Зов из глубины

Чарльз всегда слышал зов моря. Он родился в Йорке, далеко от воды, но всё равно чувствовал сильную, неразрывную связь с ней. Ветер, дувший с моря, не выл, а пел на незнакомом языке, в шуме волн Чарльз отчётливо различал слова. В воде жило нечто, спало где-то в глубине, но зов его не утихал — звенел в голове вместе со множеством человеческих голосов, которые не позволяли Чарльзу подчиниться стихии. Но сейчас эта песня заглушала собой все остальные мысли.

Море разбушевалось: волны разбивались о скалистый берег, поднимая фонтаны из белой пены, холодный ветер стонал почти жалобно, а тяжёлые тучи целиком застелили ночное небо. Чарльз бездумно смотрел в тёмную, практически чёрную воду, и пытался понять, что же в ней таилось.

Оно звало.

Оно нуждалось в помощи.

Чарльз сглотнул и закрыл глаза, вдохнул солёный воздух полной грудью. Он посвятил морю почти четыре века своей жизни, а море каждый раз дарило ощущение свободы, которой так не хватало на суше. Помочь ему в ответ будет честно. Нужно всего лишь нырнуть глубже и взглянуть на прячущегося в мутной тьме.

В мае вода ещё была холодной, но Чарльз чувствовал себя в ней намного лучше. Выходя из гавани в Атлантический океан или Северное море, он принимал облик русала: менял человеческие ноги на рыбий хвост, отращивал плавники на спине и обнажал жабры, обычно скрытые между рёбрами. Дышать водой было так привычно, так правильно, что возвращаться к берегу совсем не хотелось.

Время растворилось в быстром течении. Люди, война — всё осталось далеко на суше, почти в прошлой жизни. Теперь ничего не имело значения, только бесконечный океан и зов, доносящийся из его глубин. Странное чувство, ранее незнакомое и по-звериному сильное, велело плыть на юго-запад. Где-то там гулко билось чужое сердце, не похожее ни на одно из тех, которые когда-либо Чарльз видел.

Оно извивалось, будто запутавшееся в водорослях, и скулило, как раненый зверь.

Оно металось.

Оно жаждало свободы.

Когда Чарльз при всём желании не смог бы услышать ничего, кроме воя, на воду опустился туман. Видеть в предрассветном мраке было трудно, но ночное зрение улавливало вдали очертания линкора. Немецкого линкора.

Оглушительный рёв вырвал из вязкого оцепенения.

Чарльза прошибло мелкой дрожью. Он чувствовал всем своим существом, как что-то огромное стремительно приближалось к кораблю. Нет, дух не может навредить человеку, пока находится за пределами материальной реальности. От этой мысли пересохло во рту.

Оно хотело, чтобы его выпустили.

«Они нарушили мой сон. Они привели Боль к порогу моей обители. Дай мне убить эту гниль», — впервые за всё время шум в ушах сложился во что-то осмысленное. Голос был хриплым, гортанным, куда больше напоминавшим животное рычание, чем человеческую речь. Но зверь был прав. Его потревожили — он мстил. Чарльз медленно кивнул и прикрыл глаза. Хранители создали Грань между реальностями, и они же могли Грань стереть.

Над морем загорался рассвет, едва различимый за бледной пеленой тумана. Чарльз, а вместе с ним и разбуженное существо, теперь видел линкор отчётливее и едва сдерживал желание блаженно оскалиться. Ощущение невероятной силы, пульсирующее под кожей, опьяняло и требовало себя освободить. Кто он такой, чтобы отказать?

Корабль покачнуло. На палубе завозились, — кто-то из матросов явно почуял неладное, — но было слишком поздно. И без того неспокойная вода вспенилась, будто закипела, а после взорвалась фейерверком брызг. Исполинских размеров змей скрылся настолько же неожиданно и быстро, насколько появился, но лишь для того, чтобы пойти на таран.

Чарльз прекрасно чувствовал, как жёсткая чешуя царапала обшивку, а мощные челюсти с шильями острых зубов сминали всё, что попадалось на пути, будь то холодная сталь или горячая человеческая плоть. Людские крики, скрежет разломанных механизмов и хлопки от выстрелов смешались в сплошную какофонию, разобраться в которой было совершенно невозможно.

Море окрасилось алым, стало металлически-солёным и тяжело оседало на языке, пить из-за него хотелось только больше. Никогда ещё запах и вкус свежей, почти живой крови не будоражили настолько сильно, не окунали рассудок в жаркое марево голода. Змей довольно рычал, оборачиваясь вокруг линкора тугими кольцами, но Чарльз различал в рыке слова и повторял их словно в бреду.

Он дорвался до свободы.

Он наконец-то стал по-настоящему сильным.

***

— Ваша милость, как?.. — Чарльз жестом прервал матроса.

Голова раскалывалась, будто он несколько дней кряду проводил умерших в последний путь, но проклятый зов наконец утих. Видимо, та тварь насытилась одним потопленным кораблём и вернулась в свою обитель.

