— Готов, Орнштейн? — спросил Темпест, уже положив одну руку на золочёную перчатку убийцы драконов, а второй готовясь коснуться пламени костра.
Орнштейн кивнул — из-за его дурной переносимости телепортаций всякий раз приходилось убеждаться, что он готов, иначе бы его просто стошнило. Зрелище, которое Темпест сам больше не хотел видеть.
За их плечами лежал очень долгий день, и Темпест уже предвкушал отдых и что приготовит, пока Орнштейн будет отсыпаться.
— Отлично, мы мигом окажемся в соборе.
Темпест в мельчайших подробностях представил костёр у покоев принцессы и ощутил уже знакомое протискивание через время и пространство… и не очень знакомую сильную тошноту.
Странно, обычно это было проблемой Орнштейна… Может, это заразно? Темпесту пришлось опуститься на колени и упереть ладони в пол, чтобы в таком положении переждать приступ.
Когда желудок перестал бунтовать, Темпест обратил внимание, что костёр кажется ему до странного далёким. Обычно он появлялся прямо перед ним, а сейчас он будто бы смотрел сверху. А ещё Темпест заметил одну из рук Орнштейна совсем рядом. Если Темпест верно помнил, тот должен был стоять справа, но там никого не оказалось.
— Орнштейн? — с удивлением Темпест обнаружил, насколько низко звучал его голос. Почти как…
— Маленький Шторм? — слева послышался довольно высокий голос. Он повернулся на звук и увидел… себя. Только тогда Темпест осознал, что сам облачён в знакомый доспех убийцы драконов.
Наконец он сложил все факты.
— Чего?!
— Маленький Шторм, успокойся, — Орнштейн поднял обе руки — руки Темпеста! — в успокаивающем жесте. — Кажется, мы… Обменялись телами. Тут должно быть объяснение… Не паникуй, не паникуй… Проклятие, возьми себя в руки…
Обычно Темпест сделал бы всё, чтобы помочь Орнштейну прийти в себя, но сейчас на него обрушился шквал почти забытых ощущений.
Тело Орнштейна было голодным — и в его случае это значило "умирало с голоду". Желудок будто рухнул куда-то в ноги. К голоду добавлялась и жажда, немного более терпимая, но голова всё равно кружилась. Не помогало и то, что резко Темпест прибавил в росте.
Однако было и ещё кое-что неприятное, что Темпест опознал далеко не сразу. Едва ли не болезненное покалывание где-то в паху. А потом Темпест понял и обе его — Орнштейна? — ладони взлетели ко рту, точно он хотел подавить возмущённый выдох.
— Ты когда в последний раз в уборную отлучался?! — спросил он и бросился в сторону указанной комнаты.
— Маленький Шторм, погоди, ты понятия не имеешь, как броня снимается! — крикнул ему вслед Орнштейн, но Темпеста сейчас всё больше волновало, насколько же плохо тот о себе заботится.
Парой минут спустя они оба сидели на полу перед уборной.
— Что ж, это неловко, — наконец вздохнул Орнштейн после очень долгого молчания.
— Но всё прошло нормально. Хотя мне и не нравится то, как ты себя мучаешь. Надо было сказать, что нужен перерыв.
— Нет, не… Это, — Темпест увидел неловкость на собственном лице. — Ситуация в целом. Наш обмен телами. Надо поговорить с Гвиндолин!
— Не раньше, чем ты… я… мы что-нибудь съедим! — возразил Темпест и удивился, насколько недовольным он может выглядеть — до этого он не подозревал, что его взгляд может быть практически злым. Но милым. Он нашёл милым сам себя. Может, потому, что застрял в теле Орнштейна?
— Я бы предпочёл поговорить с Гвиндолин прямо сейчас, но догадываюсь, что ты упрёшься. Могу я попросить тебя просто перекусить, а полноценную готовку оставить на потом? — Орнштейн скрестил руки на груди, оставаясь поразительно похожим на себя даже в чужом теле.
— Да, конечно.
Орнштейн последовал за ним на кухню, но довольно скоро начал отставать.
— Маленький Шторм, стой!
— А?! — Темпест остановился, потом хихикнул и почесал затылок. — Прости, я привык к широким шагам, чтобы за тобой поспевать.
— А я привык к мелким, чтобы ты не отставал, — проворчал Орнштейн.
Им удалось как-то согласовать темп к моменту, как они добрались до кухни. Там Темпест отыскал яблоко — Орнштейн почти сразу же скривился, — поднял забрало и укусил фрукт.
Мякоть застряла в клыках, но больше Темпеста волновало…
— Вкус! Я его чувствую! Я ничего не пробовал… Годами!
Кажется, у него даже слёзы счастья на глазах выступили. Проклятие отобрало у него ощущение вкусов слишком давно. Потом, конечно, пришлось потратить время, чтобы языком выковырять кусочки яблока из зубов.
— Я хотел тебя предупредить, но ты оказался слишком быстрым.
— Не волнует. Я снова попробовал яблоки, — мечтательно протянул Темпест.
— Просто убедись, что моих зубах ничего не будет, когда мы снова поменяемся, ладно?! — и Орнштейн наградил его ещё одним угрожающим взглядом.
— Ладно.
С огромным трудом Темпест подавил желание погладить Орнштейна по голове. Пусть технически это и было тело Темпеста, проявить привязанность хотелось почти нестерпимо.
— Навестим Гвиндолин.
Уже в гробнице Тёмной Луны Темпесту потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дыхание.
— Фу, это действительно неудобно, ощущать себя таким разбитым после каждого перемещения.
— А мне, для разнообразия, приятно чувствовать себя нормально, — заметил Орнштейн, но сочувственно посмотрел на Темпеста. — Помассируй виски, должно помочь.
— Правда? Спасибо, — Темпест неловко поднялся, всё ещё смущаясь своего роста. — И… Кто будет говорить с Гвиндолин? Просто… У меня твой голос, но я-то не ты… Пламени ради, это слишком смущает!
— Успокойся, маленький Шторм. Я буду говорить.
Орнштейн приблизился к туману.
— Гвиндолин! Прошу, впустите нас. Надо поговорить.
Послышался звук чьей-то телепортации, туман рассеялся и перед ними предстали Гвиндолин.
— Избранная Нежить? Почему ты говоришь прямо как Орнштейн? — спросили они, медленно поворачиваясь к Темпесту… Вернее, для них-то это был Орнштейн. Темпест не удержался и помахал им рукой.
— Объяснять придётся долго. Лучше присесть, — Орнштейн прошёл в гробницу, а Темпест последовал за ним в молчании, хотя Гвиндолин то и дело на них озирались.
Как только они дошли до комнаты в самом конце гробницы, Гвиндолин указали им на стулья и вскоре принесли несколько чашек с чаем. Темпест тут же взял свою, желая в этот раз насладиться и вкусом, а не только теплом, а вот Орнштейн был весьма сдержан.
— Итак, о чём ты хотел поговорить с нами, Избранная Нежить? А ты, Орнштейн, непривычно тих.
— Что ж, откуда бы начать?.. — Орнштейн взболтал чашку, наблюдая за водоворотом, но так и не сделал ни глотка. — Я — Орнштейн. А вот он — маленький Шторм.
Темпест неловко улыбнулся и тихо поздоровался, пока взгляд Гвиндолин блуждал между ними. Наверное, корона надёжно скрывала их глаза.
Повисло до смешного долгое молчание, Темпест даже невольно задержал дыхание и спустя время закашлялся. Сейчас ему нужно было дышать.
— Итак, — наконец Гвиндолин нарушили тишину. — Ты, Орнштейн, говоришь мне, что поменялся телами с Избранной Нежитью.
— Тяжело поверить, знаю, мне тоже нелегко. Вот я тянусь к костру, вот смотрю на него с непривычного ракурса, вот смотрю на себя и…
— Вы правда обменялись телами, — очаровательная улыбка украсила лицо Гвиндолин. — Орнштейн бы в жизни не стал тараторить, не закончив мысль.
— Эй! — Темпест и Орнштейн воскликнули одновременно, переглянулись и хихикнули. Но тут же Орнштейн прочистил горло и вновь стал серьёзным.
— Я надеялся, что вы сможете объяснить, что произошло и как это исправить.
— Избранная… Нежить, — Гвиндолин посмотрели на Темпеста, всё ещё укладывая ситуацию в голове. — Ты говоришь, вы перенеслись с помощью костра?
— Пожалуйста, зовите меня Темпестом, — он поморщился, раздражённый прозвищем из пророчества. — Или мне нужно новое имя? Темпштейн? Орнтест? Нет, звучит ужасно. Оставим Темпеста.
— Маленький Шторм, пожалуйста, — Орнштейн покраснел. Насколько же приятно было видеть его эмоции, не скрытые шлемом.
