку и управляет ею, как ему заблагорассудиться, вынуждая нажать на дверной звонок и не отпуская Мисоно, пока их обоих едва не сбивает дверью.

Микуни на пороге выглядит слишком взъерошено. Наверняка не успел остановить самого себя и подумать. У него вообще думать плохо выходило, но дела принимали особенно плачевный оборот, если мыслительный процесс как-либо касался младшего брата. На расстоянии терпимо. А когда напротив него — то всё, зовите тех работников, тут нужно переустановить Алисэйна Микуни, одну штуку.

Правда, в руки брат берёт себя быстро и теперь одаривает Куро таким пренебрежительным взглядом… Что в пору сомневаться, смотрел ли когда-нибудь таким же взглядом на грязь мизофоб. А Мисоно тянет совсем не к месту рассмеяться. Догадывается он, отчего у Микуни глаза сверкают не только от потаённой радости, но и от презрения.

Кажется, на протяжении всего вечера, Куро не отпускал его руки именно по той причине, что и сам легко догадался, отчего брат его музы выглядит настолько недовольным. И скорее всего не распознавал в Микуни крох благодарности к тому, кто соизволил подтолкнуть их с братом к каким-то шагам навстречу.

***

Сидя с утра в неудобном кресле в зале для совещаний, где чаще проводились важные переговоры, Мисоно потирает глаза и опять дёргает галстук, стремясь слегка его расслабить. Смотря в кружку с горячим кофе, предназначенное для того, чтобы каким-то чудом его взбодрить, он видит что угодно, но только не чёрную жидкость. На её месте перед его глазами мелькают воспоминания вчерашнего вечера. И тёмного-тёмного неба, на которое он устало, но вполне удовлетворённо смотрел из окна машины Куро. Ехал тот не спеша. Как будто ему тоже прощаться так скоро не хотелось.

Но день перед «концом света» стремительно заканчивался, а Мисоно осознавал — настолько живым он себя давно не чувствовал. Куро не был волшебником и вообще раздражал своей бесцеремонностью, вот только у него всё равно как по мановению волшебной палочки выходило привносить в маленький и зацикленный на одинаковых буднях мир Мисоно какие-то краски. И не ясно, у него тогда то ли перед глазами всё искрилось, то ли просто звёзды смазывались, пока машина, всего за одни сутки ставшая странно родной, увозила его обратно домой.

Прощание не казалось неловким или натянутым. Ощущалось таким же правильным, как и объятие, в которое он затянул Куро, широко распахнувшего глаза от удивления и несколько секунд простоявшего, не зная, куда деть руки или как правильно обниматься с кем-то настолько ниже его самого.

От воспоминаний Мисоно отвлекает папка с бумагами, любезно оставленная прямо у него перед носом. Он уже и так «от» и «до» всё изучил — их ожидало, при удачных переговорах, сотрудничество с одной игровой компанией, в последние годы создавшей себе достаточно хорошую репутацию. И погрузившись в повторение плана и то, какие темы следует поднять в разговоре, Мисоно не замечает, что представителей другой компании уже привели. Его личный помощник откашливается, привлекая внимание начальника и вынуждая его подняться из-за стола, чтобы провести привычную процедуру обмена вежливыми улыбками и рукопожатием, но едва не спотыкается, видя перед собой…

Наверное, Мисоно меньше удивился бы, окажись сейчас прямо перед ним стремительно несущаяся на здание комета. А Куро, казалось, совсем не удивился. Как знал. Заранее всё знал и лишь по-кошачьи хитро щурился.

Кошки так улыбались. А Куро таким взглядом явно вокруг пальца других обводил. Особенно учитывая, что на его бейджике было написано «Адам».

Приятно ли Мисоно видеть, как тот слегка кривится и старается выглядеть искренне виноватым, стоит при рукопожатии обхватить его руку слишком сильно? Несомненно.

Креативный, блин, директор и вместе с этим ведущий сценарист.

Теперь Мисоно будет намерен выпытать из Адама всё, начиная от того, заранее ли тот всё вчера продумал и заканчивая вопроса с «музой». И нужна ли та ему на более… Постоянную основу.

Конца света могло и на наступить, но вот конец его серым будням наверняка случился ещё в тот миг, когда Адам решил, что заранее узнать своего возможного делового партнёра заранее, восхитительная и совершенно точно не тупая идея (отчасти подкинутая Гиа, но больше в моменте раздражения из-за Адама, в очередной раз уныло жалующегося, что у него закончились идеи, рамен и смысл жить).

Примечание

ну да, конченая я, со мной всё плохо :") взяла написала эту чушь, но зато!! какой же отборной чушью это было, кехкхехке