— Где я? — голос больше напоминал глухой лай старого пса; Чарльз скривился и прочистил горло.

— Линкор «Родни», в-ваша милость, — растерянно ответил светловолосый парень, то и дело поглядывая куда-то в сторону. — Примерно шестьсот километров к западу от французского побережья.

«Шестьсот километров… — эхом отозвалось в голове. — Сколько я, чёрт побери, проплыл?»

— С Вами всё в порядке? — матрос выглядел настолько непонимающе-напуганным, что Чарльз задумался, не увидел ли тот огромного морского змея и учинённый им беспредел. Ответ, впрочем, оказался намного проще: — У Вас, ну… Хвост…

Повисло неловкое молчание. Хвост, точно!

— Прошу прощения, в океане проще с хвостом, чем ногами, — Чарльз коротко усмехнулся и поспешил укрыться туманом, чтобы не показывать перевоплощение и так напуганному парню.

Вернувшаяся одежда неприятно липла к мокрому телу, сковывала движения и заставляла мёрзнуть даже в тёплом костюме-тройке, но на то, чтобы высушить себя, сил не хватало. Вокруг все суетились, особо не обращая внимания ни на самого Чарльза, кутающегося в своеобразный плащ, ни на сидящего рядом с ним матроса. Неудивительно, если подумать: моряки, особенно британские, к Хранителям и их причудам привыкли первыми.

Из воды вытаскивали тех, кто ещё не успел утонуть, и воздух звенел от их ужаса. Пусть это и были немецкие солдаты, Чарльз по-человечески сочувствовал им. Он хорошо помнил, как полтора века назад столкнулся с морским чудовищем, отдалённо напоминавшим гигантского осьминога, и не смог спасти своих людей во время кораблекрушения. Их всех съели живьём, а Чарльз чувствовал это. Отвращение вперемешку с горечью снова неприятно стиснуло горло.

— Ваша милость, — от мыслей отвлёк голос всё того же матроса. — Может, Вы знаете, что произошло? Когда мы прибыли на место, «Бисмарк» уже затонул.

Чарльз мотнул головой, прогоняя наваждение, и сжал губы. Конечно же он знал. Предпочёл бы забыть. Хранитель может убить, безусловно, особенно защищая своих людей, но никогда не испытает от этого облегчения и — тем более — радости. Но что-то внутри довольно урчало, когда кровь ужасающе-красивыми пятнами расплывалась по воде, и Чарльз не хотел думать, как и откуда это что-то в нём появилось.

Линкор покачнулся, будто его ударили по днищу. Недостаточно сильно, чтобы повредить, но вполне ощутимо, чтобы напугать. Немецкие матросы замерли, британские непонимающе переглянулись, а Чарльз вскочил на ноги, стараясь не замечать колючую боль в них, и подбежал к краю палубы. Вода снова бурлила.

Оно всё ещё было рядом.

В этот раз змей — нет, морской дракон — появился без рёва, выплыл медленно, словно и не собирался вовсе ничего топить. В лучах восходящего солнца светлая чешуя блестела подобно серебру, делая дракона похожим на величественно-пугающую статую, а фиолетовые глаза мерцали, как два больших аметиста. И смотрели на Чарльза так, будто он был божеством.

В голове снова появился туман, а неразборчивый шёпот заглушил мысли. «Позволь мне вернуться», — в словах зверя теперь не ощущалась угроза. Чарльз заторможенно кивнул. Его опять начало знобить.

Дракон ожил, едва ощутил, как недалеко от него размылась Грань, и, издав протяжный высокий вой, отдалённо похожий на пение кита, неспешно скрылся под водой. Застывшие матросы выдохнули почти одновременно, стоило хвосту с мощным плавником исчезнуть из виду.

Рёбра сдавил невидимый обруч, и воздуха стало мало. Окружающие звуки вернулись слишком резко, острыми иглами впились под кожу и болезненно ввинтились в виски. Чарльзу хотелось зажать уши и побыстрее сбежать от шума, но ноги подкосились, едва он попробовал отойти от плескавшегося за бортом океана.

Кто-то из матросов вовремя оказался рядом и схватил Чарльза за локоть, не позволив ему свалиться в холодную воду. Короткая вспышка боли отрезвила и заставила протереть глаза свободной рукой. Дышать всё ещё было тяжело, но дрожь начала постепенно отступать. Морской дракон теперь казался лишь жутким порождением воспалённого сознания, но Чарльз по лицам людей понимал: они тоже всё видели.

В воздухе повис закономерный вопрос: что это было?

— Эт-то утоп-пило наш к-корабль, — на ломаном английском выдавил кто-то из немцев.

Чарльз сглотнул и прислушался. Дракон должен был уплыть и затеряться в другой реальности, но его присутствие всё ещё ощущалось где-то там, снова манило в океан. После тяжёлой ночи и правда не будет лишней пара часов плавания…

От внезапного осознания стало тошно: всю свою жизнь он слышал зов стража и лишь по воле Времени потопил корабль врага, а не свой.