— Прости, прости. Да мы, обычно путешествуем с помощью Чаши. Обычно я беру Орнштейна за руку, но вообще любого прикосновения достаточно. Орнштейну не слишком нравится телепортация и я теперь понимаю, почему, ведь…
— Погоди, Избран… Темпест, ты сейчас убьёшь горло Орнштейна, произнося так много слов разом, — Гвиндолин хихикнули, когда Орнштейн бросил на них сердитый взгляд. — Думаю, объяснение вашей… проблемы весьма простое. Телепортация — весьма сложный процесс. Для одного существа проблем почти не бывает, но так как вас двое, ваши сознания перепутали тела. То есть, это просто ошибка.
— О, похоже на правду, — Темпест хлопнул ладонью по лбу, металлическая перчатка лязгнула о шлем.
— Гвиндолин, есть же способ вернуть всё обратно? Скажите, что это обратимо, — голос Орнштейна дрогнул, будто перед ним пламя пылало.
— Обратимо. Мы можем смешать зелье, что выдернет ваши души из тел. После вам просто надо вернуться в собственные.
— Великолепно, — наконец Орнштейн сделал первый глоток из чашки и нахмурился. — Прошу, смешайте его сейчас, мы подождём.
— Боимся, тут есть загвоздка, — Гвиндолин обхватили чашку обеими руками. — Понадобится не меньше недели.
Темпест увидел, как Орнштейн побледнел.
— Хотите сказать, мы так застряли на неделю?!
— Других вариантов нет, Орнштейн. Вам лучше отложить исполнение вашей задачи, пока всё не решится. Смотрите на это как на возможность отдохнуть.
Взгляд Орнштейна метнулся от Гвиндолин к Темпесту, а от него — к чашке.
— Верно… Благодарю, Гвиндолин, мы побудем в соборе.
— Мы начнём готовить зелье немедленно и пришлём послание, когда оно будет готово.
— Спасибо, — Темпест поднялся. — Идём, Орнштейн?
Тот лишь кивнул и молча направился за Темпестом. Только подойдя к костру Орнштейн машинально к нему потянулся, но в этот раз Темпест его остановил, поразившись тому, насколько легко это вышло.
— Вообще, Орнштейн, мы могли бы просто прогуляться? Не хотелось бы заставлять твоё тело…
— Хм, конечно…
Они добрались до лифта, и пока Орнштейн пытался заставить его работать, Темпест наклонился и шёпотом спросил:
— Будь честен, неужели неделя в моём теле — настолько ужасная перспектива?
— Что?! — вопрос явно застал Орнштейна врасплох. — Нет, маленький Шторм. Просто… — он отвёл взгляд и тяжело вздохнул. — Твоё тело не различает вкусы, а… А я так ждал возможности съесть что-нибудь твоего приготовления…
— Правда?!
— Не… Не придавай этому больше смыслов, чем есть, ты просто хорошо готовишь.
Вздёрнутый подбородок и скрещенные на груди руки были настолько характерными, что Темпест забыл, что смотрит на своё же тело.
— Но меня не только это волнует… Маленький Шторм, у моего тела есть потребности, которые меня… Смущают, и я понятия не имею, как объяснить.
Орнштейн развёл руками, и Темпест всё понял.
— Если тебе станет легче, я могу глаза закрывать. И… Я обещаю, что не буду прикасаться к твоему телу неподобающим образом.
— Спасибо… И извини…
— Не стоит извиняться. Это всё ещё твое тело, в конце концов.
— И всё же я благодарен за понимание…
Когда они поднимались по лестнице, ведущей в собор, Орнштейн спросил:
— Что насчёт тебя?
— А? — Темпест от неожиданности чуть не потерял равновесие.
— Я говорил о своих границах, твой черёд сказать мне о своих, — Орнштейн не знал, куда девать руки, и смотрел куда угодно, но только не на Темпеста.
— Вот ты о чём. Границы, хм… — Темпест скрестил руки на груди. — Я хочу сказать… Ты уже видел меня голым, так что это не проблема, — Орнштейн покраснел на этих словах, но Темпест этого не заметил. — И, наверное, не стоит и говорить, чтобы ты не готовил эти странные вещи, которые только ты и называешь едой, моему телу не нужно есть и вкусов оно не различает… О! — Темпест хлопнул в ладоши. — Не умирай. Человечность — штука довольно редкая, так что я был бы признателен, останься моё тело живым.
— Конечно.
Темпест улыбнулся, чего Орнштейн конечно же не мог видеть, и они продолжили подниматься по ступеням.
Орнштейн немного успокоился после обещания Темпеста, однако его всё ещё беспокоило, что тело маленького Шторма весьма однозначно реагировало на его собственное — и ничем иным, кроме как вожделением, Орнштейн это признать не мог. Проклятие, он что, находил привлекательным сам себя? Или ему передалась реакция маленького Шторма? На пару секунд Орнштейн даже усомнился, что Темпест сдержит слово, но быстро отбросил эту мысль. Он достаточно знал Темпеста, и тот бы так не поступил. По крайней мере, не в здравом уме… А вот это уже не помогало!
— Орнштейн, осторожнее! — неожиданно крикнул Темпест, и только тогда Орнштейн заметил одного из гигантских стражей, уже готового нанести удар.
Не теряя ни секунды Орнштейн вскинул копьё… Нет, меч, он ведь сейчас был в теле Темпеста, и алебарда стража отбросила его к стене прежде, чем Орнштейн успел отвести удар в сторону. Спина и затылок взорвались болью.
— Ох, нет! — Темпест вступил в бой и… Проклятие, он держал копьё совершенно неправильно, так что оружие казалось куда опаснее для него самого, и Пламени ради, если Темпест умрёт в его теле, то это будет навсегда.
Именно эта мысль заставила Орнштейна вспомнить, что нынешнее его тело принадлежит нежити. А нежить лечилась эстусом.
Темпест всегда держал флягу под рукой. Трясущимися пальцами Орнштейн снял её с пояса и вытащил пробку. На вкус эстус оказался как жидкое пламя.
Рана на голове стянулась, кости начали срастаться, а боль просто растворилась. Очень похоже на чудеса исцеления, которых Орнштейн не чувствовал уже давно. Это почти заставило позавидовать, насколько легко маленький Шторм мог исцеляться, но прямо сейчас ему очень нужна была помощь. И пока Темпест кое-как отбивался, Орнштейн атаковал ноги стража.
Вместе они справились с противником, и Темпест заметил:
— Мы всё ещё неплохая команда.
— Угу, — недовольно притопнул Орнштейн. — Ты моё тело чуть не угробил. Тебе надо поучиться управляться с копьём.
— А, полагаю, снова время учиться.
Орнштейн постарался обойти стражей внутри собора, не чувствуя желания сражаться с ними в таком маленьком и слабом теле.
— Ну и куда ты? — спросил он, когда Темпест неожиданно ускорился.
— На кухню. Того яблока было недостаточно. Да и вообще, неплохо бы твоё тело накормить полноценно.
Орнштейн почувствовал себя странно. Обычно Темпест готовил для него. Он следил за тем, как маленький Шторм готовил, а потом Темпест смотрел, как он ест. Но сейчас Орнштейну не требовалось есть, так что маленький Шторм готовил для себя. Было бы неплохо посмотреть на это, верно? Орнштейну всегда нравилось смотреть, как другие готовят. Смоуг, например. Маленький Шторм на кухне вызывал примерно схожие эмоции… Даже если Орнштейну не хотелось находить ничего похожего. Между ними не было ничего общего.
Уже на кухне Темпест озадаченно посмотрел на доспехи. В них он точно ничего не приготовит, но как их снять? Элитные асторские доспехи были куда проще, а вот сложные крепления доспехов убийцы драконов оказались ему не по зубам. Он даже понятия не имел, как видит.
— Орнштейн… — неловко позвал Темпест, сдаваясь. — Помоги?
Тот вздохнул, но подошёл.
— Я ведь снимал поножи, помнишь? Сперва внешние части, потом — внутренние.
Орнштейн весьма быстро расправился с бронёй, что укрывала ноги, а потом поднял взгляд и вздохнул снова.
— Кажется, мне понадобится стул.
— О, ты не можешь дотянуться, — ни секунды не задумавшись Темпест просто приподнял Орнштейна. — Так дотянешься?
Лицо Орнштейна стало пунцовым, а потом он зарычал, что звучало просто очаровательно из-за высокого голоса.
— Поставь меня обратно.
— Ох, но ты такой милый, — ухмыльнулся Темпест, но действительно опустил Орнштейна на пол. Тот с явным трудом пододвинул стул и наконец избавил Темпеста от оставшейся брони.
— Надо будет научить тебя с ней обращаться, — сказал Орнштейн, когда Темпест снял шлем. Теперь тот остался в подогнанном под фигуру чёрном поддоспешнике и, судя по всему, чувствовал себя вполне комфортно.
Темпест только подумал, что стоило бы найти обувь, но внезапно встретил сопротивление со стороны Орнштейна.
— Иди и найди что-то приличное, немедленно! — последнее слово он буквально рявкнул, отчего Темпест вздрогнул. Орнштейн прижимал ладонь к носу, и между пальцами капала кровь. Носовое кровотечение! У Орнштейна! Очаровательно.
— Ох, эм, ладно, — сказал Темпест, когда осознал масштабы проблемы. — Эстус может помочь.
Затем Темпест быстро пошёл в сторону комнаты Орнштейна. Добравшись, он толкнул дверь — и та слетела с петель.
— Упс, я всё исправлю… Наверное…
Он собирался переодеться, разве что исподнее менять бы не стал. Быстро осмотревшись, Темпест отыскал зелёного цвета штаны и жёлтую тунику, которую подпоясал, а после нашёл пару башмаков. Глянув в зеркало, он нахмурился, заметив, в каком ужасном состоянии волосы Орнштейна.
— И когда ты в последний раз их расчёсывал? — проворчал Темпест, копаясь в поисках расчёски, что заняло неприлично много времени.
Он распустил волосы и в который раз поразился, что грива Орнштейна казалась кровавыми потоками, струящимися по плечам.
— Я знал, что они длинные, но не догадывался, насколько длинные.
Темпест пригладил локоны, снова поражаясь тому, насколько же они мягкие. Не будь в них колтунов — ощущалось бы ещё лучше, так что Темпест решил сперва привести их в порядок, а уже потом идти и готовить.
Эстус действительно остановил кровотечение, но вот ответа, почему у Орнштейна носом пошла кровь, хотя смотрел он на собственное тело, не дал. Отвратительно, ему уже не терпелось вернуть всё на круги своя — но Гвиндолин бы сказали, будь способ изготовит снадобье раньше. А маленький Шторм не появлялся достаточно долго.
Орнштейн ещё минуту или две ходил по кухне, а после отправился на поиски. Наверное, Темпест всё ещё был в его комнате. Сердце ёкнуло при мысли, что маленький Шторм может воспользоваться возможностью и порыскать в его комнате. Нет, Орнштейн не запрещал ему осматриваться, но были вещи, которые считались самими собой разумеющимися. Например, не рыться в чужих вещах.
Собственный — Темпеста? — голос он услышал ещё на подходе.
— Дурацкий… Узел! Почему… Надо… Быть таким… Упёртым?! — рычал и шипел тот. Это чем Темпест там занимался? И почему дверь была просто прислонена к стене, сорванная с петель?
— Маленький Шторм, — обозначил своё присутствие Орнштейн. — Чем ты занят? И почему дверь… — он осёкся, заметив, что Темпест делал с его волосами, — …поломана.
— О, привет, — Темпест улыбнулся, и Орнштейн с удивлением осознал, что его собственное лицо способно на столь солнечное выражение. — Не волнуйся, с дверью вышло случайно, и я всё починю.
— Меня не дверь беспокоит… — пробормотал Орнштейн, а потом воскликнул: — С волосами ты что делаешь?!
— Расчёсываю? — удивление Темпеста было того рода, будто у него только что спросили, мокрая ли вода. — Не знаю, когда ты сам в последний раз подобным занимался, но точно не на прошлой неделе. Они же длинные, их надо регулярно вычёсывать.
— …Ненавижу расчёсываться… — Орнштейн ёжился всякий раз, когда зубья касались прядей, и едва мог смотреть на то, как маленький Шторм распутывает особо упрямые колтуны.
— Объясняет, почему ты не согласился на мою помощь в ванной. И почему тебе в принципе не нравятся прикосновения к волосам, — вспышка понимания мелькнула на лице Темпеста. — Проклятие, это слишком?
— Я, эм, не говорил о волосах ничего, — признал Орнштейн. — И, полагаю… Рано или поздно их следовало расчесать. И раз уж тебе не неприятно… Просто мне тяжело даже смотреть…
— Да я почти, ауч, закончил. А потом отправлюсь готовить. Твоё тело очень голодное. Это ненормально, Орнштейн.
Ох, неужели пришло время маленькому Шторму раздавать нравоучения? Что надо заботиться о себе. Что не стоит ждать до последнего, чтобы потом не извиняться. Что надо говорить о голоде и жажде, чтобы можно было устроить перерыв. Что иногда надо нормально спать в нормальной постели.
Теперь же Темпест задумался, почему Орнштейн так плохо о себе заботился? Очевидно, что самому Темпесту хотелось, чтобы тот чувствовал себя хорошо, и сейчас, находясь в его теле, всё ещё рассматривал это как возможность устроить ему перерыв.
— Кхм… — Орнштейн действительно не знал, что сказать. — Верю, что ты о нём позаботишься.
— Разумеется, — Темпест улыбнулся, и клыки придали этому выражению долю жути. — Подождёшь на кухне? Тут ещё достаточно колтунов.
Орнштейн только кивнул и вышел, уже за отсутствующей дверью проведя ладонью по волосам уже Темпеста, значительно более коротким и неожиданно мягким. Захотелось их взъерошить, но Орнштейн удержался — это казалось странным. Так что он просто в тишине ожидал Темпеста на кухне.
— И я справился! — громко объявил Темпест, отчего Орнштейн вздрогнул — он бы в жизни так не сказал, но собственный голос сейчас принадлежал не ему. — Посмотри, какие мягкие! Тебе стоит уделять расчёсыванию больше времени!
В подтверждение своих слов Темпест переложил собранные в хвост волосы на плечо, так что кончики даже коснулись столешницы, и Орнштейну пришлось признать, что давно уже он не видел их в таком хорошем состоянии.
— Впечатляет, маленький Шторм, — только и сказал он. Орнштейн и так знал, какова его грива на ощупь, да ещё не хотел трогать её чужими руками.
— Наконец-то время накормить твоё тело… И что готовить? Я ел слишком давно, чтобы выбрать, — кажется, Темпест даже задрожал в предвкушении, что лишний раз напомнило о том, что Орнштейн сейчас вкусы ощущать не может. Он почувствовал, что… завидует. Но ведь маленький Шторм заслужил получить удовольствие от еды спустя столько лет!
— Если хочешь узнать моё мнение, я ждал возможности попросить говядину в медовом соусе и с фасолью. Может, моё тело всё ещё этого хочет?
— Звучит неплохо, — согласился Темпест и заметался по кухне в поисках ингредиентов и посуды.
Тело Орнштейна было куда крупнее, чем он привык, и потому Темпест постоянно тянулся выше, чем надо, несколько раз больно стукнулся и тихонько шипел. Но даже это меркло в сравнении с другой проблемой.
Ладони Орнштейна были огромными! Вскоре Темпест смотрел на кое-как порезанную говядину, повсюду стекал мёд, а бобы были размяты в неузнаваемую кашицу.
— Орнштейн… Может, твои проблемы с готовкой на деле связаны с твоими размерами?! — Темпест всплеснул руками и покосился на Орнштейна.
— Маленький Шторм, ты прекрасно знаешь, что я могу спутать соль с сахаром…
Умение готовить было лучшей чертой Темпеста, но тело Орнштейна словно нивелировало это достоинство. Хотя даже столь печальное блюдо всё ещё выглядело намного более съедобным, чем то, что готовил сам Орнштейн.
— Как бы там ни было, я привыкну. А сейчас надо в конце-то концов накормить твоё тело, оно помирает с голоду.
Темпест вздохнул, прежде чем развести огонь в печи. Орнштейн же указал ему на фартук, от которого Темпест пришёл в восторг — на ткани оказалась вышивка, изображавшая льва. Славно было бы поглядеть на самого Орнштейна в таком фартуке, но сейчас приходилось оттирать мёд.
В итоге же на тарелку легло худшее блюдо из когда-либо приготовленных Темпестом, по его же собственному мнению. Он взял нож с вилкой и принялся за еду.
Тысяча оттенков вкуса словно бы взорвалась на его языке. Темпест просто сидел и тупо смотрел в стену, вилка выпала из его руки со звоном.
Как же ему не хватало возможности чувствовать вкусы. Это ощущение было великолепным, восхитительным… слишком ярким. От него даже спёрло в груди.
— Маленький Шторм?! Всё хорошо?! Поговори со мной! — панически затряс его Орнштейн, глядя на Темпеста его же голубыми глазами, очаровательно встревоженными. Неужели лицо Темпеста было столь милым?
— Ох, извини. Я просто оказался сбит с толку. Мне не приходилось ничего пробовать многие годы, а тут и яблоки, и чай, и полноценное блюдо, пусть и не лучшее, но всё же мной и приготовленное. Мне не стоило торопиться.
— Просто дышать не забывай. Мне показалось, ты в обморок грохнешься.
— Конечно.
Всякий раз, как Темпест проглатывал очередной кусочек, глаза становились всё более и более влажными — а потом он просто разрыдался от счастья, что ещё больше встревожило Орнштейна.
— Всё нормально, я просто… Счастлив. Может, наш обмен телами и случайность, но я снова могу ощущать вкусы, так что… Спасибо.
Темпест улыбнулся, и как-то рефлекторно руки Орнштейна прижались к груди в том месте, где билось сердце. Настала уже очередь Темпеста беспокоиться, но кажется Орнштейну ничего не угрожало.
— Я тут приберусь, — сказал Темпест, — и пойду посплю. Нормально, если я использую твою кровать?
— Да, конечно… Полагаю, она наиболее удобна… Но не утруждай себя уборкой, маленький Шторм, я и сам справлюсь.
— Уверен? — Темпест уже снял фартук и повесил его на спинку стула. — Тогда доброй ночи, увидимся утром.
— Доброй ночи, маленький Шторм.
Дверь в комнату Орнштейна всё ещё грустно стояла, прислонённая к стене.
— Ой, стоит заняться сперва ей…
Вопреки ожиданиям дверь легко встала на место — петли оказались не сломаны. После же Темпест отыскал ночную рубашку, собрал огненную гриву в обычный хвост и только тогда почувствовал жажду. Может, чай притушил первоначальный порыв, но Темпест был абсолютно уверен, что одной чашки Орнштейну не хватало.
Кувшин на столике оказался пуст.
— Полагаю, придётся идти за водой…
Сперва он направился к фонтанчику и на обратном пути решил завернуть в уборную, чтобы ночью не вставать.
— Проклятие, быть живым — всегда такая морока? Нежити столько времени тратить не приходится.
Темпест улёгся и прикрыл глаза. Нежить могла спать, хотя это и давалась нелегко, но измождённое тело Орнштейна провалилось в сон крайне быстро.
Орнштейн же тем временем отдраивал кухню от остатков мёда, пока полы не заблестели, и перемывал посуду. Смоуг бы им гордился.
Когда Орнштейн увидел, как плачет Темпест, то очень ярко осознал: нынешнее его тело принадлежит нежити, и это значит не только исцеление с помощью эстуса. Это значило ещё и отсутствие голода и жажды, необходимости посещать уборную… и усталости.
Так что ему предстояло провести целую ночь в теле, которое не испытывало никаких потребностей. Да, Темпест говорил, что может спать, но ещё упоминал, что этому пришлось научиться заново, и Орнштейн очень сомневался, что освоит этот навык за неделю.
Потому он и предложил убрать на кухне — надо было хоть чем-то себя занять, чтобы дождаться утра и не начать думать. И о том, что его тело сейчас представляет собой, по сути, конструкт, и о том, что он на самом деле чувствует к маленькому Шторму, а Темпест испытывает к нему.
Продвигалась уборка нелегко, тело Темпеста ощущалось… Слабым. Ненормально много усилий приходилось тратить, чтобы совершить элементарные действия. Орнштейн даже почувствовал стыд за то, что огрызался или жаловался на Темпеста. Тот не увиливал от учёбы, а действительно не мог лучше. Наверное, стоит извиниться.
После того, как даже фартук был выстиран и повешен на просушку, Орнштейн выглянул в окно. Сложно было сказать, сколько времени заняла уборка, ведь солнце Анор Лондо всходило и гасло по воле Гвиндолин. Ночью же иллюзии спадали, и раз уж они были божеством луны, то именно луна на самом деле не покидала небеса.
Так что Орнштейн мог сказать лишь то, что стало темно. Он вздохнул и отправился искать себе новое занятие.
В итоге он привёл в порядок и остальные комнаты, подкрасил выписанные на дереве портреты рыцарей Гвина, перебрал одежду Смоуга, поражаясь тому, насколько же она большая на человеческий взгляд. Смоуг и без того был крупнее Орнштейна, но тело Темпеста, кажется, могло просто утонуть в ворохе его одежды.
Но солнце всё ещё на небосводе не появлялось. И почему ночи так тянутся? Орнштейн даже успел полить травяной сад, срезать урожай и даже собрать несколько пучков из трав на просушку.
Закончив работу, Орнштейн принюхался — и понял, что вспотел. Кажется, стоило принять ванну.
Зайдя в ванную он ощутил лёгкий укол вины — сам-то запретил Темпесту сюда ходить, чтобы тот не пялился на определённые части тела, а теперь Орнштейн собирался раздеться полностью, чтобы вымыться. Впрочем, маленький Шторм столь категоричных запретов не выдвигал. Проклятие, как только они снова поменяются телами, придётся мыться немедленно — нести спустя неделю будет знатно. И всё только потому, что… Он не хотел думать об этом. Воля бы Орнштейна — он бы и в уборную Темпесту запретил ходить, но сейчас оставалось только рассчитывать, что маленький Шторм сдержит обещание.
Орнштейн сбросил одежду и по привычке потянулся распустить волосы, совершенно забыв, что у Темпеста они куда короче. Ощущалось странно — только единожды Орнштейну довелось носить короткие волосы, и то потому, что Арториас случайно отхватил больше, чем надо.
Это был ужасный год. Интересно, Темпест тоже испытывал проблемы с внезапно отросшими волосами?
Орнштейн даже не заметил, что просто сидел и смотрел в стену. О нет, он начал думать. Он попытался сосредоточиться на том, чтобы отмыться дочиста. Может, даже излишне, потому что обычно бледная кожа Темпеста покрылась множеством красных пятен. Орнштейну стало неловко, и когда он оделся, то хлебнул эстуса, слегка завидуя, насколько же легко устраняются любые повреждения.
К неудовольствию Орнштейна на улице всё ещё было темно. И чем ещё он мог заняться? Бродя по пустынным залам он почуял приятный запах и пошёл на кухню, на которой застал… Темпеста, окружённого множеством блюд из яиц.
— О, привет, Орнштейн, — помахал ему Темпест, и по ночной рубашке стало понятно, что он только встал. — Я рано проснулся и решил попрактиковаться в разбивании яиц, раз уж меня так обеспокоила невозможность нормально готовить в твоём теле.
— Я заметил, — Орнштейн прошёл внутрь кухни, испытывая облегчение от того, что больше не один. — И как идёт?
— Сперва — не так хорошо, как хотелось, — Темпест кивнул на миску, где Орнштейн увидел содержимое яиц, перемешанное со скорлупой. — Но потом набил руку и начал готовить, раз уж у меня была гора разбитых яиц. В итоге приготовил омлет, болтунью, глазунью, рис с яйцами, а когда я не смог вспомнить другие самостоятельные блюда — сделал пудинг и пирог.
Темпест махнул в сторону стола.
— Вот сейчас собираюсь печенье делать.
— Рад, что ты вернул свои кулинарные таланты, маленький Шторм. Один вопрос: есть это кто будет?!
— Я. Мне не терпится попробовать, и я собираюсь воспользоваться выпавшим шансом!
— Маленький Шторм, я понимаю, что моё тело большое, но даже в него столько не влезет. Тебя просто стошнит.
— Орнштейн, это будут мои проблемы, не твои, — Темпест принялся вырезать печенье формочками.
— Тело всё ещё моё, — зашипел Орнштейн, заставив Темпеста комично съёжиться, учитывая их нынешнюю разницу в размерах.
— Ох, верно… Я поделюсь с Гвиндолин… — Темпест с тоской посмотрел на еду. Ему, видимо, и правда хотелось всё это съесть.
— Хорошо, можешь попробовать всё, — Орнштейн отвёл взгляд. — Просто не переусердствуй.
— Понял. Спасибо, Орнштейн, — Темпест одарил его одной из тех улыбок, от которых сердце билось чаще. Ух, ему стоило вернуться в броню, Орнштейн не хотел знать, что его лицо способно улыбаться так.
А Темпесту дважды повторять не надо было. Как только печенье оказалось в печи, он пододвинул к себе тарелку, на которую выложил всё, что хотел съесть и даже зеленью посыпал. Орнштейн смотрел на это отсутствующим взглядом.
— Почему ты прилагаешь столько усилий, чтобы просто поесть?
Темпест повернулся так резко, что чуть не упал, и упёр руки в бока.
— Орнштейн, еда — это не только про то, чтобы набить желудок. Это и про красоту. Куда приятнее есть с правильно сервированной тарелки, чем из той, куда небрежно всего накидали.
Орнштейн прежде не задумывался, насколько тщательно Темпест подходил к подаче блюд. Ему ведь и в голову не приходило поблагодарить маленького Шторма за то, с какой заботой тот готовил. Что ж, кулинарная магия определённо подчинялась Темпесту.
— Полагаю, ты прав…
Сегодня Темпест ел не так быстро, как вчера, словно пытался распробовать каждый кусочек. И, похоже, готовка была выше всяких похвал — как и всегда.
— Лгать не буду, мне станет не хватать чувства вкуса. Когда мы обменяемся снова, — Темпест вытер губы полотенцем.
— А я с нетерпением жду, когда оно ко мне вернётся… — пробормотал Орнштейн и тут же об этом пожалел, ведь глаза Темпеста зажглись восторгом.
— Ох, Орнштейн, ты только что признал, что тебе нравится, как я готовлю! — Темпест подскочил на месте и свалил не только стул, но и стол, отчего тарелка упала на пол и разлетелась на кучу осколков.
— Проклятие… Надо убраться. В любом случае надо, — Темпест обвёл рукой беспорядок на кухне и пошёл за метлой.
— Стой! Не беспокойся, я займусь этим позже.
— Но это я бардак устроил, Орнштейн.
— Да, но… Ты готовил, будет справедливо, если я уберу, — быстро произнёс Орнштейн, понимая, что действительная причина заключалась в том, что он просто хотел чем-то занять день. Тело без потребностей заставляло его чувствовать себя всё более и более чуждым этому миру.
— Как скажешь, — Темпест передал метлу Орнштейну, а после вытащил печенье. — Слишком горячие, чтобы есть их сейчас. Слушай, я пока схожу переодеться, встретимся позже?
— Подожди меня в комнате, мне надо кое-что показать… — взгляд Орнштейна остановился на доспехах, которые он ночью аккуратно сложил в углу. — О, и броню с собой возьми.
— Все части?! — немного ошеломлённо спросил Темпест. — Она тяжёлая!
— Ты сейчас в моём теле, маленький Шторм, — слегка улыбнулся Орнштейн. Уж он-то знал, что его сил точно хватит, чтобы унести собственные доспехи, в конце концов, он носил их большую часть дня.
— Точно. Как я мог забыть?
Ещё немного поломав голову, как бы унести всё за раз, Темпест вынес броню с кухни, а Орнштейн тем временем убрал ту еду, что планировал отнести Гвиндолин попозже.
Когда Темпест сгрузил доспехи в комнате Орнштейна, он поразился грохоту. Удивительно, что сам убийца драконов перемещался совершенно бесшумно — или это Темпест так привык к лязгу? Когда Темпест решил переодеться, он перебрал вещи и с закрытыми глазами выпутался из исподнего Орнштейна. Надевать свежее пришлось тем же способом, задаваясь вопросом, почему Орнштейн предпочитает именно такое бельё. Оно казалось тесным и непривычным, ничего общего с набедренной повязкой Темпеста.
Одевшись подобающе, Темпест заинтересованно покосился на доспехи. Когда их носил Орнштейн, они казались очень лёгкими. Может, сохранилась мышечная память?
Спустя минут пятнадцать Темпесту пришлось признать, что он понятия не имеет, как надеваются доспехи драконоборца. Всякий раз, как ему казалось, что он закрепил одну из деталей правильно, другая наотрез отказывалась подходить. Расстроенный, он решил просто дождаться Орнштейна. И взгляд снова упал на зеркало. Точно, он ведь не вычесался. Стоило озаботиться этим до того, как вернётся Орнштейн, чтобы он снова не взбесился.
Темпест взялся за расчёску, на этот раз решив не распускать волосы, а разобрать узелки прямо так. Отражение хмурилось от лёгкой боли, и Темпест задумался, каких выражений он никогда не видел на лице Орнштейна только потому, что тот всегда носил шлем.
Темпест взглянул на дверь, но Орнштейна поблизости не было слышно, так что на губах его расцвела хитрая ухмылка. Наверняка Орнштейн бы себе такой не позволил даже в шлеме, но тем интереснее.
Он улыбнулся — и сердце ёкнуло. Орнштейн никогда не позволял себе чего-то большего, чем приподнять краешек губ. Ох, сколько бы Темпест отдал, лишь бы увидеть искреннюю широкую улыбку… Он нахмурился, но Орнштейн хмурился достаточно часто, чтобы смотреть на это было не столь интересно. Темпест попробовал ещё несколько выражений лица, тихо посмеиваясь, совершенно убеждённый, что Орнштейн на полную пользовался возможностями закрытого шлема. Он склонил голову набок и приподнял бровь, оскалился, — довольно угрожающе, учитывая клыки, — попытался рассмеяться, чему изрядно помогла попытка представить, как бы Орнштейн на это отреагировал, но смеялся так сильно, что пришлось вытирать слёзы. Размышляя над следующими выражениями Темпест невольно задержал взгляд на руках и груди Орнштейн.
Мог ли он?.. Вроде, Орнштейн ещё не подошёл, так что Темпест мог полюбоваться на то, как перекатываются под тканью и кожей мышцы. Ничего удивительного, что Орнштейн так легко подхватывал Темпеста.
— О, какой же ты сильный, — пробормотал Темпест, вертясь перед зеркалом.
— И чем это ты занят?
Темпест вздрогнул и резко повернулся к Орнштейну?
— И давно ты здесь стоишь? — спросил он, задаваясь вопросом, сколько Орнштейн видел.
— Только подошёл. И вовремя, судя по тому, что ты занимаешься чем-то странным.
— Я… Я просто… — Темпест почувствовал, как неуместно было бы сказать, что он просто хотел увидеть эмоции Орнштейна. — Я никогда не был столь физически развит… — он понадеялся, что оправдание сработает.
— Заметно. Мне потребовалось тащить моё же копьё обеими руками, и даже так оно показалось мне тяжёлым. В любом случае… — Орнштейн указал на броню. — Пришло время научить тебя надевать её.
Спустя час Орнштейн уже рычал в нетерпении.
— Сколько раз я должен повторить? Сперва — поножи, потом — кираса, следом — наручи и перчатки, дальше — наплечники. Доспехи состоят из слоёв, может тебя метафора с луком на мысль натолкнёт. Ты ведь носил элитные рыцарские доспехи!
— Да, но они куда проще твоей брони. Слишком много креплений, я иногда в принципе не понимаю, зачем… — в этот момент Темпест воевал с наплечниками. — И почему я ещё не надел сапоги?
— Сабатоны. И они надеваются в последнюю очередь, их надо будет просто соединить с поножами, это наименьшая из проблем, — пояснил Орнштейн, обходя Темпеста и с тихим вздохом забрался на стул. — Вот, наплечники на месте. Давай наденем наручи…
— Как у тебя это получается так легко? И что такое наручи? — Темпест определённо плавал в терминологии.
— Броня, которая защищает предплечье. Их следует закрепить прежде, чем защиту локтя и перчатки, — первый вопрос Орнштейн просто проигнорировал.
— И ты всё это сам делал?! Разве рыцарям не положены оруженосцы? — поинтересовался Темпест, всё ещё впечатлённый тем, насколько легко Орнштейн со всем этим справлялся.
— Положены, но мне никогда не нравилось перекладывать эту обязанность на других, так что пришлось учиться самостоятельно справляться. У меня были столетия для практики, но тебе удалось обойти даже меня в самый первый раз.
— Имей снисхождение, ты ведь был серебряным рыцарем, так? Ты привык к доспехам, — и Темпест просто позволил Орнштейну заниматься креплениями.
— Был, — коротко бросил Орнштейн, а потом снова погрузился в объяснения.
— Что ж, теперь мы можем выйти, — сказал Темпест, когда броня была надета полностью, но Орнштейн его остановил.
— А теперь ты снимешь доспехи и наденешь их снова так, как я объяснял.
— Орнштейн… — заскулил Темпест, но одного восхитительно строгого взгляда хватило, чтобы он смирился.
Покинули комнату они только после того, как Темпест смог без помощи справиться с большей частью элементов брони.
— Что теперь? — спросил он, беря копьё. Любое привычное оружие теперь казалось Темпесту слишком маленьким, но он бы действительно предпочёл меч. Но заставлять тело Орнштейна сражаться чем-то, кроме копья, виделось настоящим богохульством.
— А теперь идём на тренировочную площадку. Неплохо бы уметь себя защитить, если вдруг придётся сражаться в непривычном теле.
— Как скажешь.
Вскоре они уже стояли на небольшой площади рядом с костром и его хранительницей.
Темпест ждал, пока Орнштейн подберёт себе что-нибудь по нынешнему размеру.
— Мне нужно копьё, которое я смогу поднять… О, копьё серебряного рыцаря? Отлично, — Орнштейн взвесил копьё в руке — и даже в чужом теле его стойка казалась безупречной. Вот, что значило истинное мастерство.
— Уверен, что получил его, когда сражался с серебряными рыцарями.
— Да, иногда они оставляют после себя вещи. Маленький Шторм, покажи мне свою стойку.
Темпест переминался с ноги на ногу, пока не обнаружил удобное положение, но Орнштейн только поморщился. И Темпест был свято уверен, что это выражение за последние сутки пребывало на его собственном лице ненормально часто.
— Нет, нет, так не годится, ты всё делаешь неправильно, колени не сгибай так сильно, спину выпрями, плечи расслабь…
— Чего? Одновременно? Да как это должно сработать?! — кажется, Темпест услышал хруст в спине, когда попытался исполнить требуемое.
— Ты на руки свои посмотри. Копьё стоит держать под крестовиной, не над. Главное твоё преимущество сейчас — дистанция, и следует использовать её разумно. Тебе ведь ещё за обстановкой следить, чтобы было достаточно места для выпада.
— Так? — Темпест поправил хватку, одновременно пытаясь удержаться в положении, что описывал Орнштейн.
— Почти… Давай покажу.
Орнштейн намного естественнее взял копьё.
— Так ты сможешь не только колоть, хотя это и самое основное применение копья. У него клинок находится на конце, в отличие от меча, так что разрывать дистанцию с оппонентом придётся часто.
Свои слова Орнштейн подкрепил действием, и Темпест даже отступил — слишком уж близко просвистело оружие.
— Я учил тебя обращаться с мечом, потому что тот более универсальный и проще в освоении. Копья совершенно иначе парируют, но так как я этим не пользуюсь, то и сражаться с копьём научу тебя иначе.
— Как скажешь. Начнём?
Добрая часть дня была потрачена на тренировку. Кажется, Орнштейн с головой ушёл в обучение и даже попытался показать Темпесту более специфичные приёмы, но для того это оказалось уже слишком сложно. Под конец Темпест почувствовал себя совершенно измученным. Со скрипом Орнштейн даже разрешил ему принять ванну не снимая белья и отпустил обратно в собор.
Орнштейн задержался на площадке подольше. Хотя навыки и остались при нём, тело Темпеста было куда слабее, чем он привык. Оказалось тяжело удерживать копьё одной рукой, большинство прыжков стало попросту невозможным да и выдохся он куда раньше.
Он остановился, признав бесполезность дальнейшей тренировки. Тело Темпеста было мёртвым, единственное, что могло его усилить — чужие души, а всё, что оно могло отточить — это навык, который Орнштейн и так освоил в совершенстве. Но теперь он лучше понимал, почему Темпест обычно оставался в пределах его удара.
Орнштейн задержался, чтобы убрать устроенный ими беспорядок. Не то чтобы они успели наследить, но Орнштейну никогда не нравилось оставлять после своих упражнений бардак. Сможет ли он сражаться, если понадобится? Маленький Шторм обычно полагался на уловки, но стиль боя Орнштейна, сформированный столетиями рыцарства, был куда прямолинейней.
Поднимаясь по ступеням он задумался, может ли он сотворить какое-нибудь чудо. Концентрировалась ли вера в теле или в разуме? Наверное, стоило попробовать, у Темпеста вполне могли найтись простые талисманы-катализаторы.
Острая боль пронзила грудь.
Нет… Он совершенно забыл о стражах! Орнштейн едва успел потянуться к фляге на поясе, как второй страж завершил начатое. Голова взорвалась болью…
А потом Орнштейн очнулся у костра. Он сейчас… Умер? Орнштейн посмотрел на иссохшие руки и застонал. Маленький Шторм просил только об одном, и вот именно это и случилось — он умер.
Может, если он просто использует человечность, а потом найдёт ей замену, Темпест и не заметит…
— Ох, Орнштейн! Что я говорил?!
Он замер и медленно обернулся. Темпест держал в руках таз для умывания и нервно пристукивал ногой.
— Маленький Шторм, я… — Орнштейн действительно не знал, что должен сказать.
— Не важно, просто верни мне человечность, когда мы вновь поменяемся, — отмахнулся Темпест, ещё больше ошеломив Орнштейна, но потом всё же спросил: — Ты как?
— А? Я… Я думаю, нормально…
— Хорошо. Первая смерть довольно болезненная, но к этому привыкаешь. Я умирал достаточно, чтобы это почти на меня не влияло. Хуже, когда все вокруг тебя начинают опустошаться.
Орнштейн долго смотрел на Темпеста, прежде чем отыскать человечность и сжать в ладони. Маленький Шторм оказался куда сильнее, чем выглядел на первый взгляд. Не физически, морально. Даже на грани опустошения он продолжил искать помощи.
Орнштейну бы подобное и в голову не пришло…
Как только тело восстановилось, Орнштейн сел рядом с костром, обхватив колени. Что он сделал со своей жизнью? Возможно, пришло время задуматься.
Темпест про себя хмыкнул и вернулся в комнату Орнштейна с наполненным тазом для умывания. Он ожидал, что Орнштейн мог умереть, и был рад, что смерть не травмировала его слишком сильно. Кажется, тот больше волновался, что нарушил обещание.
Может, потому, что Орнштейн долго ждал смерти? Темпест задумался, а не было ли для него разочарованием вернуться? Сам Темпест помнил, что пытался свести счёты с жизнью бесчисленное количество раз, когда все остальные в Прибежище стали опустошёнными, но из раза в раз просыпался в своей камере — наверное, костёр возвращал его к жизни, а охрана, когда она ещё была, оттаскивала за решётку.
Дверь в комнату снова чуть не слетела с петель. Со вздохом Темпест поставил таз и вновь попытался приладить её на место, и только после этого разделся до исподнего и принялся обтираться.
Так шрамы стали ещё заметней. Конечно, Темпест видел их и раньше, но сейчас мог оценить во всех подробностях. В основном на коже Орнштейна отпечатались ожоги, особенно на левой руке. Иногда встречались рубцы от оружия. Особенно большой шрам пересекал грудь, несколько таких же свежих крест-накрест виднелись на ногах. Наверное, их нанёс Темпест, и… Нет, он не хотел думать об этом.
Странно, что на лице не осталось ни одного шрама. Может, шлем надёжно защищал голову — Темпест прекрасно знал, что в бою Орнштейн без него не появлялся.
За каждым из этих шрамов стояла история. На теле самого Темпеста приметных следов не осталось, их стирал либо эстус, либо возрождение у костра.
Знак Тьмы, разве что, отличался, знаменуя первую смерть. Символ проклятия нежити.
Но Темпест больше не мог его ненавидеть. Без знака Тьмы он бы никогда не познакомился с Орнштейном. Астора всё равно давным-давно пала, до Темпеста доносились слухи, так что вернуться он бы и не смог. Потому он и сказал Орнштейну, что хотел бы открыть трактир у дороги, временное пристанище для тех, кому некуда возвращаться.
В задумчивости он закончил мыться, вытерся и направился на поиски Орнштейна, чтобы провести с ним вечер. В конце концов, он хотел послушать про шрамы.
Шли дни, и Темпест всё больше и больше обживался в теле Орнштейна. Жизнь вошла в рутинную колею, он просыпался, одевался, вычёсывал волосы, — для него оставалось загадкой, как Орнштейн мог терпеть обилие колтунов, — посещал уборную, готовил завтрак, всякий раз новый, и ел.
Орнштейн обычно ждал его на кухне, наблюдая за процессом готовки, и убирал её, пока Темпест пытался совладать с доспехами. И обычно Орнштейн заканчивал со своими обязанностями раньше и ему приходилось помогать Темпесту. После же они тренировались почти до обеда, когда Темпест вновь отправлялся на кухню, и либо продолжали упражняться до вечера, либо расходились.
Хоть это и могло показаться скучным, Темпесту хотелось, чтобы мирная жизнь продолжалась подольше. Конечно, нельзя было отложить задачу, возложенную на Избранную Нежить, тело и разум которой рано или поздно подверглись бы опустошению, но помечтать тоже хотелось. На мрачных землях Лордрана надежда важна как никогда.
Темпест только-только закончил обедать и уже подумывал вздремнуть, когда Орнштейн вошёл в кухню с таким выражением лица, что Темпест невольно съёжился, напрочь забыв, что именно он сейчас крупнее.
— Маленький Шторм, не хочешь объяснить, почему все двери западного крыла сорваны с петель? — спросил Орнштейн, скрещивая руки на груди, явно зная ответ.
— Ну… — Темпест понимал, что хорошего объяснения нет и не будет. — Мне жаль, но я постоянно забываю, насколько ты сильный, Орнштейн. Обычно мне приходилось прикладывать намного больше усилий, чтобы их открыть, так что я случайно их теперь ломаю. И я решил попрактиковаться на дверях в западном крыле… И раз уж я и их сломал, то решил оставить их в таком состоянии, пока мы не поменяемся телами, чтобы не чинить их всякий раз…
Орнштейн тяжело вздохнул.
— Я даже злиться на тебя не могу, маленький Шторм, — сухо сказал он. — И потому, что ты честен, и потому, что кроме нас в соборе никого нет.
— Нас и титанитового демона.
— Да, титанитового демона, о котором ты не позаботился…
— Мне и так было тяжело до вас добраться, Орнштейн, я бы не стал усложнять себе жизнь демоном, который не покидает комнаты. Может, займёмся им сейчас?
— Нет. Ты недостаточно усвоил мои приёмы, а я могу опять случайно погибнуть. Одного раза вполне хватило, — покачал головой Орнштейн. — У тебя были планы? Потому что я хотел тебе кое-что показать.
— Вздремнуть, — честно ответил Темпест. — Должен дать твоему телу выспаться.
— Я высыпаюсь, — Орнштейн зашипел и отвернулся. — Отлично, я пока займусь дверями в западном крыле, найди меня там.
Темпест пожал плечами, не особенно понимая, зачем Орнштейну чинить двери, раз уж ими всё равно никто не пользуется, а сам Темпест их всё равно сломает. Даже в комнате Орнштейна дверь уже просто стояла, прислонённая к косяку.
Проснулся Темпест из-за сухости в горле и сразу же потянулся к кувшину, который наполнял каждый вечер свежей водой. И только после отправился в западное крыло, где действительно нашёл Орнштейна, уже покончившего с дверями и теперь смотрящего в стену.
— Что-то не так со стеной? — окликнул его Темпест, и Орнштейн подскочил от неожиданности.
— Ох, да… Выглядит довольно унылой. Может, я бы мог её расписать…
— Зачем? — немного сконфуженно спросил Темпест, удивлённый тем, что Орнштейн захотел сохранить собор. Разве совсем скоро ни не покинут его навсегда? Смысл расписывать стену, если её никто больше не увидит? Вряд ли титанитовый демон способен был оценить.
— Затем, — отрезал Орнштейн, и Темпест понял, что этот разговор окончен. В конце концов, ничего дурного в этой причуде не было. Может, она передалась от тела Темпеста — он всегда искал способ украсить таверну.
— Ты хотел что-то показать, — напомнил Темпест.
— Пошли.
Орнштейн двинулся в сторону трофейной комнаты, где прохаживались два серебряных рыцаря.
— Практиковался в парировании? — шутливо спросил Темпест, но Орнштейн покачал головой.
— Смотри.
Глаза Темпеста расширились, когда копьё молний врезалось в обоих рыцарей и обратило их в прах.
— Что? Как? Я даже текст этого чуда не видел! Кажется, для этого надо присоединиться к ковенанту Воинов Солнца, а я уже стал слугой повелителя Могил.
— По чистой случайности, — почти зашипел Орнштейн.
— Эй, ты всё равно запретил мне исполнять условия договора, — попытался Темпест его успокоить.
— Вот и славно. Отвечая на твой вопрос… Я долго думал, с чем связана вера. Пришлось потратить несколько дней, но я смог воззвать к чудесам. Теперь в бою от меня будет польза.
— Впечатляет… Стой, ты ночью практиковался?
— Да, твоё тело всё равно не спит.
— Может, ему и не надо спать, но оно может. Бодрствовать столько времени ненормально, у тебя голова кругом пойдёт без отдыха. Не могу одобрить, что ты не пытаешься передохнуть, — с лёгкой досадой произнёс Темпест.
— С удовольствием бы поспал, если бы знал, как! Понятия не имею, как уснуть, если не устал! — под конец Орнштейн уже практически кричал.
— Потому что ты мало спишь и обычно, что возвращает нас к началу разговора. Если ты хочешь спать, то постарайся очистить голову. Ни о чём не думай, смотри в потолок или даже глаза закрой. Если вспомнишь, что не можешь устать, — придётся начинать сначала.
— Звучит проще, чем есть на деле…
— Ты слишком много думаешь, в этом и проблема. Зачем волноваться о том, чего не изменить? После отдыха ты почувствуешь себя лучше, даже если ты нежить. А без него все вот эти размышления просто забьют твою голову. Поверь, мне тоже потребовалось время, но когда сидишь в камере — бодрствовать особо не хочется. И думать тоже.
Темпест неожиданно умолк.
— Теперь, когда я говорю об этом, то вижу одну из причин, почему я чуть не опустошился… В любом случае, сон всё ещё важен для нежити, хотя нам и не надо спать так часто, как живым. Думаю, тебе стоит попробовать, даже если у недели бодрствования и не будет последствий. Научишься спать как нежить — в живом теле будет проще.
— Я… Я попробую.
Темпест слабо улыбнулся Орнштейну.
Этим вечером Орнштейн уже лежал в постели, размышляя, чем занять ночь, если уснуть вопреки обещанию не удастся, когда к нему заглянул Темпест.
— Знаю, что это всё временно, — он сел рядом, — и я особенно не задумывался, потому что когда-то был живым, но у тебя нет никаких проблем с тем, что?..
Темпест не договорил, и Орнштейн понимал, почему.
— …Что оно мёртвое?
Темпест смущённо кивнул. Вместо прямого ответа Орнштейн спросил:
— Хочешь сказать, моё тело тебя не беспокоит?
— Сперва я был ошеломлён. Я и забыл, каково это — чувствовать голод, жажду и… иные потребности, — он осёкся, словив взгляд Орнштейна. — Слишком много разом навалилось. Я совсем не помнил, сколько всего нужно, чтобы чувствовать себя хорошо. Нельзя просто встать и пойти, я даже от сна отказаться не могу, не то что от еды. Я так долго был нежитью, что жизнь кажется мне странной, но она потрясающая. И я должен поблагодарить тебя, Орнштейн.
— Ты всегда так легко принимаешь происходящее. Меня это восхищает, маленький Шторм, потому что я не понимаю, как у тебя выходит. То, что с тобой случилось, сломало бы кого угодно, но ты продолжаешь улыбаться, ведь случившееся невозможно изменить.
— После сотой смерти к ней привыкаешь и начинаешь учиться. Зачем отчаиваться, если можно попробовать снова, пока не добьёшься успеха? На жизнь начинаешь смотреть совершенно иначе, если воскресаешь.
Некоторое время Орнштейн молчал, прежде чем зарыться пальцами в волосы.
— Маленький Шторм, когда я умер в твоём теле, это было шокирующе. Я… Я давно ждал смерти и ты знаешь, что меня разочаровало, когда ты меня не добил. Но тогда… Тогда я ощутил боль и вернулся. И в этом не было ничего хорошего, ничего похожего на освобождение, которого я искал. Не будь я нежитью, ощущалась бы смерть так же? Нашёл бы я то, что ожидал, или просто бы… перестал существовать?
— Я не знаю, куда души уходят. Может, засыпают? А иногда — не желают, моя сумка полна такими.
Орнштейн вытащил один из мягко сияющих сгустков.
— Души тех, кто сдался.
— Нежити, что опустошилась настолько, что не желает даже двигаться. И даже так у них остаётся душа. Или её сила. Я слышал, однажды все опустошённые сгорят в Пламени. Не думаю, что освобождение настолько легко получить…
Несмотря на сердитый взгляд Орнштейна Темпест погладил его по голове и хихикнул — всегда хотел это сделать.
— В любом случае, жить куда приятнее, не так ли? Есть множество вещей, которые стоит ожидать, каждый день несёт новые возможности. Разве могу я уснуть, не ожидая, что приготовлю завтра? Знаешь, я всегда хотел прожить свою жизнь полноценно, но… Она оборвалась довольно быстро.
— Но ты не сдался. Почему? Почему ты не сожалеешь о том, что произошло? Проклятие буквально отобрало у тебя жизнь, которую ты желал!
Голос Орнштейна почти срывался, а вот Темпест заговорил спокойно и размеренно:
— Иначе я бы не встретил тебя. Лучшее, что со мной случалось.
Орнштейн уставился на Темпеста, открыл рот, будто хотел что-то сказать, но тут же закрыл, переведя взгляд на душу в руках. Из глаз закапали слёзы.
— Я не понимаю… — шмыгнул он. — Совсем не понимаю…
— Всё нормально, ты и не должен, — Темпест снова погладил его по волосам, и на этот раз Орнштейн не возражал.
Спустя день или около того после этого разговора Темпест застал Орнштейна, аккуратно несущего ведро краски. На лестнице стояло ещё три. Орнштейн планировал одно за другим тащить?
— Тебе помочь? — Темпест указал на вёдра. Орнштейн вздрогнул, видимо, настолько сосредоточенный на своей задаче, но потом кивнул.
— Было бы неплохо, спасибо, маленький Шторм, — но на лице его мелькнуло то самое кислое выражение, возникающее всякий раз, когда он осознавал слабость тела Темпеста.
— Хорошо.
Темпест легко подхватил вёдра — для тела Орнштейна это не составило никакого труда. Может, и третье утащит? Орнштейн был правшой, так что в правую же руку он взял и оставшееся ведро.
— Маленький Шторм, не думаю, что это — хорошая идея… — с тревогой произнёс Орнштейн.
— Всё нормально, они почти ничего не весят, — и Темпест принялся спускаться по лестнице, спустя несколько шагов понимая причину чужого волнения.
Приходилось балансировать и медленно идти, чтобы ни капли краски не пролилось на ступени. Темпест поглядывал на те вёдра, что держал в правой руке, но с каждым шагом становилось всё проще и проще, и на последней ступеньке Темпест воскликнул:
— Смотри, Орнштейн, всё нормально!
И именно на последней ступеньке он оступился. Рефлекторно Орнштейн бросился на помощь и оказался придавлен собственным массивным телом. Но что куда хуже, вся краска оказалась на полу и на Темпесте. Орнштейну же хоть тут повезло.
— Ауч, ты в порядке? — Темпест ощупал голову и поднялся.
— В порядке, — Орнштейн свирепо посмотрел на него. — Посмотри, что ты наделал! Ты весь в краске! Пойди в ванную и умойся!
— А? Но, Орнштейн, я не думаю, что по твоим правилам я справлюсь. Отмыться с закрытыми глазами будет сложновато, — Темпест уже чувствовал, как высыхает краска на коже, и надеясь, что ничего не попало на пах. Туда ему точно руки тянуть нельзя!
— Просто… Иди уже. Глаза завяжешь, а я помогу, — зарычал Орнштейн, и Темпесту оставалось только подчиниться.
Он нашёл повязку на глаза прежде, чем раздеться. Долго ждать не пришлось.
— И почему ты ещё не в воде? — спросил Орнштейн.
— Потому что я ничего не вижу.
— Ох, точно, — Орнштейн взял его за руку, и Темпест покраснел, пока шёл к воде.
— И что теперь?
— Я отмою тебя от краски. Вернее, моё тело. Серьёзно, маленький Шторм, как можно было упасть в последний момент?
Сперва Темпест не ответил. Интересно, замечал ли Орнштейн, как тело Темпеста реагировало на его собственное? Судя по всему — нет, он был слишком занят мытьём.
— Язык проглотил, маленький Шторм? — вместе с вопросом Темпест услышал звук отжимаемой тряпки.
— Прости. Это было самоуверенно. Мне стоило взять два ведра и даже с ними не торопиться.
— Отлично.
Орнштейн принялся оттирать Темпеста от краски, которая покрыла руки и шею особенно, ведь их не прикрывала одежда, — но вот только краска просочилась и сквозь ткань…
То, что Темпест ничего не видел и только чувствовал, а Орнштейн работал молча, делало ситуацию только хуже. Пришлось сдерживаться, чтобы не начать стонать, когда Орнштейн оттирал его бёдра, потому что был свято уверен, что это не то, что Орнштейн позволил бы своему телу.
Так что было облегчением, когда Орнштейн вылил на него ведро воды и принялся вымывать краску из волос.
— Сейчас я рад, что ты в моём теле, ощущения должно быть ужасные.
И Темпест согласно кивнул, каждая попытка отмыть краску от очередной пряди заставляла морщиться от боли. Когда Орнштейн закончил, он, похоже, критически осмотрел плоды своих трудов.
— Даже туда попала? — пробормотал он и Темпест резко выдохнул, когда Орнштейн действительно коснулся его там.
Вот теперь он точно не мог ни о чём думать! Темпест, конечно, старался, даже представил самую омерзительную из когда-либо виденных вещей — тот дракон с пастью вместо живота показался чудесным вариантом, — но в итоге сдался.
— Маленький Шторм, какого демона?!
— Я ничего не могу сделать, когда ты меня трогаешь! Я пытался! — Темпест почти плакал.
— Разберёмся. Как-нибудь!
Темпест услышал плеск, а в следующую секунду на него обрушился поток ледяной воды, мгновенно выгнавший из головы дурные мысли.
— Помогло? — спросил Орнштейн.
— Д-да, — Темпеста трясло от холода. — Скажи, что ты закончил.
— Да… Да, — Орнштейн немного помолчал, но продолжил: — Прости, маленький Шторм, я даже не подумал о последствиях. Может, потому, что уже мыл тебя после нашей первой вылазки в Архивы.
— Потому я и не возражаю, что ты видишь меня голым, — Темпест всхлипнул, но на этот раз от того, что кожа покрылась мурашками. — Можно я согреюсь, прежде чем ты меня вытрешь?
— Конечно.
Темпест погрузился в тёплую воду, слыша, что Орнштейн тоже решил вымыться — вернее, вымыть тело Темпеста.
Когда они вытерлись и оделись, ситуация показалась Темпесту до смешного абсурдной. Орнштейну пришлось мыть собственное тело, используя тело Темпеста, но ему бы точно не понравилось, поменяйся они ролями.
— Не вижу ничего смешного, — покосился Орнштейн на хихикающего Темпеста.
— Прости, Орнштейн, — тот глубоко вдохнул. — Обещаю больше не пачкаться.
— Надеюсь.
Вдвоём они вернулись к лестнице, чтобы теперь отмыть пол от краски.
В день, когда от зелья их отделяла всего одна ночь, Темпест очень долго стоял перед плитой.
— И чего ждёшь? Ты уже полчаса на неё смотришь, — заметил Орнштейн.
— Это последний день, когда я могу нормально есть, ведь Гвиндолин настаивают, что зелье надо принять утром, вот и думаю, что приготовить. Хочу попробовать много всего, но не хочу возвращать тебе тело с болью в желудке… — Темпест склонил голову набок.
— …Переживу, — отозвался Орнштейн, и Темпест просиял.
— Спасибо! — и он практически подхватил Орнштейна и закружил по кухне.
— Маленький Шторм, прекрати! — рявкнул Орнштейн. Темпест робко улыбнулся и поставил его на пол.
— Прости, я забываю, насколько ты сильный. Мне будет этого не хватать.
— Зато двери с петель срывать не будешь. Позволишь мне выбрать для тебя блюда?
— Конечно.
Остаток вечера они провели за готовкой и пробой получившегося. Темпест даже сдался и сделал горошек в яблочном соусе — и, вопреки ожиданиям, ему даже понравилось! Наверное, всё дело в теле Орнштейна, вряд ли кто другой оценил бы.
Утром живот всё-таки не болел — Темпест догадался выпить травяного чая. Но стоило отдать должное телу Орнштейна, еду оно переваривало отменно, не испытывая никаких проблем.
Совершив утреннюю рутину, Темпест надел доспехи — всё ещё с помощью Орнштейна, — и они направились в гробницу Тёмной Луны.
— Что ж, это был ценный опыт, — сказал Темпест.
— Не спорю, — согласился Орнштейн. — Но я рад, что он подходит к концу.
— Знаешь, я буду скучать по еде, но уже готов вернуться в своё тело.
— Даже если оно не-живое?
— Я привык. И мне не придётся беспокоиться, что я умру или не смогу избавиться от травм. У нежити есть преимущества.
— …Прости, не хотел обидеть.
— Всё нормально, Орнштейн, — Темпест улыбнулся под шлемом. — Просто разберёмся с этим маленьким недоразумением и продолжим путешествие.
Орнштейн кивнул, когда они уже стояли перед туманными вратами.
— Ах, вот и вы, — поприветствовали их Гвиндолин. — Идёмте, зелье надо вдохнуть.
Они скользнули в комнату, приглашая за собой, и поставили на стол две чаши, накрытые тканью.
— Садитесь. Накройте лица тканью и ждите нашего сигнала. Когда вы вдохнёте пары зелья, ваше сознание отделится от чужого тела и вернётся в своё.
— Готов, Орнштейн?
— Готов, маленький Шторм.
Темпест снял шлем, чтобы ничто не мешало парам, и взял ткань.
— Сработает лучше, если вы будете друг друга касаться, — заметили Гвиндолин. — Вы ведь за руки держались, когда всё случилось, мы правы?
— Правы… — пробормотал Темпест и почувствовал, как Орнштейн сжимает его ладонь.
— Отлично. Мы подогреем зелье и по нашей команде вы глубоко вдохнёте.
Минута или две понадобилось, чтобы от чаш повалил пар, и Темпест почувствовал, что погружается в дрёму… А когда открыл глаза, то уже смотрел на всё сверху вниз. Взгляд упал на их соединённые руки.
— Вот оно как, — пробормотал Темпест, ничего на самом деле не слыша, ведь его восприятие себя скорее было связано с его воспоминаниями о себе. Рядом колыхалось другое существо, похожее на Орнштейна.
— Увидимся на той стороне, — улыбнулось оно и оба они поплыли вниз.
Когда Темпест вновь открыл глаза, он смотрел на лицо Орнштейна. Убийца драконов снова улыбнулся и убрал руку.
— Доброе утро, маленький Шторм, — сказал он.
Темпест усмехнулся и откликнулся:
— Доброе утро, Орнштейн. Что хочешь на завтрак?